Сердар - Жаколио Луи - Страница 34

• Предыдущая
• 34/131
• Следующая

Вы понимаете теперь, что для Барнета, имевшего такое прошлое, было пустой забавой взобраться на первую попавшуюся пальму. В ту минуту, когда три крокодила, уверенные в своей победе, смотрели уже исподлобья друг на друга, мысленно измеряя ту часть добычи, которая придется на долю каждого, Барнет помирил их, грациозно поднявшись по стволу с помощью рук и ног, унеся в воздух ужин трех приятелей. Раздосадованные неудачей, они затеяли между собой ожесточенную драку, а Барнет тем временем благополучно добрался до безопасного места на верхушке пальмы.

Удобно разместившись среди листьев и кокосовых орехов, где у него были готовы и тарелки, и съестные припасы, он мог с философским спокойствием ждать, пока товарищи придут к нему на помощь. Так как он крепко привязал себя к дереву охотничьим поясом, то ему нечего было опасаться упасть во время сна. Напротив, ему ничто не мешало устроиться поудобнее и спать. Мысли его, опустившиеся с высоты, где он оказался, на грешную землю, некоторое время блуждали по ней, пока он по своему обыкновению не переселился в страну мечтаний, полную самых невероятных приключений. Отправившись к туркам для защиты Босфора от нападения китайцев, наводнивших всю Европу, он достиг, как обычно, высоких почестей, что вполне соответствовало его положению на верхушке кокосовой пальмы, когда зависть врагов подорвала его благополучие. Далее ему приснилось, что его приговорили к тому, чтобы посадить на кол – тоже влияние кокосовой пальмы – когда вдруг он проснулся.

Вокруг него раздавались выстрелы из карабина и крики, о происхождении которых он сразу догадался: «Боб!.. Барнет! Генерал! О! Э! Где ты?»

– Здесь, друзья мои, здесь! – поспешил ответить добродушный Боб.

– Где это здесь? – спросил голос Сердара.

– Здесь, наверху! – крикнул Барнет. – Третья кокосовая пальма, справа от Оджали.

Громкий хохот приветствовал этот оригинальный способ указывать свое местонахождение. Друзья соединились вместе, и радость вновь наполнила их сердца.

Один только Сердар молчал. В жизни его была тайна, которую он хотел бы унести с собой в могилу. Никто не должен был знать, каким образом Фредерик Де-Монмор-де-Монморен, родом из знатной бургундской семьи, сделался авантюристом Сердаром. Единственного человека в Индии, которому была известна эта тайна, он убил сегодня вечером… или, по крайней мере, думал, что убил. От пули в сердце не воскресают, а он метил туда.

Наши герои спокойно провели ночь в пещере под охраной Оджали, не беспокоясь и не заботясь ни о чем.

На рассвете Сердар разбудил своих спутников и дал знак к немедленному отъезду. В ту минуту, когда маленький отряд покидал пещеру и направлялся по дороге к проходу, найденному молодым Сами, кусты над пещерой тихонько раздвинулись, и между ними показалась безобразная голова человека, который долго следил за удаляющимся караваном, как бы отмечая в памяти дорогу, по которой он направлялся.

Когда скрылись из вида Барнет и Рама, замыкавшие шествие, кусты сомкнулись, и оттуда вышел индиец, совершенно голый, отчего его тело в тени деревьев совершенно сливалось с окружающими предметами. Он быстро спустился со скалы, где прятался, и пошел параллельно тому пути, по которому шли наши герои. Это был Кишная, предводитель душителей, который накануне только чудом избежал мести Сердара. Какие планы были у него? Не хотел ли он снова приняться за свое гнусное ремесло в надежде получить награду, обещанную губернатором Цейлона?.. Или поступками его руководило какое-нибудь более важное побуждение? Не желал ли он убедиться, что Сердар покидает Цейлон и отправляется на Коромандельский берег?

Первый час дороги прошел в молчании, как это бывает всегда, когда какой-нибудь отряд путешественников отправляется в путь до начала дня. Душа и тело сливаются, так сказать, с окружающей природой. Птицы еще спят среди листвы, куда первые проблески рассвета едва начинают проникать. От травы и от листьев деревьев исходит легкая прохлада. Небольшая дымка от начинающей испаряться в воздухе ночной росы придает всему пейзажу неясные очертания, смешивая все предметы, как будто они покрыты полупрозрачной газовой вуалью. Все идут погруженные в сладкую дрему, которую первый солнечный луч рассеет вместе с утренним туманом.

Мало-помалу все просыпается в теплом свете дня. Стаи маленьких сингальских попугайчиков крикливыми голосами приветствуют появление солнца. С оглушительными «тири-тири» несутся они над полями дикого сахарного тростника, чтобы обрушиться на ветви больших тамариндов. Гиббоны прыгают с ветки на ветку, гоняясь друг за другом и исполняя самые причудливые акробатические фигуры, тогда как белые попугаи ара и какаду грузно проносятся над листвой фикусов и тамариндов. В джунглях, одним словом, начинается жизнь для всего их безобидного населения: птиц, мух, бенгальских зябликов, разноцветных попугаев, белок и обезьян, в то время как хищники, уставшие от ночных похождений и драк, пресытившиеся мясом и кровью, прячутся в самую чащу, откуда они не выйдут раньше сумерек.

Эта полная жизни пробуждающаяся природа, освещенная золотистыми лучами солнца, под лазоревым небом несколько изменила направление мыслей Сердара. Как ни привык он к богатствам природы джунглей, возвышенная душа его никогда не оставалась безответной к ним, и он чувствовал, что сердце постепенно успокаивается, несмотря на тяжелые заботы.

– Итак, мой мальчик, – сказал он, ласково обращаясь к Сами, – тебе удалось наконец открыть удобный подъем среди уступов скал на склоне.

– Да, Сахиб! – отвечал молодой индиец, чувствуй себя необыкновенно счастливым всякий раз, когда господин говорил с ним таким ласковым тоном, – я без труда прошел его до конца. Скалы, закрывающие верхнюю часть горы, помешали вам увидеть снизу, что туда легко пробраться.

– А заметил ты, будет ли легко там, на вершине, идти вдоль гребня по направлению к северу?

– Да, Сахиб! Гребень идет ровно везде, где я мог видеть.

– Это прекрасно. Ты нам очень помог, мой мальчик, и я хочу отблагодарить тебя. Нет ли чего-нибудь такого, о чем ты хотел бы попросить? Я наперед согласен на все, что в моей власти.

– О, Сахиб! Если бы я смел…

– Говори!

– Я хочу, чтобы Сахиб оставил меня у себя на всю жизнь, как и Нариндру.

– Милый мой Сами! Я только выигрываю от твоей просьбы… Будь уверен, я слишком хорошо понимаю, что значит такая привязанность, как твоя и Нариндры, и я никогда не разлучусь с вами.

– Вот и проход, Сахиб! Там вот, напротив вас! – сказал Сами, счастливый тем, что может первым указать его господину.

Все остановились. Барнет и Рама, отставшие немного, вскоре также присоединились к ним. Оба по своему обыкновению были заняты спором из-за негодяя Максуэла, а так как Боб, несмотря на все свое красноречие, никак не мог добиться от Рамы прав на первенство, то вечный спор почти никогда не прекращался.

– Пошли, Барнет! Вперед, мой старый товарищ! – сказал Сердар. – Ты должен быть счастлив, что покидаешь наконец долину, которая дважды чуть не стала гибельной для тебя.

– Эх! – отвечал генерал с философским видом. – Жизнь и смерть – это две стороны одной медали.

Менее чем за полчаса взобрались они на гору и могли теперь вдоволь любоваться чудесным зрелищем Индийского океана в ту минуту, когда восходящее солнце рассыпало по его волнам свои золотистые лучи.

Вдруг Сами вскрикнул от удивления.

– Сахиб! Смотрите, Сахиб! Как будто шхуна Шейк-Тоффеля!

Сердар обернулся и увидел шхуну, находившуюся всего в двух лье от берега. Подняв все паруса, она шла по траверзу[38] от них. Он взял морской бинокль и направил его на маленькое судно.

– Барнет! Друзья мои! – воскликнул он. – Какое счастье! Это «Диана»! Она крейсирует там для нас.

– Ты уверен в этом? – спросил Боб, внимательно рассматривая судно, – мне кажется, что очертания «Дианы» более стройны и элегантны…

– Это происходит оттого, что мы смотрим на нее с возвышения, и очертания судна вырисовываются не на горизонте, а на фоне морских волн. В таком положении всякое судно кажется более плотным и широким. Но я готов держать пари, что это «Диана»… Ты забываешь, что я распоряжался ее постройкой и мне знакомы в ней малейшие детали. Видишь там резной бушприт[39], который кончается лирой, и рубку сзади? Встречный ветер мешает ей приблизиться к берегу, и она вынуждена лавировать. Когда шхуна начнет поворачиваться другим бортом, мы увидим ее корму и надпись, сделанную золотыми буквами, и тогда всякие сомнения улетучатся.

• Предыдущая
• 34/131
• Следующая