В трущобах Индии - Жаколио Луи - Страница 49

• Предыдущая
• 49/152
• Следующая

Один в своем кабинете, майор приводил все дела в порядок и запечатывал конверты с духовным завещанием и семейными бумагами. Затем он снял с шеи медальон, в котором находилось изображение прелестного личика, и, покрывая его поцелуями, говорил:

— Ты, конечно, одобришь мой поступок, милая и благородная женщина. Не краснела бы ты разве за меня, узнав, что я был способен покинуть своих солдат ради спасения собственной жизни? Я завещаю своим детям неизгладимое воспоминание о том, что я поступил честно.

Не успел он закрыть медальон, как послышался легкий шум. Он обернулся и, несмотря на все свое хладнокровие, не мог удержаться от крика: четыре совершенно голых индуса вошли в комнату и с быстротою молнии набросились на него. В одну минуту они повалили его на пол, заткнули рот и обмотали веревками, чтобы он не мог ни кричать, ни выбиваться из рук, затем двое из них взвалили его себе на плечи и бегом вынесли вон.

Глаза в него не были завязаны, и он мог, несмотря на темноту, видеть, что его пронесли через городок, а затем через укрепления. Скоро они очутились на равнине; четыре индуса скользили, как тени мимо индусского лагеря. На расстоянии мили оттуда он увидел какую-то движущуюся черную массу и затем услышал голос, заставивший его вздрогнуть. Это был голос Сердара, который говорил носильщикам:

— Положите его осторожно на дно хаудаха Ауджали.

— Сделано, господин, — ответили носильщики.

— Хорошо! В путь к Эллору! Живей!

И говоривший сел в хаудах, где был майор, который понял по движению, что они едут на спине слона.

Месяц спустя майор вместе со своими детьми находился на пакетботе, который из Бомбея направлялся в Европу, а рядом с ним стоял Сердар; он пришел проститься с ними и был очень растроган.

Раздался звук колокола, приглашавший посторонних удалиться в свои лодки.

— В последний раз прошу вас, мой спаситель, — сказал майор, — ваше имя в знак воспоминания! Что скажу я своей милой жене, когда она спросит, кого ей благословлять за то, что детям ее сохранили отца, а ей — мужа?

Сердар, переходивший уже за борт, обернулся и со взором, в который он, казалось, вложил все воспоминания и всю душу свою, сказал:

— Вы скажете моей милой Диане, что вас спас Фредерик де Монмор де Монморен.

— Праведное Небо! Ее брат! — воскликнул майор.

И он хотел броситься за ним… но пароход закачался на волнах, и лодка Сердара очутилась в двадцати метрах от него.

Вся западная часть Индостана, известная под названием Малабарского берега, окаймлена длинной цепью гор неравномерной высоты, которая тянется на протяжении семи-восьмисот миль от мыса Коморина, где она начинается едва заметными уступами, до диких и суровых провинций Мейвара и Бунделькунца. Здесь она разделяется на несколько отрогов, главные из которых, продолжая свои путь к северу сливаются с первыми уступами Гималаев, пройдя сначала по границе Афганистана; другие же уклонившись в стороны, подобно нервным жилкам пальмового листа или пластинкам веера, понижаются постепенно, направляясь к равнинам Бенгалии, и умирают, так сказать, на берегу Ганга, как умирают благочестивые индусы, которые, чувствуя приближение смерти, приходят испустить последний вздох на берегу священной реки.

Горы эти носят сообразно своему положению разные названия, как Триводерамских гор, Гатских, Нильгернских, Беар; все они покрыты непроходимыми девственными лесами, которые тянутся капризными извилинами то по глубоким долинам, покрытым пятью или шестью поясами растительности, куда с трудом проникает луч солнца, то по крутым склонам, которые подымают до 2500 метров свои зеленые вершины среди небесной лазури или тянутся по обширным плато, покрытым дикими скалами, лощинами, где ревут потоки, шумят и пенятся каскады, где сверкают озера неизведанной глубины.

Несколько редких проходов, которые известны только проводникам, ведут отсюда в Триводерам, Гоа, Мирпур и другие города, но они так опасны и так мало посещаются, что большинство путешественников предпочитает ехать к месту назначения на маленьких пароходах, которые еженедельно ходят между Коромандельским берегом и Малабарским.

Густые и мрачные леса, покрывающие долины и склоны гор, до такой степени заселены дикими слонами и хищниками всякого рода, что сами проводники откажутся вести вас через них, если вы не наймете слона, специально дрессированного для такого опасного путешествия и способного защитить вас. На концах всех тропинок, которые извиваются по равнине и соединяют между собою деревни индусов, поставлены в том месте, где они приближаются к уступам, столбы с надписью на пяти или шести наречиях: тамульском, куарском, телингском, индостанском, пальском и английском, которая гласит: «Не ходите дальше из опасения встречи с хищниками». Можно было бы прибавить «из опасения тугов», потому что ужасная каста душителей, которых преследует и травит европейская полиция, нашла себе убежище в самых неприступных местах этой дикой страны, где никто не осмелится ни преследовать их, ни мешать в исполнении мрачных таинств Кали, богини крови.

Несмотря однако на бесчисленные опасности, которые угрожают существованию, несчастные изгнанники, известные под именем Тота-Ведда, скрываются там в течение уже многих столетий после приказа Дахира-Раджи, властителя Декана, который за какую-то провинность, забытую уже всеми, объявил их недостойными жить, как нечистых тварей, и запретил им употребление воды, риса и огня. Когда проклятие такого рода постигало какую-нибудь касту во времена браминского владычества, убийство члена этой касты становилось заслугой, и несчастные, на которых тяготел гражданский закон и религиозный предрассудок, не имея никаких средств укрыться от избиения массами, вынуждены были скрываться в чаще девственных лесов Малабарского берега. Потомки несчастных Тота-Ведда, присужденных к такой печальной участи в течение целых семи-восьми столетий, дошли постепенно до настоящего отупения и в настоящее время почти ничего не имеют общего с людьми. Чтобы избежать преследования людей и диких зверей, они строят себе жилища на верхушках самых высоких деревьев; они потеряли даже привычку ходить по земле, зато они умеют необыкновенно искусно и ловко лазить по деревьям и перепрыгивать с ветки на ветку. Благодаря пище, которая состоит у них, как и у обезьян, из плодов и нежных листьев, рост их уменьшился и члены их сделались до того худы, что общее строение их тела подходит ближе к строению шимпанзе, чем человека.

Жилье, которое они устраивают обыкновенно на верхушках исполинских банианов, настолько велико, что свободно может вместить в себе пять-шесть человек; оно состоит из пола, который искусно сделан из бамбуковых палок и поддерживается вилообразными ветками; кругом него стены из тростниковых циновок вышиною в два метра, а вверху крыша из листьев кокосового дерева.

Несчастные потеряли всякую способность членораздельной речи и говорят между собою с помощью целого ряда односложных междометий, применимых только к самым элементарным потребностям жизни. Они боятся соседства других индусов еще больше, чем тигров, потому что традиции, обрекшие их на изгнание и смерть, еще не ослабели у народа и всякий наир или раиот, который встретит случайно одного из этих проклятых, не задумается убить его, как змею или шакала. Тота-Ведда поэтому почти не выходят из лесу и путешествуют обыкновенно среди листвы деревьев, никогда, без крайней необходимости, не спускаясь на землю. Такое передвижение — настоящая игрушка для них, и они так ловко действуют при этом руками и ногами, что одерживают победу над обезьянами в этом воздушном путешествии.

• Предыдущая
• 49/152
• Следующая