Свадебное путешествие Лелика - Экслер Алекс - Страница 48

• Предыдущая
• 48/103
• Следующая

— Я не позволю! — решительно заявил Лелик. — Ты моя невеста.

— Я Христова невеста, — сообщил Макс. — Я решил, что посвящу себя Богу. Пусть он меня трахнет. Кстати, Лех, еще два косяка?

— Да, — кивнул Лелик. — Два косяка и два пива. В горле сохнет. И Славику пива возьми. А то его без пива колбасит. Я боюсь, он тебя трахнет. А я этого не переживу.

— Ребята, — сказал Славик, — как же мы классно путешествуем.

— Офигительски, — согласился Лелик.

— У него уже есть пиво, — сказал Макс. — Он приносил, я помню.

Лелик посмотрел на стол. Перед Славиком пива не было.

— Славик, — спросил друга Лелик. — Где пиво?

— В баре, — ответил Славик с блаженной улыбкой на лице.

— А та кружка, которую ты сюда принес? — продолжал допытываться Лелик.

— Она улетела, — объяснил Славик. — Ей здесь стало скучно.

— Что-то круто его торкнуло, — сказал Макс Лелику. — С одного-то косяка. Мы, например, еще ни в одном глазу.

— Даже и не в двух, — согласился Лелик. — Меня вообще не цепляет. Возьми мне тогда еще вискаря.

— А мне можно еще вискаря? — спросил Макс, изображая из себя застенчивую ученицу очень средней школы.

— Можно, любимый, — сказал Лелик. — Тебе сегодня все можно.

— Не называй меня «любимый», — сказал Макс. — Конечно, мне приятны твои искренние чувства, но я буду бояться, что ты вдруг сменил ориентацию. Ты же понарошку меня называешь «любимый»?

— Конечно, понарошку, козел, — разозлился Лелик. — Ну что ты за человек? Ругаешь тебя — недоволен, ласковые слова говоришь — еще больше недоволен.

— Ребята, — ласково сказал Славик, — не ругайтесь, прошу вас.

— Ты вообще молчи, — сказал ему Макс. — У тебя уже кружки улетают в теплые края. Сиди тихо и не буянь.

— Она скоро вернется, — убежденно сказал Славик. — Налетается и вернется.

Макс плюнул и отправился к стойке за алкоголем и косяками.

Лелик, которому было противно смотреть на блаженную физиономию Славика, начал пялиться в висевший напротив экран, где мельтешили какие-то видеоклипы. Причем музыка, доносящаяся из колонок, к этим клипам совершенно точно не имела ни малейшего отношения.

Лелик не был фанатом видеоклипов. Он вообще не понимал, что люди в них находят. Нет, конечно, когда клип снимался на какой-нибудь забавный сюжет — это другое дело, думал Лелик, но когда там просто мельтешат на экране какие-нибудь негры, размахивающие руками, или белые, старательно изображающие из себя негров, — вот такие клипы понять невозможно. Тупизна какая-то, думал Лелик, посматривая на экран, где как раз мельтешили негры, старательно размахивающие руками.

Макс что-то долго не возвращался, углубившись в беседу с барменом (Лелик еще подумал, каким образом Макс с ним объясняется, когда он знает всего по пять слов на английском, немецком и французском), Славик совсем ушел в какие-то свои мысли, и Лелику ничего более не оставалось, как продолжать глазеть на эти чертовы клипы…

Однако минут через пять Лелик вдруг стал понимать, что там к чему. Оказывается, негры не просто так дергали своими пальцами! Они этими пальцами подчеркивали ритм, четкий ритм, который стал проникать в каждую клеточку тела Лелика, несмотря на то что музыка из колонок этому ритму не соответствовала. Лелик понял, что этот ритм — очень важен и нужен. Он заряжает человека энергией, заставляет его жить, дыша полной грудью, зовет к свершениям и вдохновляет на подвиги.

Все— таки они симпатичные, эти негры, растроганно подумал Лелик. Ведь если подумать, что у них в жизни есть, кроме музыки, ритма, баскетбола и песен? Ничего! Но они же не унывают, а выходят на улицу -ну, прямо как в этом клипе, — танцуют в своих дурацких вязаных шапочках, четко отбивая ритм, и вдохновляют нас, белых, на подвиги.

Лелика это все действительно так вдохновило, что он начал руками на столе отбивать этот ритм и периодически вскрикивать: «Shit!» — прямо вместе с неграми. Впрочем, вероятно, они кричали что-то другое, ведь слов не было слышно, однако Лелик хотел бы надеяться, что они кричат именно это энергичное и зовущее к подвигам слово. Ему нравилось, как слово «shit» звучит в его устах. Лелик понял, что так он выглядит более значительно, а чтобы усилить впечатление, он сильно выдвинул вперед нижнюю челюсть, которая должна была придать волевое выражение лицу.

— Эх, как бы такой пастью медку хлебнуть… — сказал внезапно вернувшийся Макс, глядя на Леликову челюсть. Лелик посмотрел на Макса очень высокомерно и ничего не ответил. Он посчитал ниже своего достоинства разговаривать с человеком, который ничего не понимал в видеоклипах и волевых челюстях.

— Ну что замолкли-то, подруги? — забеспокоился Макс, чувствуя, что компания разваливается на глазах. — Один скорчил такую блаженную физиономию, как будто случайно сел на ручку швабры, а второй так выпятил челюсть, что стал похож на бегемота. И все молчат. Вас что, уже торкнуло?

— Выпить принес? — сухо спросил Лелик, который вдруг ощутил сильную жажду.

— Ты сам не видишь, что ли? — ответил Макс, грохая на стол три кружки с пивом. — Славик, я еще и твою кружку поймал. Она над стойкой порхала. Хотела, тварь, улететь в теплые края, но я ее словил в силки собственного интеллекта.

— Спасибо, Максимка, — растроганно сказал Славик, взял кружку с пивом, отпил от нее глоток и поставил мимо стола. Кружка упала на палас, постеленный у стены, и разбилась.

— Кажется, — сказал Макс, — я понял, куда делась предыдущая кружка. Слав, мне бы не хотелось тебя огорчать, но этот стол явно сантиметров на десять короче, чем тебе кажется. Скоординируй свои действия, плиз, а то я уже умучился беседовать с этим барменом языком знаков. Ну не виноват я, что он не понимает моего английского.

— Твоего английского никто не понимает, — сурово сказал Лелик. — Причем ты — в первую очередь.

— Ну как можно, — продолжал Макс, не слушая Лелика, — вообразить, что я хочу заняться любовью с кенгуру, когда я всего-навсего попросил три пива?

— Если ты при этом вовсю размахивал руками, — сказал Лелик, — то я не удивлюсь. Кстати, Макс, ты гонишь. Как ты узнал про кенгуру, если не понимаешь, что он говорит?

— Я это понял по его глазам, — объяснил Макс. — В глазах этого сукиного сына отражаются все его мысли. Скоро он достанет из-под стойки миску с пончиками и начнет ими нас обстреливать. Вот увидите.

Лелик внимательно посмотрел в глаза Макса. Огонька безумия там пока еще не было видно. Наоборот, глаза поблескивали умом и сдерживаемым весельем. Лелик вдруг понял, что Макс тоже достоин занять место на Олимпе рядом с ним, великим Леликом, человеком с упрямой нижней челюстью, понимающим чаяния простых негров из клипа.

— Макс, — сказал Лелик почти доброжелательно, — ты косяки принес?

— Вот они, — ответил Максимка, вываливая на стол три самокрутки. — Это самые бронебойные. Я сказал, что его краснодарский чаек нас не цепляет.

— Славику бронебойную нельзя, — предупредил Лелик. — Он и так уже всех любит. Хочешь, чтобы он нас трахнул?

— Партия все продумала, — самодовольно ответил Макс. — Одна из них — очень слабая.

— Какая? — спросил Лелик, глядя на самокрутки. Они были абсолютно одинаковые.

Макс задумался.

— Баран ты, Макс, — не выдержал Лелик. — Неужели нельзя было пометить?

— Я не могу думать сразу за всех, — разозлился Макс. — Если тебе надо, сходи к бармену и спроси.

Лелик молча взял самокрутки и отправился к бармену.

— Есть ли среди них слабый вещь, а остальные сильный? — спросил он бармена по-английски.

Тот вежливо улыбнулся, но ничего не ответил. Лелик поворошил в голове остатки английского, выстроил другую фразу и пошел на второй заход:

— Здесь две сильный наркотик, а одна — слабый. Не будете ли вы так любезны сказать, где слабина?

Бармен внимательно посмотрел на самокрутки, пытаясь определить на глаз.

— Боюсь, что я не могу точно сказать, где какой наркотик, — признался он. — Они выглядят одинаково.

— А как я могу уточнить? — поинтересовался Лелик.

• Предыдущая
• 48/103
• Следующая