В трущобах Индии - Жаколио Луи - Страница 79

• Предыдущая
• 79/152
• Следующая

— Это Барбассон! Он также смотрел в подзорную трубу и, узнав меня, три раза притронулся указательным пальцем к губам, как бы в знак молчания. Затем он протянул руку к западу, что я понимаю так: как только наступит ночь, я буду у вас. Ты был прав, Рама, — в Нухурмуре случилось что-нибудь особенное.

— Или только готовится еще!

— Что ты хочешь сказать?

— Подождем до вечера; объяснение будет слишком долгое и не обойдется без восклицаний, жестов удивления, компрометирующих выражений лица… и без этого уже довольно… Нариндра меня понимает.

— Если ты все будешь говорить загадками…

— Нет! Ты знаешь, Сердар, как мы тебе преданы, так вот» одолжи нам несколько секунд еще, ну, несколько минут, солнце скоро уже сядет… Мы хотим объясниться непременно в присутствии Барбассона; сердце говорит мне, что нам при нем легче будет объяснить то, что мы хотим тебе сообщить.

— Однако…

— Ты желаешь… пусть будет по-твоему! Мы скажем тебе, но ты предварительно дай слово исполнить то, о чем мы тебя попросим.

— О чем же это?

— Мы вынуждены сказать, что нарушим молчание только с этим условием.

— Как торжественно! — сказал Сердар, невольно улыбаясь, несмотря на все свое волнение. — Ну! Говори же!

— Прикажи немедленно, не спрашивая у нас объяснения, заковать Рам-Шудора и посадить его в трюм.

— Я не могу сделать этого, не зная, на каком основании вы требуете такого приказания. — отвечал Сердар, переходя от одного удивления к другому.

— Хорошо, тогда подождем Барбассона.

Сердар не настаивал, он знал, что друзья не будут говорить, а потому оставил их, чтобы отдать необходимые приказания на ночь и распорядиться относительно сигнальных огней — необходимая предосторожность при стоянке на якоре для избежания столкновения с другими проходящими мимо судами. Затем он поднялся на мостик, чтобы как-нибудь убить время и пораздуматься на свободе… Он не мог понять, на каком основании обратились к нему друзья с такою просьбою… Она так мало согласовалась с тем, как они недавно еще защищали Рам-Шудора, что он принял ее за самую обыкновенную уловку, за желание прекратить всякий дальнейший спор… Рам-Шудор со времени своего отъезда не сделал ничего, чем можно было бы оправдать такую суровую меру; к тому же он предназначал ему весьма деятельную роль в последующих событиях, а раз факир исчезал со сцены, он вынужден был радикально изменить весь свой план… впрочем, он посмотрит! И это необъяснимое появление Барбассона, таинственный способ действия… Все это до такой степени заинтриговало его, что все личные заботы его отошли на задний план. Он не выпускал из виду маленькой яхты и, когда сделалось совершенно темно, заметил, как от нее отделилась черная точка и направилась в сторону «Дианы»; минут пять спустя к шхуне пристала лодка — и Барбассон, плотно завернутый в матросский бушлат, чтобы никто не мог его узнать, моментально вскочил на борт.

— Сойдем в вашу комнату, — поспешно сказал он Сердару, — никто, кроме Нариндры и Рамы, не должен знать, что я здесь, на судне, а в особенности никто не должен слышать то, что я скажу.

Дрожа от волнения, Сердар провел его в свою комнату, находившуюся в междупалубном пространстве, где никто не мог их подслушать, не попав на глаза рулевому. Нариндра и Рама последовали за ним. Закрыв дверь каюты, Сердар бросился к провансальцу и схватил его за руки, говоря:

— Ради Бога, мой милый Барбассон, что случилось?.. Не скрывайте от меня ничего.

— В Нухурмуре произошли ужасные вещи, а еще ужаснее те, которые должны случиться здесь. Но прежде чем сказать хотя бы одно слово, прошу не спорить, — дело идет о жизни всех нас, — не спрашивать никаких объяснений, вы узнаете все… Охраните себя прежде всего от Рам-Шудора.

Услышав эти слова Барбассона, произнесенные им с необыкновенной быстротой, без всякой почти передышки, Рама и Нариндра вскрикнули и бросились к дверям… Но в ту минуту, как выйти, они вспомнили вдруг, что только один Сердар вправе распоряжаться… Остановившись, они ждали, еле переводя дыхание…

— Да идите же, — крикнул им Барбассон, — не допускайте его говорить с кем-нибудь.

— Идите, — сказал Сердар, понявший деликатность своих друзей, побудившую их остановиться. — Скажите, что по моему приказанию.

Рама и Нариндра поспешили на переднюю часть судна, уверенные, что найдут там мнимого факира.

— Спокойно и без борьбы, Нариндра, — сказал Рама, — будем действовать лучше хитростью.

— Рам-Шудор, — сказал Рама индусу, который курил, спокойно облокотившись на планшир, — командир требует, чтобы сегодня вечером все сидели у себя в каюте.

— Хорошо, я пойду, — отвечал туземец.

Не успел он войти в каюту, как Нариндра спокойно закрыл задвижку и поставил на страже одного из матросов, поручив ему не выпускать оттуда пленника. Исполнив эту обязанность, оба поспешили к Сердару и рассказали ему, с каким хладнокровием позволил Рам-Шудор запереть себя.

Бесполезная предосторожность! Поручение Рам-Шудора было уже на пути к исполнению. Они опоздали! Барбассон должен был распорядиться об этом еще на палубе в самый момент своего прибытия.

Не успела дверь запереться за Сердаром и его спутниками, как какой-то человек, скрывавшийся позади гросс-мачты, поспешно спустился по лестнице в лодку Барбассона и передал «олле» одному из малабарских матросов, сказав ему при этом:

— Греби изо всей мочи, проезжай канал… это губернатору Цейлона… дело идет о твоей жизни… приказ капитана.

Человек этот был Рам-Шудор. В два прыжка, как кошка, вернулся он обратно на борт и встал у планшира, где его нашли потом Нариндра и Рама. В то время, как последние сопровождали его вниз, лодка отчалила от «Дианы» и понеслась среди ночной тьмы, унося с собою ужасный пальмовый лист, предназначенный для губернатора сэра Вильяма Броуна.

Долго разговаривали между собой собравшиеся в каюте Сердара о событиях в Нухурмуре… Печальный конец Барнета вызвал у всех слезы на глазах, и бедный Барбассон, рассказывая все подробности этой ужасной драмы, смешал свои слезы со слезами своих товарищей.

Когда улеглось первое волнение, все приступили к обсуждению дальнейших действий. Решено было сегодня же ночью подвергнуть Рам-Шудора наказанию, которое он заслужил за свои бесчисленные преступления. Сердар предлагал просто-напросто застрелить его, но Барбассон настаивал на более тяжелом, хотя и таком же почти быстром наказании.

— Привязать ему ядро к ногам и бросить животным в воду! — сказал провансалец.

— Во имя человеколюбия и ради нас самих, — отвечал Сердар, — не будем поступать как дикари.

— Очень он заботился бы о человеколюбии, этот негодяй, добейся он успеха в своих злобных планах!

Нариндра и Рама присоединились к Барбассону, и Сердар не возражал больше, рассчитывая на то, что в самую последнюю минуту он вмешается как командир судна.

Разговор продолжался очень долго; прошло два часа, прежде чем Сердар стал объяснять Барбассону неизвестный последнему план, который должен был предать их в руки сэра Вильяма Броуна без всякого шума и борьбы, потому что открыто, силой его нельзя было похитить на глазах всего гарнизона Пуант де Галля… Вдруг послышался легкий стук в двери. Это был брат Рамы, явившийся предупредить Барбассона, что хозяин лодки желает его видеть.

— Пусть войдет! — сказал провансалец.

Сива-Томби вышел из скромности, пропустив в каюту матроса.

— Капитан, — сказал матрос, — губернатор Цейлона приказал мне передать это вам.

Если бы молния влетела внезапно в каюту, то и она не произвела бы такого действия, как эти слова… Только быстрый и проницательный ум провансальца вывел всех из затруднительного положения.

— Подай сюда и можешь идти! — скомандовал он коротко, и тот немедленно повиновался.

— Вы в переписке с губернатором? — пролепетал Сердар.

Нариндра и Рама были поражены и с недоверием смотрели на Барбассона. Последний, прочитав письмо, побледнел от бешенства и воскликнул:

— О, я задушу тебя собственными руками! Никогда в мире не видано было таких негодяев!

• Предыдущая
• 79/152
• Следующая