Вечный ветер - Жемайтис Сергей Георгиевич - Страница 30

• Предыдущая
• 30/98
• Следующая

Мне представилось, что она прикорнула на заднем сиденье батискафа и, глядя в темноту за стеклом, где сейчас вспыхивают голубоватые искорки, думает о своих звездах или мысленно просматривает пленки со следами осколков атомов. Для нее все это насыщено поэзией. Или, может быть, она вся отдалась ощущению тайны, окутавшей нашу «Камбалу». Конечно, она бы отождествила океан с космосом. Там рождаются звезды, здесь — жизнь. Без жизни нет ни звезд, ни планет. Без жизни они ничто…

Чаури Сингх тихо говорил:

— Ты знаешь из элементарного курса, что у них три сердца и голубая кровь.

Она бы засмеялась, услышав это, и сказала: «Вот аристократия! В древности голубую кровь считали привилегией царственных родов…»

Чаури Сингх говорил:

— Основа голубой крови не железо, как у млекопитающих, а медь. Мне посчастливилось открыть два новых вида глубоководных кальмаров…

В горах, на привале; Биата увидела мышь, обыкновенную серую мышь, и обрадовалась ей так, будто открыла совершенно новый вид…

Чаури Сингх повысил голос:

— …Разве не достойно удивления, что природа за миллионы лет до появления человека открыла один из самых совершенных способов перемещения в пространстве — реактивный двигатель — и наделила им головоногих моллюсков… Идеальный двигатель! Просуществовал сотни миллионов лет без изменений и только недавно открыт нами…

Она бы шепнула: «Он влюблен в своих головоногих…» — и, притихнув, стала бы слушать гимн головоногим моллюскам.

— …Ты слышал что-либо из уст дельфинов о Великом Кальмаре? — донесся до меня голос Чаури Сингха.

— О да!

— И, вероятно, заметил, что они не любят о нем особенно распространяться, чтобы не навлечь его гнева. Даже наши цивилизованные дельфины и те не могут избавиться от необъяснимого почтения перед великим десятируким владыкой глубин…

А может быть, она нашла бы в темноте мою руку и шепнула: «Как хорошо, Ив!»

За окном стояли сумерки. Коричневое облако медленно рассеивалось.

— Я покажу тебе этот экземпляр… — Чаури Сингх нажал одну из клавишей.

— Совершенно исключительная форма щупалец… Если, конечно, у тебя найдется время…

Засветился небольшой телеэкран, и мы увидели дно: коралловые глыбы, стаю рыб. Метнулась темная тень. Рыбы одновременно спикировали в глубину.

После десятиминутных поисков «Камбала» повисла над уже знакомыми глыбами кораллов. Спрут медленно шевелил щупальцами и смотрел на нас; теперь глаза его источали голубоватый свет. Он мгновенно покраснел, как смутившаяся девушка, стал совершенно пурпурным, затем на нем появились черные полосы — признак более сильного волнения, и так же неуловимо быстро осьминог сменил свою яркую окраску на бледно-пепельную.

— Тетис взволнована, сильно взволнована, — прошептал Чаури Сингх. — Только при крайней степени волнения, испуге, она «бледнеет». Не обязательно, как сейчас, становится серой — видишь, появились жемчужные тона, — она может стать желтой, бледно-голубой или нежно-сиреневой; в гневе пользуется более яркими густыми тонами. Механизм этого явления необыкновенно сложен. В верхних слоях кожи расположены хроматофоры — пигментные клетки, а также клетки, необыкновенно чувствительные к световым лучам. Хроматофоры содержат в себе все цветовые комбинации, известные нам, а также сочетания красок, тона, которые невозможно нигде больше встретить и тем более получить в земной химической лаборатории. Выбор окраски определяется не только зрением, но и самой кожей, а также эмоциями. Настроение в этом деле имеет решающее значение. До сих пор не найдено ни одного существа, которое могло бы так мгновенно и целенаправленно менять цвет своего тела. Хамелеон по сравнению с осьминогом — жалкий дилетант. А человек! Всего каких-то три-четыре тона, не больше. Ну можем мы с тобой заставить покраснеть только, скажем, руку? При большой тренировке, и то с трудом. А осьминог может все свои восемь ног окрасить в разные цвета и даже нанести на них узоры, воспроизвести на поверхности кожи подводный пейзаж!

Осьминог как-то обмяк, щупальца потеряли упругость.

— Немного снотворного не принесет вреда нашей Тетис, — сказал Чаури Сингх, — и даже будет полезно, она так переволновалась сегодня.

Мы держались возле самого дна. Вспыхнул луч прожектора, осветив всего моллюска, засверкали водоросли, анемоны были похожи на увядающие орхидеи; на них тоже подействовал наркотик, они уснули. И опять кожа осьминога мгновенно приняла яркие тона подводного пейзажа. Он был очень красив, этот моллюск, похожий на драгоценные майолики, найденные при раскопках Согдианы.

Телевизионная камера с приставкой для трансляции нервных импульсов находилась в трех метрах от убежища осьминога, на возвышенности, похожей на цветочную клумбу. Камуфляж надежно защищал приборы от любопытных глаз. Никто, кроме Чаури Сингха, не отличил бы их от камня, заросшего водорослями. Механические руки осторожно заменили приставку — небольшой темный цилиндрик.

— Вот и вся операция, — сказал Чаури Сингх, — можно было бы предусмотреть автоматическую смену деталей, но мне нравятся такого рода прогулки. Чрезмерная автоматизация ограничивает непосредственное ощущение мира, создает только видимость подлинных событий, хотя и тождественных по существу.

Возле спящей Тетис, не обращая внимания на яркий луч нашего прожектора, появились широкие толстые групперы, по окраске похожие на барбусов. Они безбоязненно шныряли вокруг и даже совали головы под щупальца осьминога, подбирая остатки с его пиршественного стола.

Чаури Сингх сказал удивленно:

— Каким образом эти глуповатые групперы узнали, что Тетис спит? Нет, это поразительно! Ведь их бессознательный опыт должен бы им подсказать, что спрут никогда не спит, по крайней мере его никогда нельзя застать врасплох!

Чаури Сингх потушил прожектор и, подняв «Камбалу» на двадцать метров, включил миниатюрный осциллограф, вмонтированный сбоку телеэкрана. Мы стали наблюдать за кривой осциллографа. Она стала ровнее, но даже у сонного спрута наблюдалась повышенная нервная напряженность.

Осьминог медленно зашевелил щупальцами, вздрогнул и подался в тень коралловой глыбы.

• Предыдущая
• 30/98
• Следующая