Третий Рим - Жданов Лев Григорьевич - Страница 78

• Предыдущая
• 78/100
• Следующая

Целое поучение государственное прочел старик царице. Мало она его слова поняла, кроме самого главного: Ване, любимому царю-государю, и детям ихним – дочке Маше и будущим всем – необходимо, чтобы теперь царь на войну шел. Сам Бог даже хочет того.

И скрепя сердце решила покориться Анастасия. Вот почему, едва ушел Сильвестр, неподвижно села и сидит царица, прижав к себе играющую на коленях у матери царевну-малютку, и слушает, не звучат ли знакомые, милые шаги в соседней горнице.

Вот донесся шум от переходов. По каменной лестнице, ведущей из столовой палаты в терем царицы, слышно: идут… Это он…

– Ступайте, милые! – отпустила Анастасия всех своих приближенных. – Машуту мне оставь, мамушка! – обронила она женщине, хотевшей взять царевну Марию, которая родилась вскоре по смерти первой дочери, Аннушки.

Все с поклоном ушли.

Царица, прижав малютку к груди, вся трепеща, стоит, глаз не сводит с двери. Вот распахнулась она, тяжелая, обитая сукном… Быстро вошел Иван.

Впившись взором в лицо мужа, царица хотела было спросить:

«Как решено? Сам едешь на войну?..»

Но удержалась по обычной скромности, не позволяющей жене допрашивать мужа о деле великом, да и от страха какого-то, смешанного с надеждой.

«Быть может, уговорили царя? Не сам поедет, воевод своих лучших пошлет…» – подумалось ей.

Вот почему, приняв поцелуй от мужа и ответив ему горячим, долгим поцелуем, ничего не спросила Анастасия, ждала: что сам скажет царь?

– Поджидала меня, видно? – заговорил он ласково. – Всех, гляди, выслала… Мышонка белого одного и оставила при себе!..

И, взяв от жены малютку-дочь, он нежно улыбнулся, светлой улыбкой ответила малютка, глядела на отца, словно чуяла, что видит его в последний раз, что умрет до его возвращения…

– Гляди, братца ей теперь даруй, да без промашки! И то стыд, что не первенец престолу наследник у нас, а дочь! – лаская хрупкое тельце, пошутил Иван. – Гляди же, не огорчай меня, Настя! Да не соромься, рукавом не закрывайся, словно девица красная!.. Дело законное, дело Божие! Вся земля теперь ждать станет да Бога молить… Гляди же! – С шутливой угрозой погрозил он пальцем жене. – Что делала без меня?

Царица рассказала, как провела в хлопотах и в заботах по дому все утро, как потом оделяла своих странниц и убогих, как с дочкой хлопотала, как сидела с ближними боярами, царя поджидала. Словом, описала всю несложную жизнь, какую тогда вели и знатные, и простые, и богатые, и бедные московские и вообще все русские женщины.

Иван слушал вполуха, занятый своими мыслями.

– Да, вот еще от крестных отцов нашей Машеньки, от старцев блаженных Андриана и Геннадия Сирорайского посланцем монашек приходил, памятку принес: просфору да срачицу освященную… на охрану дитяти, на здравие. Я уж и одела сорочечку ей… И послала им на ответ, что собрала под рукой.

– Ладно, хорошо, милая…

Вдруг, встрепенувшись, он снова поцеловал жену, для чего одной рукой привлек ее к своей широкой груди и почти усадил на одно колено, так как на другом сидела и хозяйничала дочка, трепля жемчужные кисти кафтана царского.

Анастасия, словно потрясенная лаской, прижалась головой к плечу мужа и вдруг тихо заплакала.

– Что ты, что ты, милая? Пожди, побереги слезы-то. Уезжать буду – напричитаешься, наплачешься еще!

– Уезжаешь? Так это решено?! Так ли, милый?..

– Да, уж сказал «так», не перетакивать стать! Не сейчас еще. Ты не полошись больно. Месяца полтора-два побудем ошшо вместе, повеселимся… А тамо сдам тебя на охрану Пречистой Деве, Матери Господа нашего Иисуса Христа и всех святых угодников… И под защиту святителя, отца митрополита… А сам измаильтян неверных поборать поеду… Да будет, не плачь! Слушай! Труда много придется принять… а бояться нечего. Стеснили мы так агарян, что и податься им некуды. Особливо новым Свияжским городком… Теперя живьем их руками переловим! Не больно храбры татаровья, коли Русь выходит на их. Да и будет нас раз в пяток более, чем их. Шутка, а не война! А хоть бы и привел Бог пострадать за веру Христову, ты радуйся: венец приму я и чин ангельский! И ты без меня тута не печалься! Чаще в церкви Божии ходи, молись за мое спасение, сирых, бедных оделяй. Ежели на кого и опалился я гневом моим царским, ты милости добудь тому человеку… Любить тебя станут! Узников освобождай, опальных… За твою кротость и меня Господь Благой помилует… Вот, перестала плакать – и умница… и лад…

Но вдруг Иван прервал поток своих речей, которые любил рассыпать при всяком удобном случае.

Правда, царица перестала всхлипывать, но вся стала какая-то грузная и, мягко скользнув, чуть не свалилась с колен мужа прямо на сукно, покрывающее пол. Едва Иван успел поддержать ее своими сильными руками, для чего пришлось почти сбросить на кресло с колен малютку Машу.

Та, напуганная резким движением отца, громко заплакала.

– Господи, сомлела! – догадался царь, увидя мертвенно-бледное лицо жены, и стал громко звать: – Эй, кто там?! Сюды скорее!..

Раньше всех вбежал Адашев, проводивший царя до самых дверей покоя и сидевший начеку в соседней горнице. За ним набежали няньки, мамки, ближние боярыни и ключницы царицыны.

Анастасия стала приходить в себя.

Оглядевшись мутными глазами, вспомнив, в чем дело, царица залилась слезами и еле проговорила:

– Царь-осударь!.. Не уезжай, не покидай меня!.. Знаешь сам: не праздна я… Как без тебя буду?.. Повремени хотя.

– Ну, ну, успокойся!.. – сказал Иван. – И царство земное царям за подвиги их укрепляется, и царство небесное, вечное, открыто лишь тем, кто за истинную веру христианскую стоит. И в Писании сказано: «Ни око не виде, ни ухо не слыша, ни на сердце человеку не взыде, яже уготовал Бог любящим Его и святыя заповеди хранящим!» Чего же нам страшитися?.. Чего слезы льешь? Грех, жено!

При людях и царица ввела в берега бурный поток своей скорби и, по принятому обычаю, нараспев заголосила:

– Царь-осударь! Благочестив ты и многодоблестен! Заповеди хранишь Господа Бога и Спаса нашего Иисуса Христа. Хочешь душу свою положити за православную веру, за верных христиан… Но мне-то каково? – прерывая горючими рыданиями размеренную речь, воскликнула Анастасия. – Как стерплю отшествие супруга-осударя своего? Чем грусть-тоску утолю? Кто мне будет добрые вести давать о милостях Божиих, что почиют на благочестивом осударе? Кто порукой, что Руси самодержец с его воинством одолеет врага и на свое царство вернется?.. Боже Милосердый, Боже Всемогущий! – упав перед киотом, стала молить царица. – Услышь слезы и рыдания рабы своея… Дай ми услышати и осударя здрава, славного, по милости Твоей, увидети!.. Не помяни, Владыко, многих грехов наших! Помоги нам и Ты, Царица Небесная, Пречистая Богородица!.. И Ты муки ведала… Взглянься на муку мою великую! Да подаст Господь царю над супостатом победу и здрава мне его воротит!..

• Предыдущая
• 78/100
• Следующая