Грабители морей - Жаколио Луи - Страница 4

• Предыдущая
• 4/101
• Следующая

У берегов Норвегии существуют два таких водоворота: один близ острова Моске, производимый южным ветром, а другой на западе, близ Розольфского мыса, производимый северным ветром.

Последний водоворот менее известен, чем первый, так как реже посещается кораблями, но гораздо опаснее первого.

С первого же взгляда Ингольф понял ужасную истину. На лбу у него выступил легкий пот – но и только. Больше у него ничем не выразилось потрясение, которое испытывает всякий человек при быстром переходе от уверенности в спасении к сознанию грозящей опасности.

– Ни слова матросам, Альтенс, – сказал капитан. – Мы всегда успеем их предупредить, а сперва я хочу посмотреть, неужели действительно нет никакого спасения.

Помощник поклонился и, не ответив ни слова, сошел с мостика.

– Что ты такое сказал? – спросил Надод, подходя к капитану.

Во время последнего разговора он стоял, облокотясь на перила штирборта. Обманутый наружным спокойствием волн, он не обращал большого внимания на беседу Ингольфа с Альтенсом, но последние слова капитана неприятно поразили его слух.

– Вот что, Надод, – серьезно сказал ему капитан, – наступила минута показать, действительно ли ты мужчина.

– Ты меня пугаешь, – отвечал Красноглазый, – что за торжественность!

– Не думай, я не шучу, Надод. Мы избавились от одной опасности лишь затем, чтобы попасть в еще худшую. Ты имеешь понятие о Мальстреме?

– Слыхал, – отвечал урод с конвульсивною дрожью в теле, – но только ведь он не у этого берега.

– Ты говоришь о Мальстреме близ Моске, но, к несчастью, он не один. Есть еще Мальстрем близ Розольфа, и вот в него-то именно мы и угодили. Взгляни, бриг уже не слушается руля.

Говоря эти слова, Ингольф схватил штурвал и повернул его до самого конца цепи: бриг не повернулся ни на йоту.

Опыт был слишком убедителен. Надод так и обмер.

– Стало быть, нет никакой надежды? – спросил он своего товарища.

– Никакой, – отвечал Ингольф. – Невозможно сразу бороться против ветра, течения и центробежной силы. У нас нет точки опоры.

– Хорошо, – возразил Надод со спокойствием, которое резко противоречило его прежнему волнению.

– На земле всегда есть жертвы, и я являюсь одной из таких жертв. Так записано в книге судеб: к чему же бороться с судьбою? Ты увидишь, Надод Красноглазый сумеет умереть.

– Странно, что ты нас не предупредил, а еще жил в этих местах. Не может быть, чтобы ты никогда не слыхал об этом губительном течении.

– Ты забываешь, что я не моряк, и если слыхал в детстве разные страшные рассказы о кораблях, погибших в Розольфсе, то считал их легендами, не придавая им реального значения.

Протянув руку по направлению к твердой земле, он прибавил:

– Ты торжествуешь, Гаральд Биорн. Сокровища, скопленные двадцатью поколениями, останутся за тобою и, быть может, благодаря им достигнешь своих целей! Но если пожелания человека, умирающего по твоей милости, выброшенного тобою из человеческой семьи, могут иметь какое-нибудь влияние на судьбу, то будь ты проклят из рода в род! Будь проклят сам ты, и дети твои, и внуки, и правнуки!..

Вдруг в ночной темноте раздался крик, возбудивший во всех невыразимое волнение.

– Парус налево сзади! – крикнул вахтенный.

Взоры всех жадно устремились в ту сторону, и в эту минуту, как бы для довершения ужаса, полярное солнце, закатывающееся летом не более как на один час, вдруг появилось на горизонте, озарив своими лучами и ясное небо, и коварное море.

Замеченный корабль оказался прелестною, стройною яхтой, оснащенною с редким изяществом. На ней развевался белый флаг с золотым крестом. Видно было, что кораблик не имел ничего общего с тяжелыми рыбачьими судами, которые только одни и посещают эти места Ледовитого моря во время ловли трески.

Экипаж «Ральфа», уже понявший свое отчаянное положение, безмолвно и угрюмо следил за маневрами кораблика, быстро бежавшего по волнам позади Розольфского мыса, который его защищал от грозного влияния Мальстрема.

– Это увеселительная яхта, – сказал Ингольф, как бы говоря сам с собою. – Она погибнет, если станет огибать эти скалы, составляющие продолжение мыса.

– Значит, погибнем не одни мы, – заметил Надод с недоброю улыбкой.

Вместо ответа капитан бросил на него самый презрительный взгляд и обратился к своему помощнику:

– Альтенс, через десять минут, если я не ошибаюсь, мы вместе с течением понесемся мимо берега. Проходя мимо мыса, дай поскорее этой шхуне предостерегающий сигнал.

Желая внушить матросам надежду, которой сам совершенно не имел, Ингольф прибавил:

– Она построена не так крепко, как наш «Ральф», и не может бороться с течением.

Слова эти были сказаны с хорошо разыгранной небрежностью и произвели свое действие. На лицах у всех появилась радость. Если бы действительно была опасность, разве капитан был бы так спокоен? Такой искусный моряк никогда бы не сдался без отчаянной борьбы, а между тем он не делал ровно никаких распоряжений. Ну да, конечно, опасность вовсе не так велика, как это кажется…

Таковы были соображения, которыми обменялись между собой матросы и которые рассеяли в них страх, поселив в них доверие к будущему.

Зато сам Ингольф утратил всякую надежду. Он ограничился лишь тем, что велел покрепче притянуть руль к бакборту. В таком положении руль мог несколько замедлить роковой приход корабля к центру водоворота, заставив его делать круги значительно шире.

Между тем неизвестная яхта все шла параллельно Розольфскому мысу, который был в этом месте настолько низок, что все движения кораблика были видны очень хорошо. «Ральф» находился по другую сторону того же мыса, описывая свой первый концентрический круг с возраставшей по мере приближения к земле быстротою. Увлекаемый потоком, он вскоре дошел до подводных скал. В эту минуту он был отделен от шхуны, подходившей с другой стороны в обратном направлении, лишь полосою утесов шириною метров сто, не более. Тогда Альтенс, согласно приказаниям Ингольфа, дал шхуне предостерегающий сигнал, и на грот-мачте брига появился целый ряд огней и флагов.

Все с нетерпением ждали ответного сигнала на этот акт мореплавательского братства, на этот поистине благородный поступок в момент собственной гибели, но шхуна продолжала идти своим путем, не обращая внимания на сигналы «Ральфа». На палубе шхуны не видно было ни одного человека, и, когда корабли встретились, идя по противоположным направлениям, таинственная шхуна показалась совершенно безлюдною. Между тем по всему было видно, что ее ведет опытная рука.

– Странно! – пробормотал Ингольф. – Хоть бы флагом отсалютовали в знак благодарности – и того нет… По всему видно, что яхта знает здешние места лучше нас и что предостережение наше было совершенно не нужно, но все-таки не мешало бы сделать салют людям, которые, сами идя на смерть, пытаются спасти других…

На лице Надода изображалась самая низкая радость. Этот человек только и находил удовольствие в зле, и неудача Ингольфа обрадовала его настолько сильно, что он не мог этого скрыть даже в минуту собственной гибели.

– Послушай, Надод, – сказал ему капитан, которого всегда бесила эта вечная злоба товарища, – послушай, если ты не уймешься, я, честное слово, выброшу тебя за борт, хотя бы только для того, чтоб умирать не вместе с таким зверем.

– Я вовсе не зверь, – возразил Надод с отвратительной гримасой. – Звери – все человечество, которое я ненавижу, и меня всегда радует, когда люди обнаруживают неблагодарность или вообще делают какую-нибудь подлость.

• Предыдущая
• 4/101
• Следующая