Третий Рим - Жданов Лев Григорьевич - Страница 74

• Предыдущая
• 74/100
• Следующая

И нешуточной угрозой загорелись глаза Ивана, которыми он обвел все собрание.

Очевидно, пылкая голова царя слишком сильно захвачена мыслью о предстоящем ратном подвиге. Его успели окончательно убедить в необходимости и прелести военных побед… И, предчувствуя все-таки возражения со стороны некоторых старинных недругов рода царского, великокняжеского, как называл Иван в душе самовластных первых вельмож-бояр, юноша волновался заранее, готовясь дать решительный отпор…

Видели, поняли это старые бояре. Вот почему они, обыкновенно такие речистые, теперь молчат, усы покусывают седые да бороды себе разглаживают широкие, серебристые, окладистые.

– Что же? Так и не скажет никто ничего? Не подаст нам своего совета?.. – звенящим от волнения голосом переспросил царь.

– Знать бы прежде нам желалось, государь! – заговорил князь Никита Ростовский, пошептавшись со своими соседями, все такими же первыми вельможами. – Плохо сведущи стали мы ноне… Многое помимо нас деется… Какая сила-возможность у нас воевать с Казанью? Запасу всего запасено ли? Да вот из той стороны, со Свияги со реки, вести дурные доходят… Не одна Казань, а и вся сторона горная против нас идет-де… Из Крыма вести худые доносятся… Из Царьграда угрозой грозят… Как же царю Москву оставить? Ладно ли? Гляди, сотней тысяч ратников с Казанью не убраться, с одною. А поход во скорях, как слышно… Где столько люду собрать? Чем кормить, питать их? Где казны взять? Да и лето для пахарей и для нас пропадет, ежели с весны от сохи люди оторвутся… Так ли, боярин? – обратился Ростовский к Вельяминову. – Гляди, голодом без хлеба насидимся…

– Так, так, княже… – отозвался Вельяминов, – я и то же сказать хотел!

– Скоро сказка сказывается, дело вершится мешкотно, бояре… Начало похода теперь, весною, точно. А самое дело дай, Господи, и к осени начать. А то я видал уж: начнем апосля Петровок сбираться, а под Казань к самой Масленой, к распутице придем… как в запрошлом году. Мало тогда я слез пролил, мало горя принял, неудачу нашу видя? Нет, как говорю, так и будет. Не то что сто, полтораста тысяч воинов воздвигнется… Совсем сотрем главу змиеву! Что Крым, что Царьград, коли Бог за нас?! И пропитаться всем хватит! Свою казну, коли недостача будет, открою… Вон, я уж Володимиру Васильевичу сказывал… Хватит ли казны у нас, моей, родовой, не земской? Скажи, боярин?..

– На две войны хватит! – ответил с поклоном царю Головин, казначей Ивана, больше десяти лет умевший удержаться на своем опасном посту, пожилой, благообразный боярин, ученый не по времени, знакомый с латынью и с немецкой грамотой.

– Ну вот!.. Зачем тебе свое добро изводить, государь! – раздались протестующие голоса.

– Ничего! Мне – земля отдаст… новое мое царство Казанское… С него прибытки новые пойдут… Дающего рука – не оскудеет…

– Так чего же?.. Что же тут?! И мы своего не пожалеем! – послышались взволнованные отдельные голоса.

Старики все-таки молчали.

– А что горная сторона на нас – то пустое. Придет воинство наше светлое, поганцы-кочевники, лошадятники за нами, словно псы, пойдут. Видал я ихнюю отвагу.

– Сказывают, – опять заговорил Ростовский, – очень плохи порядки в тех полках, что на Свияге стоят… А мы и свежих людей туды посылать собираемся… И ждать воинам долго придется. А тамо и без того – болесть на людях, хворь тяжкая. Больше народу сберется, пуще хворь разливаться учнет… цинга эта самая…

– На все воля Божия! Ведомо и мне обо всем, что на Свияге деется… Шурин мой там, сами знаете… Данилушка. Он все отписывает мне… какие там беззакония творятся! Так ведь то – без меня… А я приеду – ничего не дозволю… Я – не боярин, сам хозяин земли! Свой глаз – алмаз… Сумею с воинами, с буями, поуправиться… Знают, чай, они: «Всяка душа владыкам предвладующим да повинуется! Никакая же бо владычества, еже не от Бога учинена есть!..» – произнес Иван. – Без меня и воины стали буи… И воеводы спорятся, о местах враждуют… А при мне не будет того. Куды кого захочу, и пошлю… Что еще не скажете ль?

– Братец… осударь, – заговорил Юрий, заметив знаки, которые делал ему тесть, князь Дмитрий Палецкий, – не уезжай лучше! Меня ты здесь, на Москве, оставишь, а я опасаюсь! Человек я нездоровый. Что случится… враги ли придут, смута ли земская? Как помочь, чем борониться?.. Я и не сумею!..

– Ну, брате-государе, не толкуй попусту! Не одного тебя оставлю… И полки тут будут, и люди ратные… Молод ты…

«Глуп», – хотел прибавить Иван, но удержался ради бояр…

– Так, для совету, придам тебе людей верных… Вон тесть твой, князь Димитрий… Он свое дело знает. И Ростовский-князь с ним… – словно на выбор указал Иван на главных противников своим планам, облекая их новым доверием, новой почестью, и таким образом обезоруживая вельмож. – А там, – продолжал царь, – и еще добрых советников к ним придадим!

Лица стариков прояснились. Они уж явно сочувственно стали относиться к затее молодого царя.

– Что же, я готов тебе служить, государь! – отозвался Ростовский-князь. – Поезжай с Господом… Изведай еще удачи, добывай славы бранной!..

Словно бор дремучий под ветром затрепетал, зашептались, заговорили старики:

– Поезжай, царь!.. А лучше бы ты с нами остался, надежа! Без хозяина – земля сирота! Оставайся лучше, царь! Молод ты. Побереги себя! – заменяя молчаливый протест искренней просьбой, заговорили первые, старейшие бояре.

– И не просите! Божья воля на то, чтобы я ехал! Царь – надежа для людей своих, знаю! А моя, царская надежа – Сам Господь Милосердый! Он пошлет мне одоление на супротивные! И не сиротой земля остается… Все я с нею же буду!.. И думой моей, и властью царской! Да и еду не в чужую землю, а в нашу же, соседскую… Хоть сейчас она не совсем русская, так ею станет! Мне и святитель Алексий являлся в видении сонном и то же поведал… – вдруг вдохновенно произнес Иван.

Всем еще больше стала ясна и понятна та уверенность, с какою говорил царь о походе, та решимость, какою дышало каждое слово, каждое движение юноши…

Смолкли на миг голоса, а потом рокотом пронеслось:

– Поезжай, княже-государе! Да будет воля твоя и Господня!

• Предыдущая
• 74/100
• Следующая