Болонская кадриль - Эксбрайя Шарль - Страница 8
- Предыдущая
- 8/39
- Следующая
— Я уверен, что месье Субрэй его уже ищет, — проговорил образцовый слуга, раскланиваясь со стоящими вокруг него дамой и господами.
Вся компания настолько ошалела от удивления, что никто даже не шевельнулся.
Пока мэр застегивал воротничок и приводил себя в порядок, стражники схватили Субрэя и осторожно повели к выходу. Однако в конце центрального прохода Жак вдруг снова рванулся к главе администрации Болоньи.
— Синьор подеста! — возопил он.
Услышав это, столь почитаемое ими, обращение, стражники по привычке застыли по стойке «смирно» и, конечно, отпустили пленника.
— Вы не можете поженить Тоску и Санто Фальеро! — продолжал кричать Жак.
— Это почему же, синьор?
— Потому что она моя жена перед Богом!
Большая часть аудитории благоговейно затаила дыхание. Заговорив о Боге, в Италии непременно найдешь внимательных слушателей. Мэр отнюдь не был исключением из правила и, несмотря на явное недовольство Лудовико Матуцци и шумное негодование синьоры Фальеро, не стал затыкать Субрэю рот.
— Очень смелое заявление, синьор! А вы можете предъявить какие-нибудь доказательства?
— Она ждет от меня ребенка!
Никакое уважение к городской магистратуре не смогло удержать публику от взрыва эмоций. Одни громко возмущались столь неслыханным бесстыдством, другие, радуясь скандалу, запятнавшему репутацию семейства, которому они всегда отчаянно завидовали, не скрывали торжества. Журналисты торопились поскорее сообщить сенсационное известие в редакции своих газет. Окончательно сбитый с толку мэр уставился на Тоску… Девушка, казалось, остолбенела, не в силах понять, то ли она ослышалась, то ли Жак и в самом деле опозорил ее перед всем собранием. Лидия Фальеро потеряла сознание и тяжело рухнула на мужа, а тот, изо всех сил пытаясь ее удержать, растерянно спрашивал соседей:
— Что такое? В чем дело?
Дино Ваччи, сотрясаясь от неудержимого хохота, согнулся пополам, а его сестра бросилась к дочери.
— О, Тоска! Почему же ты ничего мне не сказала?
— Да закончится это когда-нибудь или нет? — орал, не двигаясь с места, Лудовико Матуцци.
— Столь серьезное препятствие к браку совершенно меняет дело, — сердито огрызнулся мэр.
Все Фальеро, считая и пришедшую в себя Лидию, являли живую картину оскорбленного семейства.
— Он врет, синьор! — вырвавшись из материнских объятий, крикнула мэру Тоска. — Врет, чтобы попытаться помешать мне выйти замуж! А делает он это потому, что любит меня и знает, что я тоже его люблю!
— Тоска! — взвыл Санто Фальеро.
— Ты с ума сошла? — зарычал Лудовико Матуцци, по-прежнему не двигаясь с места.
— Девочка моя, по-моему, ты немножко запуталась… — не без ехидства заметил Дино Ваччи. — Либо ты ошибаешься в своих чувствах, либо в избраннике. А как по-твоему?
Лидия Фальеро, будучи на грани истерики, повисла на руке у мужа.
— Какой позор! — стонала она. — Мы обесчещены!
Доменика Матуцци повернулась к мэру.
— Вы не находите, что нынешние девушки — на редкость сложные создания, дон Феличано? — умиленно проворковала она.
Мэр чувствовал, что его престиж падает с каждой минутой. Как утопающий последним отчаянным усилием пытается вырваться на поверхность затягивающего его круговорота, несчастный сановник закричал, перекрывая шум толпы:
— Да, нахожу, синьора графиня, но это не повод, чтобы все Матуцци один за другим делали из меня козла отпущения! Синьорина Матуцци, приказываю вам уважать полномочия, которыми я облечен, и это место! Итак, согласны ли вы взять в мужья присутствующего здесь Санто Фальеро? Да или нет?
— Я запрещаю тебе, Тоска! — рявкнул Жак.
Вот этого-то ему говорить и не следовало. Девушка взвилась как ужаленная.
— Вы не имеете права запрещать мне что бы то ни было! — воскликнула она и, снова повернувшись к мэру, добавила: — Да, я согласна! Да! Да! Да!
— Хватит и одного «да». А вы, Санто Фальеро, согласны взять в жены присутствующую здесь Тоску Матуцци?
— Да.
— В таком случае объявляю вас законными супругами! А теперь, синьоры, позвольте мне…
Но всем так хотелось обсудить потрясающую сцену, свидетелями которой они стали, что продолжать эту ни на что не похожую церемонию не стоило и пытаться. Те, кто стоял поодаль, уже расходились, а стоявшие и сидевшие в первых рядах мечтали только о том, как бы поскорее раззвонить сногсшибательную новость по всему городу. И каждый боялся, что его опередят.
Субрэю вдруг показалось, что из него выкачали всю энергию.
— Теперь вы можете меня отпустить, — сказал он держащим его стражам. — Все кончено…
В голосе молодого человека звучало такое безнадежное отчаяние, что охрана, ни на секунду не усомнившись в его искренности, отступила. Тем временем Тоска, так бесповоротно решившая свою судьбу, горько рыдала, не обращая внимания на неловкие утешения новоявленного мужа. Граф Матуцци, не глядя в сторону мэра, подошел к дочери.
— Ты выставила нас на посмешище, Тоска! Нескоро я прощу тебе этот день! Ну, поехали в Сан-Петронио!
Субрэй продолжал стоять в покинутом публикой зале. Эмиль Лауб подошел и почтительно протянул ему кейс.
— Мы позволили себе подобрать то, что вы, несомненно, забыли.
Француз пожал плечами:
— Я нашел кейс, зато потерял Тоску…
— Мы были свидетелями драмы, месье.
— Вы меня осуждаете, Эмиль?
— Нам, скорее, грустно, что месье не сумел найти достаточно убедительных слов.
— Это было очень нелегко…
— А нам-то казалось, месье привык преодолевать куда большие трудности…
И снова Жаку показалось, что метрдотель над ним издевается.
— Не понял… Что вы имеете в виду, Эмиль?
— Только то, что убедить югославов, чехов и прочих венгров покупать капиталистическую лапшу должно быть весьма деликатной задачей… А теперь, покорнейше просим прощения, но неотложные дела призывают нас в особняк Матуцци…
Эмиль ушел, и Жак тоже собрался последовать его примеру. На пороге он обернулся и окинул прощальным взглядом стол мэра. Несчастный подеста печально поник в кресле, один из помощников обмахивал его веером, другой почтительно похлопывал по рукам. Дон Феличано страдал от несварения — внутри застряла так и не произнесенная речь.
Совершенно забыв о преследователях, охочих до секретных документов, якобы зашитых в крышку кейса, Субрэй, вне себя от горя, отправился в Сан-Петронио, надеясь в последний раз посмотреть на ту, что его предала. В церкви он смешался с толпой прихожан. Собор казался ему огромным кораблем, а Тоска, вознесенная над толпой чуть ли не к самым хорам, превратилась в недосягаемую, сверкающую звезду. Шло торжественное богослужение. Вокруг священников порхали стайки служек. Хор пел Баха. Две кардинальских мантии яркими пятнами выделялись среди церковной позолоты. Это была великолепная церемония, но Субрэй был не в состоянии оценить всю ее торжественность. У него не укладывалось в голове, что Тоска безвозвратно потеряна… Тоска… никогда еще она не казалась ему такой милой и дорогой! В полной растерянности молодой человек пытался сообразить, что теперь делать. Ремесло секретного агента больше ничуть не привлекало Жака — не оно ли отняло у него счастье? И впервые за последний час он вспомнил о кейсе. Француз по-прежнему машинально сжимал его в руке, почти не чувствуя веса. Ах, ну и черт с ним! Пускай забирают! Сейчас ему на это совершенно наплевать! Вот только лучше бы сначала его прикончили, избавив от груза бессмысленного существования. Зачем Жаку жизнь, если с ним больше не будет Тоски?
Церемония закончилась. Жак наблюдал, как уходит клир, а новобрачные и их родители перебираются в большой зал принимать поздравления друзей. Вместе с толпой гостей графа Матуцци Субрэй тоже направился туда, движимый самыми благородными побуждениями. Он хотел попросить у Тоски прощения и пожелать ей счастья. Желающие поздравить молодых выстроились в длинную очередь, но когда наконец подошла очередь Жака, вокруг уже почти никого не осталось. При виде молодого человека Тоска сильно побледнела.
- Предыдущая
- 8/39
- Следующая
