Парадокс великого Пта - Жаренов Анатолий Александрович - Страница 48

• Предыдущая
• 48/68
• Следующая

Тужилин не поверил своим глазам. Он наклонился к станку. Белка рявкнула не своим голосом. Острые зубы клацнули возле самого носа Тужилина. Затем собака сделала попытку выпрыгнуть из станка.

— Что ты, Белочка, — вкрадчиво спросил Тужилин и попробовал протянуть руку к спине собаки.

Белка завизжала поросенком и так забилась, что опрокинула станок. Растерянный экспериментатор глядел на нее и никак не мог взять в толк, что вдруг случилось с животным. Оно явно не узнавало Тужилина. Оно словно растеряло все свои благоприобретенные условные рефлексы и моментально превратилось в дикого зверя. Собака не реагировала на свое имя, звонки и вспышки красных ламп не вызывали у нее обычных реакций. У Тужилина родилось опасение, что Белка взбесилась. Он протянул к морде собаки миску с водой. Это была проверка.

Белка подозрительно потянула носом и стала лакать воду. Изредка она скалила зубы и тихонько рычала на Тужилина.

— Странно, — пробормотал Василий Алексеевич. — Весьма.

И стал глубокомысленно рассматривать собаку. Больной она, во всяком случае, не выглядела. Однако кое-какие перемены даже не слишком наблюдательному Тужилину удалось подметить. Белка словно подтянулась. Это была в общем-то расхлябанная собака, довольно ленивая и нелюбопытная. Сейчас в ней появилась собранность. Перед Тужилиным стоял в станке живой комок упругих мускулов и нервов. Глаза смотрели внимательно и настороженно. Василий Алексеевич бросил ей кусок мяса. Раз! Зубы лязгнули. Немигающие глаза по-прежнему злобно уставились на Тужилина.

Поведение собаки не укладывалось в схему задуманного Тужилиным эксперимента. Следовательно, надо было убрать собаку из схемы. О причинах собачьего бунта Василий Алексеевич думать не стал. Для него, в сущности, не имело значения, какое конкретное животное стоит в станке: Белка или Жучка. У Белки испортилось настроение? Что ж, тем хуже для Белки. Хорошо еще, что никто из сотрудников не видел конфуза.

Когда в лабораторию пришли коллеги Тужилина, он закреплял в станке другую собаку. Она преданно махала хвостом в ожидании вспышки красной лампы. Слюноотделение у животного было в пределах нормы.

— А где же Белочка? — поинтересовалась одна из сотрудниц, заметив замену.

— Она нездорова, — ответил Василий Алексеевич. — А опыт я не могу срывать.

— Да, да, — сказала женщина и отошла в другой конец комнаты.

Вот как случилось, что Тужилин прошел мимо открытия, которое само чуть не впрыгнуло ему в руки. Впрочем, если заглянуть в дело глубже, то это не было открытием. Но случай с Белкой, расскажи о нем Тужилин, мог бы несколько раньше пролить свет на некоторые вещи.

Все было просто, как гвоздь, и одновременно сложно, как кибернетическая машина. К тому дню, когда Диомидов побывал в лаборатории Лагутина, следствие в музее уже закончилось. Ничего существенно нового оно не дало, хотя и появился первый арестованный по делу Беклемишева.

Его жизнь внешне протекала так же, как и у других людей. Василий Блинов учился в школе, потом в институте. Двадцати семи лет он поступил на работу в археологический музей. Младший научный сотрудник Блинов увлекался нумизматикой и, по слухам, готовил диссертацию, которая должна была опрокинуть некоторые устоявшиеся представления и взгляды на происхождение знаменитого Кильмисского клада. Слухи эти распространял сам Блинов. С диссертацией у него дело подвигалось плохо. Причин было две. Взявшись за разработку темы, он вскоре обнаружил, откровенно говоря, свою научную несостоятельность. Но отступать, признаваться в своем бессилии не хотел. Зависть к успехам других как черная кошка скребла по сердцу. Эта зависть и являлась второй причиной неудачи. Она мешала думать.

В школе Блинов завидовал тому, что пятерки получает не он, а Колька Петров. Студент Блинов завидовал, что первый разряд по гребле принадлежит не ему, а здоровяку Сашке Чернову. Зависть туманила его взгляд, когда он встречал на улице человека в отлично сшитом костюме, когда не он, а кто-то другой получал крупный выигрыш по лотерее, когда кто-то другой удачно женился. Блинов считал, что все это — и пятерки в дневнике, и красивая жена — должно принадлежать ему, Блинову, причем без всяких к тому усилий с его стороны. Может быть, виной этому было неправильное воспитание мальчика в семье; может быть, школа и вуз не сумели привить ему должного взгляда на вещи; а может быть, все вместе взятое послужило тому причиной. Но, как бы то ни было, Блинов стал тем, чем стал.

Душу этого человека постоянно раздирали противоречия между желаемым и действительным. В мыслях он видел себя подъезжающим на собственной “Волге” к особнячку, стоящему на берегу теплого моря. В действительности же приходилось ездить с работы домой в переполненном автобусе под крики кондукторши: “Гражданин, продвиньтесь на одну бабушку!”

А он не хотел подвигаться даже на “полбабушки”. Он ненавидел миловидную кондукторшу и бабушку, которой надо было уступать место. Место в автобусе и место под солнцем. Ему казалось, что он достоин лучшей участи. И он ждал от судьбы своего куска счастья. Он покупал лотерейные билеты и надеялся на крупный выигрыш. Но шли месяцы, годы, а капризная фортуна так ни разу и не повернулась к нему лицом.

Кассирша музея в дни выдачи зарплаты отсчитывала ему умеренную порцию синеньких пятерок. Он отворачивался, пряча деньги и нехорошую усмешку, которая в эти минуты появлялась на его лице.

И может быть, он так и прожил бы со своей завистью и со своими мечтами. Быть может, он и не принес бы вреда обществу, в котором жил, как не принес бы и пользы. Потому что мечты его были бесплодны, а желания неосуществимы. Чемоданчики с сотенными на дорогах не валяются. А украсть чемоданчик он не мог. Такие люди не способны предпринимать самостоятельные шаги. Но орудием чужой воли они стать способны.

Василий Блинов оказался неожиданной и приятной находкой для эмиссара Хенгенау, когда тот подбирался к дневникам Беклемишева. Эмиссар быстро раскусил мятущуюся душу Блинова и стал методично вбивать в нее клинья.

• Предыдущая
• 48/68
• Следующая