Коко Шанель - Гидель (Жидель) Анри - Страница 25

• Предыдущая
• 25/78
• Следующая

Так как же объяснить, откуда у Шанель вкус к трикотажу? Не простое ли провинциальное происхождение и не долгие ли вечера, когда, будучи ребенком, она засыпала под монотонное позвякивание вязальных спиц? Это представляется правдоподобным. Но Габриель, решительно готовая стереть из памяти все прошлое, ни за что бы в этом не призналась.

Зимою 1916 года, когда материю стало трудно достать, Коко для ее будущих моделей потребовалась скромная ткань, немногим отличающаяся от трикотажной ткани, опыт работы с которой у нее уже имелся, и при этом такая, чтобы при умелом применении из нее можно было бы наделать прекрасных вещей, которые поразили бы неожиданным благородством. И вот она нашла, что искала: незадолго до войны некоему текстильному фабриканту Родье заказали крупную партию джерси. Но заказчики забраковали эту новую ткань, сочтя ее слишком суровой даже для мужского нижнего белья, так что значительная часть партии осталась непроданной. Узнав об этом, решительная Коко скупила все, не торгуясь, да еще заказала Родье новую партию, и чем скорее, тем лучше. Но фабрикант заартачился, боясь снова остаться с кучей непроданной материи на руках, и сделал кислую мину:

– Женщинам понравится еще меньше, чем мужчинам! Поверьте, эта ткань э… мнется, морщится, топорщится… Вы ничего не сможете сделать из нее! Решительно ничего!

Но Коко, не любившая, когда ей возражают, продолжала настаивать. Взгляд ее нахмурился, тон перешел почти в крик. Родье почувствовал себя оскорбленным и заявил, что не верит, пока Габриель не докажет ему, что он заблуждается.

Агитируя за новый стиль собственным примером, упрямица сшила себе почти по-монашески простой ансамбль и часто появлялась в нем на публике. В комплект входила джерсовая куртка-труакар, да вот беда – она ни за что не хотела подчеркивать талию. Видно, прав был фабрикант – ткань оказалась капризной, и малейшие попытки сделать прилегающий силуэт заканчивались катастрофическим растяжением петель. Коко рвала и метала. Но не такой у нее характер, чтобы сдаваться без боя: она нашла решение проблемы, отказавшись от этой чертовой талии. Это было вполне в ее характере.

Для своих клиенток в Биаррице Габриель быстро приготовила и другие модели, как, например, платье, попавшее в 1916 году на страницы журнала «Харперс базар» – первое опубликованное произведение Шанель. Это платье опятьтаки не имеет талии, а вместо нее завязан шарф, небрежно свисавший на бедра. Горловина открывает не корсаж, а жилет на манер мужского. Покоренная этой моделью, но не в силах подобрать адекватные слова для описания столь изумительной новинки, американская дама-комментатор называет ее просто «а charming chemise of Chanel* – „очаровательное платье-шемизье в стиле женской сорочки от Шанель“.

Добавим к тому же, что Габриель, следуя в русле тенденций той эпохи, с небывалой дотоле смелостью укоротила платье. Правда, уже у Пуаре женщина чуть приоткрыла ногу, но Габриель полностью обнажает лодыжку и даже чуть выше. Целая революция в мире моды! Вскоре мужчины будут с ностальгией вспоминать, как по привычке поджидали того вожделенного момента, чтобы прекрасная незнакомка, переступая через бордюрный камень тротуара, изящно приподняла край юбки и чуточку приоткрыла щиколотку… Кстати, подобные сцены принадлежали к числу излюбленных у художников-жанристов, таких, как Жан Беро или Альбер Гийом.

Как бы там ни было, Родье признал свою ошибку и взялся за выполнение заказа Габриель, которая скажет позже: «Прежде джерси шло только на нижнее белье; я оказала ему честь, сшив из него платья и костюмы».

В действительности революция, совершенная Габриель, не ограничилась выбором новых материалов. Еще недавно главной заботой кутюрье был декоративный элемент женской одежды – живые краски, богатые ткани, вышивки, кружева, петли, оборки, газ, вуалетки, рюшки, помпоны, различного рода бижутерия и всяческие сложные виды отделки… По мнению Шанель, приоритет следует отдавать общему силуэту и линии. И настоятельно необходимо избавиться от всех ненужных украшательств, финтифлюшек и вообще всего, что может исказить чистоту. Итак, Габриель подвергает одежду той же операции, что и головные уборы.[27] Эта непрестанная тяга к строгости и избавлению от излишеств, в сочетании с использованием дешевых тканей, превратили экс-пансионерку сестер монахинь в янсенистку от модельного дела. Нельзя исключить, что на формирование вкусов Коко Шанель в какой-то мере оказали влияние суровость архитектуры монастыря в Обазине и строгость униформы сестер монахинь, занимавшихся воспитанием маленькой Габриель.

Одна из самых парижских улиц – рю Камбон – не так-то уж и далеко от Корреза…

В творчестве Габриель вместе с названной выше тенденцией сосуществовала еще одна – законодательница мод ратует за физическую свободу женщины, подвижность ее тела. Еще не так давно модницы, отказавшись от шлейфов, которые только подметали пыль, облачались в юбки, зауженные книзу. Таковые делали необходимость ношения специальных круговых резинок на подоле, связывающих колени таким образом, что женщина могла лишь семенить крохотными шажками.[28]

К 1916 году эта мода отошла в область преданий. С отъездом на войну миллионов мужчин женщины, которым пришлось перейти к активному образу жизни, обрели невиданную доселе независимость. Ну а Шанель всегда отличалась талантом приспосабливаться к постоянно меняющимся условиям, пленницами которых оказывались как она сама, так и ее клиентки. Творимые Коко струящиеся платья с нарочитым отсутствием талии, отказ от стремления любой ценой акцентировать бюст и ягодицы, вынесение безапелляционного приговора корсету, укороченные юбки – все это делалось в духе возраставшей свободы женского тела, облаченного в раскованные одежды. Все эти новшества соответствовали новому способу бытия, который вели ее клиентки с 1914 года. Появились деловые женщины, взявшие на себя управление предприятием в отсутствие мобилизованного мужа, спортсменки, гольфистки, автомобилистки – участницы гонок… и просто женщины, которые едут в метро или в автобусе. В противоположность им дамы недавнего прошлого, украшавшие собою трибуны ипподрома в Лоншане или Шантильи, увешанные бижутерией, точно ходячие рождественские елки, утопавшие в мехах и увенчанные экстравагантными шляпами-тортами, казались теперь анахронизмами из минувшего века. «Я вернула женскому телу свободу, – говорила Габриель. – А каково было этому телу париться в парадных одеяниях под кружевами, корсетами, нижним бельем и прочей ерундой!» Итак, Шанель, разрушив ненавистную ей моду и сотворив для женщины совершенно новый силуэт, ввела ее в новый век…

Между тем война все продолжалась, и конца-краю ей не было видно. Да, в 1916 году Франция могла оказывать сопротивление под Верденом ценою трех тысяч убитых ежедневно. Да, немцы не могли пройти дальше – они оставались на месте, занимая десяток департаментов. Добрые вести чередовались с плохими. В апреле 1917 года на стороне союзников в войну вступили США; но в марте того же года, под давлением нараставшей революционной волны, царь Николай II отрекся от престола, и русская армия стала разлагаться. Надежды на то, что на Восточном фронте немцам не дадут продвинуться, таяли с каждым днем. Хуже того, несколько месяцев спустя взявшие власть большевики заключают в Брест-Литовске сепаратный мир. А так как Соединенные Штаты до сих пор выставили на фронт лишь несколько жалких и слабо обученных отрядов, вся тяжесть возросшей вдвое мощи германских войск обрушилась на союзников – во Францию вторглись дополнительные две сотни дивизий под командованием блистательного Людендорфа.

Видя, как затягивается кровавая бойня, и лишившись надежд на скорое окончание ее, солдаты бунтовали, отказывались выходить из траншей по сигналу к атаке; другие дезертировали с театра военных действий: получив отпуск, уже не возвращались на фронт. Инциденты такого рода случились уже более чем в сотне полков; для острастки пришлось расстрелять шесть десятков бунтарей.

• Предыдущая
• 25/78
• Следующая