Волшебный напиток - Энде Михаэль Андреас Гельмут - Страница 18

• Предыдущая
• 18/31
• Следующая

— Хе-хе! Не сомневайся.

— Вельзевульчик! Как же ты это сделал? — с завистью и почтительно спросила ведьма.

— Сложные научные операции вряд ли доступны твоему пониманию, милая тетя, — ответил Бредовред. — Видишь ли, теплота и движение существуют во времени, которое течет в положительном направлении. Если брызнуть на предмет отрицательными моментами, иначе говоря, пустить в ход частицы так называемого антивремени, то положительные и отрицательные моменты взаимно уничтожатся. Огонь станет холодным и неподвижным — что нам и требовалось.

— А потрогать можно?

— Ну конечно.

Ведьма с опаской прикоснулась к поверхности зеленой чаши, затем спросила:

— Ты не мог бы научить меня этой премудрости, маленький мой?

Колдун отрицательно покачал головой:

— Секрет фирмы, тетя!

Мертвый парк, окружавший со всех сторон виллу «Ночной кошмар», был не слишком большим. Находился он в центре города. Однако едва ли кто-то из жителей близлежащих улиц когда-либо его видел — прежде всего потому, что парк был обнесен трехметровой каменной стеной.

Однако волшебники умеют создавать еще и невидимые преграды — например, преграду забвения, или преграду печали, или преграду заблуждений. Вот и Бредовред возвел вокруг своих владений, с внешней стороны каменной стены, незримый барьер из страха и ужаса. Всякий любопытный, наткнувшись на эту преграду, немедленно бросился бы наутек, а уж о том, чтобы заглянуть поверх стены, и речи быть не могло.

Лишь в одном месте в стене были ворота с заржавленной железной решеткой, но и здесь заглянуть в Мертвый парк было невозможно — вид закрывала высокая густая изгородь из черного терновника. Бредовред открывал ворота только тогда, когда выезжал на своем магомобиле. Но поездки он совершал редко.

Когда-то в Мертвом парке, который в те времена, кстати, не назывался Мертвым, росли прекрасные высокие деревья и пышные кусты. Но теперь все они стояли голыми — и не только потому, что на дворе была зима. В течение многих десятков лет колдун производил над растениями жуткие научные опыты. Он воздействовал на их рост и развитие, не давал им размножаться, выцеживал их жизненные соки и в конце концов замучил все растения до смерти. Теперь в Мертвом парке деревья, словно в предсмертной мольбе, тянули к небу сухие изувеченные ветви, но никто не мог услышать их безмолвной жалобы. Птиц в Мертвом парке давно уже не было ни зимой, ни летом.

Маленький толстый котишка брел, по брюхо увязая в снегу, ворон то скакал по сугробам, то пытался взлететь, но жестокий ветер швырял его назад. Кот и ворон шли молча — они берегли силы, ведь путь был ох какой нелегкий…

Высокая каменная стена была пустяковой преградой для Якоба, другое дело — для Мяуро. Но котишка вспомнил, что в стене есть ворота — через них он когда-то проник во владения колдуна. Кот и ворон шмыгнули сквозь завитушки железной решетки.

Незримый барьер из страха также не был для них преградой, ведь колдун соорудил его специально как защиту от людей и сделал его из человеческого страха перед призраками, фокус заключался в том, что даже самый отъявленный скептик, очутившись в зоне барьера, внезапно начинал верить в существование призраков и с перепугу сломя голову бросался прочь.

Большинство животных, как и люди, боятся привидений. Но кошки и вороны боятся их меньше, чем другие птицы и звери.

— Скажи, Якоб, — тихо заговорил Мяуро, — ты веришь в привидения?

— Конечно.

— А ты видел когда-нибудь привидение?

— Сам не видел, но все мои родичи в былые времена вечно кружили над виселицами, на которых болтались повешенные. А еще мои предки гнездились на крышах замков, где водятся привидения. В тех замках призраков было хоть пруд пруди. Но мои родичи никогда с ними не ссорились. По крайней мере я о таком не слыхал. Наоборот, с иными привидениями они были добрыми друзьями.

— Вот-вот, мои предки тоже водили дружбу с призраками, — расхрабрившись, сказал Мяуро.

Они одолели незримый барьер и очутились на городской улице.

Окна высоких домов светились по-праздничному, люди готовились к веселой встрече Нового года. По мостовой лишь изредка проезжали автомобили, прохожих почти не было видно, а тот, кто встречался, шел быстро, надвинув шапку на лоб, спешил поскорей добраться домой.

Никто в целом городе не чуял беды, никто не знал, что затеяли колдун и ведьма на вилле «Ночной кошмар». И никто не обращал внимания на маленького толстого кота и облезлого ворона, которые пустились в путь и шли ради спасения мира навстречу неведомым опасностям.

Поначалу кот и ворон подумывали, не будет ли самым простым обратиться к первому встречному на улице. Но они скоро отказались от этой мысли. Во-первых, едва ли обыкновенный человек поймет их мяуканье и карканье. (Он, пожалуй, еще заберет их домой да посадит в клетку!). Во-вторых, оба понимали, что зверю или птице почти не приходится рассчитывать на успех, если они просят помощи у людей. Это было проверено уже тысячу раз. Даже когда в интересах самих людей было бы прислушаться к голосу живых тварей, призывавших на помощь, люди оставались глухими. Они не раз видели кровавые и горькие слезы животных, но все равно обращались с ними ничуть не лучше, чем обычно.

Нет, нельзя было надеяться на скорую и решительную помощь людей. Но если так — кто поможет? Якоб и Мяуро этого не знали. Они просто брели все дальше и дальше. По улице, где снег был убран, идти было легче, и все-таки кот и ворон продвигались вперед очень медленно — из-за сильного ветра, который дул им навстречу. Впрочем, если не знаешь, куда идти, то не слишком торопишься.

Они довольно долго брели молча, затем Мяуро заговорил:

— Якоб, может быть, настали последние часы моей жизни. И потому я непременно должен сказать тебе одну вещь. Я никогда не поверил бы, если бы раньше мне кто-то сказал, что я подружусь с птицей, да еще с вороном. Но теперь я горжусь тем, что у меня есть такой умный и многоопытный друг, как ты. Говорю совершенно искреннее — я восхищаюсь тобой.

Ворон смущенно покашлял, потом грубовато — от смущения — сказал:

— Я тоже думать не думал, что у меня однажды вдруг заведется верный приятель, да не какой-нибудь, а знаменитый певец и благородный аристократ. Я не умею складно говорить про всякое такое. Хорошим манерам и красивым словам меня вообще никто не учил. Я, знаешь ли, самый простецкий бродяга, нынче здесь, завтра — там, вот так и перебиваюсь. Я не такой образованный, как ты. Гнездо наше, где я вылупился на свет из вороньего яйца, было самое обыкновенное, да еще и от ветра покосившееся. Родители мои были из простого воронья — самые обыкновенные вороны. И никто меня особенно не жаловал. Да и сам-то себя я не высоко ценил. А уж музыкальности у меня в помине нет. Я никогда не учился петь красивые песни. А по-моему, это здорово, когда кто-то умеет красиво петь.

— Ах, Якоб! — воскликнул котишка, с трудом сохраняя невозмутимый вид, чтобы ворон не заметил, что он едва не плачет. — Вообще-то я вовсе не отпрыск древнего рыцарского рода. И мои предки никогда не жили в Неаполе. Честно говоря, я даже не знаю толком, где этот Неаполь находится. И зовут меня вовсе не Мяуро ди Мурро. Я это имя выдумал. На самом деле меня зовут Мориц, без всяких «ди». Ты-то хоть знаешь, кто были твои родители, а я даже этого не знаю, потому что я вырос в сыром подвале с бездомными одичавшими котами. Нам котятам, заменяли мать разные чужие кошки, кто хотел, тот с нами и возился. Я был самым маленьким из котят, другие всегда меня отпихивали, когда делили еду. Вот я и не вырос, зато аппетит у меня с тех пор, как у кота-великана. И знаменитым лирическим певцом я никогда в жизни не был. У меня никогда не было певческого голоса.

На минуту воцарилось молчание. Потом Якоб задумчиво спросил:

— Зачем же ты все это сочинял? Котишка долго думал, прежде чем ответить:

— Сам не знаю. Понимаешь, я всю жизнь об этом мечтал. Очень уж хотелось стать знаменитым артистом — стройным, элегантным, с белой шелковистой шерсткой… И с чудесным голосом. Стать тем, кого все любят, кем восхищаются.

• Предыдущая
• 18/31
• Следующая