Агитрейд - Житков Андрей - Страница 15

• Предыдущая
• 15/19
• Следующая

— Хорошо, — почему-то сказал Митя, он, и правда, спросонья не мог поверить, что афганец говорит с ним на русском почти без акцента.

Хабибула начал говорить. Парень переводил без заминок.

— Он говорит, что ты ему не нужен. Ты неверный, и он не хочет, чтобы ты ел и спал здесь. Вы, русские, убили его сына, а его отец сидит в тюрьме. Из-за вас он должен был оставить жен и дочерей. Они жили у Чарикара, а теперь он живет в горах, прячется от вертолетов и не может увидеть родных. Он знает, что ты ушел с большого поста на Баграмской дороге. Много русских искало тебя в долине. Он не знает, зачем ты так сделал, но ты поступил глупо.

Митя вдруг понял, что если он сейчас ничего не скажет, его могут убить. Хабибула ведь ясно сказал — “не нужен”!

— Я хотел сюда прийти к вам, — заговорил Митя срывающимся от волнения голосом. — Я не хотел с ними жить. Я их ненавижу, потому что они не давали мне спать и заставляли стоять на посту вместо себя, — он торопился, боясь, что его прервут. — Я сам ушел. У меня было четыре автомата, но я их потерял, потому что они начали стрелять из пулеметов. Я знаю, что они…

— Помедленней, я не успеваю, — раздраженно сказал Азиз. — Так ты дезертир?

Митя посмотрел на него растерянно и кивнул. Азиз перевел Хабибуле. Хабибула долго молчал, теребил густую бороду, смотрел на Митю пристально, будто пытаясь прочитать мысли. Потом они о чем-то заспорили с Азизом. Впрочем, Азиз особо не перечил. Он достал пачку “Ричмонда”. Хабибула посмотрел на него выразительно. Азиз понял его взгляд, вышел во двор, закурил.

— Слушай, шурави, — сказал Азиз, выпуская дым. — Он потерял троих человек, и люди ему нужны. Ты, наверное, плохой солдат, да?

Митя пожал плечами.

— Конечно, плохой, — усмехнулся Азиз. — Он может тебя взять, но для этого ты должен принять веру, поменять имя… Все, короче. Может быть, нам придется уходить в Пашевар и жить там. Хочешь? Подумай, потому что домой тебе дороги не будет. Но если ты станешь настоящим моджахедом, то когда наступит мир, он женит тебя на своей дочери и даст калым. Хабибула слов на ветер не бросает. Ты это знай!

— Как… веру? — пробормотал Митя растерянно — он никак не ожидал такого поворота событий.

— Ты подумай, парень, — Азиз докурил, поплевал на окурок, щелчком выкинул его за дувал и вернулся в сарай.

Хабибула опять заговорил.

— Сам он строго придерживается законов шариата и не делает ничего такого, что делаете вы, русские, но если ты будешь курить, как я, он ничего не скажет. В Рамазан ты должен будешь соблюдать пост.

— Да-да, — автоматически кивнул Митя, все больше волнуясь. — Азиз, что мне сказать ему? — в переводчике он неожиданно почувствовал своего союзника.

— Соглашайся, — вздохнул Азиз. — Продавать он тебя не будет, он мне сказал. Может быть, убьет. Вообще-то, ты ему понравился, а то сразу бы убил.

— Я не могу так. Я должен подумать, — едва слышно сказал Митя, стараясь не смотреть в пытливые глаза Хабибулы. — До… до завтрашнего дня. Хорошо?

Азиз перевел его слова. Хабибула кивнул и поднялся с соломы. Ушел в дом.

— Сигаретой не угостишь? — попросил Митя.

Азиз протянул ему пачку.

— Бери сразу две. Мне у вас нравилось. Москва — красивый город, и девушки хорошие. У меня было, — Азиз посчитал на пальцах, — четыре. Как жены. Деньги любят, цветы любят. А ты откуда?

— Из Ленинграда, — Митя сунул сигареты за подкладку панамы.

— У, такой тоже город хороший. Я два раза был. Э… — Азиз пощелкал пальцами, припоминая что-то. — Белые ночи, да? Красиво. Холодно только, — переводчик поежился, видно, вспомнив майский ветер с Невы. — Не бойся ты, на зиму уйдем в Пакистан. Там будут деньги платить. А здесь ты умрешь. В тюрьме плохо очень.

— Азиз, куда Костю увезли?

— Этот? — переводчик показал на плечи, имея в виду звездочки на погонах. — Ты о нем забудь. Нету его.

— Как нету? — Митя почувствовал, как перехватило дыхание.

— Плохой он человек. Не человек, как зверь. Нету его, не спрашивай! — Азиз начал злиться.

Хабибула появился во дворе, и переводчик замолчал. Хабибула протянул Мите станок с лезвием, крохотное зеркальце, розовый обмылок и трубку-кальян с завернутым в полиэтилен чарсом. Жестом показал, что он может взять со двора кувшин с водой, умыться.

— Спасибо, — кивнул Митя и глянул в зеркало. На него смотрело незнакомое бородатое лицо с резко обозначившимися у глаз морщинами. Волосы выцвели и походили на солому. Он вспомнил, как впервые увидел Костю. Слова “нету его” были непонятны. Что значит — нету? Убили его? Расстреляли? Увели туда, где им никогда не встретиться? Или ему просто приказано забыть о нем?

Хабибула что-то сказал переводчику, и они ушли, не закрыв сарай. Митя, не веря тому, что его оставили одного, осторожно вышел во двор, огляделся, щурясь от яркого солнца. Присел у кувшина с водой. Стал намыливать подбородок и щеки…

Афганская одежда была ему впору. Он придирчиво осмотрел длинную рубаху салатного цвета, шаровары. Все было не новое, и он боялся, что в складках спрятались белесые вши. Одежда, однако, была чистая и даже пахла какой-то сладкой травой. Дал ее Хабибула. Показал на два резиновых ведра и кувшины с водой, велел ему хорошо вымыться, одеться в афганское и ждать, когда он вернется. Митя постеснялся мыться во дворе. Он затащил кувшины и ведра в сарай, разделся догола и стал с наслаждением поливать себя нагревшейся на солнце водой. Из соломы с писком полезли крохотные мыши — видно, он залил их нору. Вытерся своим “хэбэ”, напялил рубаху и шаровары, сел во дворе на корточки и закурил кальян. Ветер приятно обвевал лицо и мокрые волосы, вода в кальяне булькала, когда он втягивал в себя жгучий дым. Он настолько привык к чарсу, что теперь не кашлял и не задыхался. Ощущения были не такими острыми, как раньше, но зато он перестал видеть неприятные глаза тутовых духов и смотрел по вечерам яркие, цветные мультики с забавными игрушечными зверями и людьми.

Появился Хабибула, велел идти за ним. Они вышли со двора и зашагали вдоль каменных террас по склону. Поля были пусты, ветер гонял по ним перекати-поле, звенел песком и соломенным сором. Хабибула показал на дикого козла, который торопливо удирал от них по склону, сказал, что он похож на шурави — такой же вонючий и трусливый. Митя теперь немного понимал по-афгански, но сам пока не говорил — боялся. Хабибула показал ему на тропу, и они стали подниматься к дому муллы.

Во дворе у муллы было многолюдно. Афганцы сидели на корточках невдалеке от летнего очага, разговаривали, смеялись. Огонь выбивался из печи, бойко лизал черные камни. Под навесом на крюке покачивалась баранья туша. Из стоящего на земле двухкассетного магнитофона лилась витиеватая восточная мелодия. Хабибула сказал Мите, что он должен войти в дом, сам остался во дворе. Митя поднялся, озираясь, на второй этаж, открыл дверь. В комнате ярко горели керосиновые фонари. Было натоплено и душно. Он увидел расписанные ярким орнаментом стены, двух стариков в чалмах, сидящих на плетеных афганских лежанках. Ему показалось, что старики посмотрели на него недобро. Он поклонился им. Посреди комнаты на крохотной чугунной печке стоял жестяной таз, в нем кипела вода. В тазу лежали широкие ножи, он никогда не видел таких — массивные, загнутые ручки покоились на кромке, остро наточенные лезвия без следов ржавчины и изъянов были опущены в воду. На ножах блестел яркий свет фонарей. Из соседней комнаты появился мулла, за ним — Азиз. Переводчик внес в комнату низкий стол и деревянную раму. Он улыбнулся Мите, поставил недалеко от печки стол, перед ним раму. На раму он накинул пахнущую травой ткань. Мулла велел Мите подойти.

— Подойди ближе! — приказал Азиз. Он встал рядом с Митей, снова улыбнулся. — Открой рот, подними язык, одну хорошую штуку дам.

Митя открыл рот, и переводчик сунул ему под язык зеленый шарик насвая. Рот тут же онемел от горечи. Мулла приспустил шаровары, взял холодными руками его член. Митя хотел заглянуть за ширму, но старческие пальцы впечатались в его щеку, отвернули его голову в сторону.

• Предыдущая
• 15/19
• Следующая