Виски со сливками - Жукова-Гладкова Мария - Страница 29

• Предыдущая
• 29/76
• Следующая

Сулема быстро накрывала на стол, не поднимая глаз на мужчин и не произнося ни звука. Немая? Нет, слышала, что ей сказал Михалыч. Управлялась она здорово. Я вначале хотела предложить ей свою помощь, но решила, что лучше этого не делать: не стоит старушке предлагать помочь молодой девчонке.

Выпили по первой. Я только чуть-чуть пригубила: опять же негоже было Божьей (или Плутоновой) старушке опрокидывать в себя рюмку. Дядя Саша с Михатычем вскоре стали лучшими друзьями. Я знала, что Никитин пить умеет, ему нужно ведро, чтобы опьянеть. Наверное, старая кагэбэшная закваска, плюс морское прошлое. Мне доводилось видеть его пьяным, но он всегда оставался на двух конечностях и мог сам дойти до дома. Однажды я помогала ему открыть ключом дверь, так мы и познакомились. Но не сомневаюсь: дядя Саша справился бы без чьей-либо помощи — раньше или позже. Но пить с друзьями — одно, с врагами — совсем другое. Во вражеском лагере расслабляться нельзя, поэтому он почти не пьянеет по его словам, он мобилизуется, если нужно для дела.

— А этому можно научиться? — как-то спросила я, заинтересовавшись, не входит ли подобный навык в программу подготовки чекиста.

— Не знаю, — ответил дядя Саша и рассказал, как сам себе устраивал тренировки по насильственному воздержанию и по умению не напиться «до карачек».

Как я уже говорила, он пятнадцать лет плавал за границу на пассажирском лайнере. Там было шесть баров, естественно, все бармены пытались расположить к себе человека из «конторы». Времена-то какие были.

— Вот выхожу утром из каюты, — вспоминал дядя Саша, — а первый уже тележку катит, заставленную всеми мыслимыми и немыслимыми напитками. «Что сегодня кушать будете, Александр Петрович?» — спрашивает. «Уйди! — кричу. — Не трави душу!» Иду дальше. Второй бар. Бармен зазывает, он уже налил, стаканом трясёт. Молча прохожу мимо. Третий навстречу движется с улыбочкой… И так по несколько раз в день. Но сдерживался. Просто видел, сколько мужиков классных спились на судах. И башка варила. Планы по молодости у меня были наполеоновские… Вот и не спился.

«Интересно, а какие планы у Александра Петровича в неполные пятьдесят?»

— хотелось узнать мне.

Марис пил поменьше, общался, в основном, с Андреем, который ходил в подвал за ящиком водки. Со мной заговорил парень в кожаной жилетке, которого звали Валерой, остальные слушали дядю Сашу.

Я вытащила из авоськи наш рекламный проспект и стала показывать его Валере. Сидевший рядом Костик, его приятель, тоже периодически заглядывал на цветные страницы, слушая то дядю Сашу, то меня.

Журнальчик был оформлен красочно и отпечатан на хорошей финской бумаге.

На каждой странице сверху шли какие-то закорючки.

— Это каббалистические символы? — вдруг спросил Костик.

«Ба, какие мы слова знаем!» — подумала я, решив, что надо быть осторожнее и не ляпнуть какую-нибудь глупость. Хорошо, что я сегодня по пути задала дяде Саше именно этот вопрос. От нечего делать я листала журнал, пока они с Марисом занимались своими делами, и поинтересовалась, что это за закорючки. Никитин объяснил, что данные письмена ничего не значат — просто кто-то дрожащей рукой выводил посылаемые в нетрезвый ум сигналы, давая им буквенное воплощение. Про кабаллу меня просветил Марис, так что я была подкована и по этому вопросу. Со знанием дела я занялась просвещением Валеры с Костиком.

Естественно, я не стала выдавать версию дяди Саши насчёт того, кто придумал эти символы, заявив, что это алфавит того языка, на котором говорит Высший Разум.

— Значит, вначале язык надо выучил», а только потом можно с ним общаться? — уточнил Валера.

— Знание приходит естественно, — пояснила я. — Плутон говорит с тобой, и ты понимаешь, что он говорит. А насчёт каббалы… Понимаете, братья, каббалистика основана на вере в то, что при помощи молитв и ритуалов человек в состоянии активно вмешиваться в божественно-космический процесс. Мы, Дети Плутона, только доносим до людей сообщаемое нам Высшим Разумом. Не вмешиваясь в божественно-космический процесс, мы говорим о том, что нужно сделать, чтобы жизнь стала лучше. Вот, например, уничтожение бактериологического оружия. Это принесёт только добро.

— Но люди все равно продолжают воевать, — заметил Костик. — И не собираются отказываться от оружия.

— Мы хотим, чтобы они отказались, но понимаем, что такое пока невозможно… Мы не идеалисты. Но пусть другие будут менее жестоки, главное, чтобы от его применения не страдали следующие поколения. Вы понимаете меня, братья?

Молодые люди закивали. Я подумала, что с братом Костиком я предпочла бы вступить в родственные отношения, только не братско-сестринские, а несколько иные. Парень был в моем вкусе.

Ещё я в этот момент подумала о том, что если бы Дети Плутона проповедовали идеи, подобные тем, что высказывали мы с дядей Сашей, то их никто не стал бы разгонять. Настоящие Дети Плутона буквально порабощали молодых людей, заставляя работать на себя на многочисленных предприятиях, принадлежащих секте. Правда, в их рекламных проспектах все расписывалось в радужных тонах — и про то, как стать Контакгером, и как пройти Великое Испытание. Для этого желающим давали наркотики, чтобы подчинить воле хозяев и делать зависимыми от «иглы» или таблетки. Короче — рабами, которые использовались верхушкой в своих целях.

— Мамаша, — обратился ко мне Валера («Да я младше тебя, родной», — хотела сказать я, но промолчала), — а вы порчу снимаете? Лечите людей?

— Нет, сынок, порчу мы не снимаем и бесов не изгоняем, но многие наши братья и сестры имеют медицинское образование. Есть потомственные лекари. Если можем — помогаем людям, но следуем клятве Гиппократа. Стараемся не навредить.

Можем — помогаем. Нет — не берёмся. Иногда ведь и доброе слово может облегчить страдания, правда? А ты на что-то жалуешься, сынок?

Валера был кровь с молоком, впрочем, как и остальные добрые молодцы, собравшиеся за столом. Ещё бы: железное здоровье надо иметь, чтобы так квасить каждый день. А из застольной беседы я поняла, что пьянки тут идут ежедневно, за исключением тех редких вечеров, когда появляется хозяин, но о его приезде сообщается заранее, и тогда на даче начинается генеральная уборка, все приводят себя в порядок.

Сам Валера ни на что не пожаловался, но вот… Он явно сомневался, сказать мне о том, что его беспокоило, или нет. Они переглянулись с Костиком.

Тот пожал плечами.

— Мальчики, — обратилась я к ним, — давайте выйдем на свежий воздух, здесь так накурено, а я — человек немолодой…

Парни тут же встали. Михалыч, несмотря на то, что был пьян, — мгновенно поднял голову:

— Куда?

— Да вот бабушка просит на свежий воздух вывести подышать…

«Знал бы ты, милый, какая я тебе бабушка. Тоже мне — внучек!»

Михалыч махнул рукой, отпуская. Другой рукой он уже обнимал дядю Сашу.

Михалычу довелось побывать в Афгане, правда, всего два месяца, и он углубился в воспоминания.

Мы вышли на крылечко с задней стороны дома. Между домом и забором было метра три.

— Что-то у вас во дворике ни деревца, ни кустика, — заметила я. — Да и травка вся какая-то пожухлая, примятая.

— А, это все Михалыч.! — махнул рукой Костик. — Чтобы никакой душман за деревом не спрятался.

— Он что, боится призраков? — спросила я и подумала: «Не начинается ли у старшего белая горячка?»

— Да непонятно, чего он боится. Живём тут уже два года. Никто не заявлялся. Ни мусора, ни душманы, ни привидения.

— И зачем же вас поселили тут, мальчики? — с невинным выражением на морщинистом лице спросила я.

Ребята переглянулись, но потом, видимо, признали вопрос вполне естественным. Что может подумать Божья старушка, узнав, что шесть молодых парней под началом Михалыча два года живут на загородной вилле, ничего, с её точки зрения, не делая.

— Да понимаете… — начал Костик, почёсывая затылок. — В общем, мы этот дом охраняем.

— А что его охранять? Мы вот сегодня с солдатиками говорили, они тоже два дома охраняют. А другие никто не охраняет. Вон их сколько, неохраняемых.

• Предыдущая
• 29/76
• Следующая