Сын света - Жак Кристиан - Страница 43

• Предыдущая
• 43/75
• Следующая

Когда ответственный писец начал чтение постановления именем царя, установилась тишина. Рамзес, который накануне ужинал со старшим братом, не испытывал ни малейших опасений. С ним все было ясно, теперь он слушал, что досталось другим. Лица одних загорались радостью, другие замыкались в себе, третьи смотрели неодобрительно; но таково было решение фараона, и каждый уважал его.

Наконец наступил черед Нубии, которая не представляла большого интереса. После недавних событий и постоянных напоминаний Шенара царевича Рамзеса уже можно было считать назначенным на пост номарха в эту провинцию.

Решение правителя удивило всех: нынешний номарх оставался на своем посту.

Красавица Исет ликовала: несмотря на все старания Шенара, Рамзес не был назначен наместником в Нубию! Царевич останется в Мемфисе, на своем почетном посту. Красавица собиралась непременно воспользоваться этой нежданной удачей и затащить Рамзеса в сети своей страсти; чем больше он сопротивлялся, тем больше привлекал ее.

Несмотря на настойчивые увещевания ее родителей благосклонно отнестись к ухаживаниям Шенара, красавица Исет смотрела только на его брата. Со времени своего возвращения из Нубии юноша еще больше похорошел и возмужал: он раздался в плечах, врожденное благородство его черт стало теперь еще более заметным. Будучи на голову выше всех остальных, он казался недосягаемым и неуязвимым.

Разделять с ним все: беды и радости, чувства и желания… Какое сказочное будущее! Никто и ничто не помешает красавице Исет стать женой Рамзеса.

Через несколько дней после объявления назначений она явилась к царевичу — преждевременный визит мог бы оказаться некстати, сейчас же разочарование уже должно было остыть. Исет могла бы стать доброй утешительницей своего героя.

Амени, которого она недолюбливала, встретил ее почтительно. Как мог царевич доверяться какому-то мальчишке, слабому и тщедушному, вечно корпящему над своими табличками, неспособному наслаждаться жизнью? Рано или поздно она убедит своего мужа расстаться с ним и окружить себя более выдающимися помощниками. Такой, как Рамзес, не должен был терпеть посредственность.

— Объяви о моем приходе своему хозяину.

— Сожалею, но его нет.

— Скоро вернется?

— Не знаю.

— А где он?

— Не знаю.

— Ты что, вздумал смеяться надо мной?

— Ни в коем случае.

— Тогда объясни! Когда он ушел?

— Правитель пришел за ним вчера утром. Рамзес сел в его колесницу, и они отправились в направлении пристани.

Долина Царей — «поля блаженных», рай, в котором возрождалась просветленная душа фараонов, — покоилась в безмолвной тишине камней. От пристани на западном берегу Фив до святого места, охранявшегося денно и нощно, фараон и его сын добирались извилистой дорогой, по обочинам которой высились неприступные скалы. Возвышаясь над всей долиной, стояла гора Сим с пирамидальной вершиной — место обитания богини тишины.

Рамзес был ошеломлен.

Зачем отец привез его сюда, в это загадочное место, куда разрешалось проникать лишь царствующему фараону и рабочим, возводящим это жилище вечности? Из-за несметных богатств, находящихся в гробницах, лучники охраны имели право стрелять без предупреждения в любого неизвестного; малейшее покушение на кражу, расценивавшееся как преступление, угрожающее безопасности всей страны, каралось смертной казнью. Однако поговаривали также о духах, которые отрубали головы неосторожным, не умевшим ответить на их вопросы.

Конечно, присутствие Сети давало некоторую уверенность, но Рамзес предпочел бы все же десять сражений с нубийцами, нежели это путешествие в загробный мир. Его сила и отвага ничем не могли ему здесь помочь; он чувствовал себя беспомощной, легкой добычей неведомых сил, с которыми он не знал, как справиться.

Ни травинки, ни птицы, ни насекомого… Казалось, долина отвергла всяческие формы жизни, одевшись камнем, который единственно мог олицетворять вечную победу над смертью. Чем дальше продвигалась колесница Сети, тем теснее окружали их стены скал. Жара становилась удушающей, сознание того, что ты удаляешься от мира живых, сжимало горло.

Впереди показался узкий проход, нечто вроде двери, прорубленной в скале, по обеим сторонам от входа стояли вооруженные охранники. Колесница остановилась, Сети и Рамзес сошли на землю. Охранники поклонились. Все они знали в лицо своего правителя, который регулярно наезжал сюда проверить, как продвигаются работы в его будущей гробнице, лично продиктовать тексты, которые должны были быть выгравированы иероглифами на стенах саркофага, его последнего пристанища.

Войдя внутрь, Рамзес застыл, ошеломленный.

«Поля блаженных» снаружи выглядели как колодец, выдолбленный в раскаленных до предела скалах, над которыми виднелся клочок лазурного неба; здесь надлежало соблюдать абсолютную тишину, которая была залогом покоя и мира душе фараонов. Первый испуг сменился очарованием; весь пронизанный светом долины царевич чувствовал себя одновременно подавленным и возвышенным. Маленький жалкий человечек лицом к лицу с загадкой и величественностью места, он, тем не менее, почувствовал присутствие потусторонних сил, которые творили, вместо того чтобы разрушать.

Сети подвел своего сына к каменному проходу; он открыл дверь из позолоченного кедра и двинулся по узкому крутому спуску, ведущему к небольшой комнатке, в центре которой стоял саркофаг. Царь зажег факелы, которые не дымили; великолепие отделки стен поразило Рамзеса. Золотой, красный, синий и черный ослепляли живостью своего цвета. Взгляд царевича задержался на изображении гигантского змея Апопа, чудовища мира теней и пожирателя света, которому противостоял Ра, изображенный человеком, покоряющим змея с помощью белого посоха. Царевич не мог налюбоваться Ладьей Ра, управляемой богиней Сиа, олицетворяющей волю к претворению, единственно способную указать правильный путь в темноте неведения; потом он застыл перед изображением фараона, представшим перед Хором с головой сокола и Анубисом с головой шакала, и которого богиня Маат, всеобщий закон, вводила в рай справедливых. Царь был изображен молодым, сияющим красотой, в традиционном головном уборе, с золотым широким ожерельем и в золотой же набедренной повязке. Находясь рядом с Осирисом и Нефертумом, богом, увенчанным короной из лотосов, олицетворяющих его вечно возрождающуюся жизнь, монарх, поднявший глаза к вечности, представлялся святым. Множество прочих мельчайших подробностей привлекли внимание царевича, в частности — загадочная надпись, упоминающая двери, ведущие в другой мир; однако Сети не дал ему времени удовлетворить любопытство, приказав, чтобы он простерся ниц перед саркофагом.

— Царь, который покоится здесь, носил то же имя, что и ты, Рамзес; он был основателем нашей династии. Хоремхеб назначил его своим преемником, Рамзеса, бывшего визиря, находившегося уже в отставке после долгой и трудной службы на благо своей страны. Старику пришлось оставить свой спокойный дом и посвятить последние силы управлению Египтом. Слабый и усталый, он правил меньше двух лет; однако он успел оправдать свое имя, данное коронованием: «Тот, кто утверждает Маат в Обеих землях; Тот, которого явил миру Божественный Свет; Тот, кто утверждает силу Божественного Света; Тот, кто был избран созидающим законом». Таков был этот мудрый и скромный человек, наш предок, тот, кого мы должны почитать, чтобы он просветил нас; молись ему, возноси его имя и память о нем, ибо предки предшествуют нам, и мы должны ступать по их следам.

Царевич ощутил присутствие духа основателя династии: из саркофага, который иероглифы называли «даритель жизни», проникала, заполняя собою все вокруг, сильная энергия, похожая на теплоту солнца.

— Встань, Рамзес, твое первое путешествие окончено.

Куда ни кинь взгляд — повсюду пирамиды. Наибольшее впечатление оказывала пирамида фараона Джосера, с огромными выступами, которые были как ступени лестницы, ведущей к небу. В сопровождении своего отца Рамзес осмотрел другое захоронение, огромную Саккару, где обрели свой вечный покой фараоны Древнего Царства и их верные слуги.

• Предыдущая
• 43/75
• Следующая