Ночи Калигулы. Падение в бездну - Звонок-Сантандер Ирина - Страница 10

• Предыдущая
• 10/90
• Следующая

— Нет! Я не поеду в Азию! — отчаянно выкрикнула она.

Бросив на мужа взгляд, полный бессильной злобы, Друзилла выбежала из атриума. Кассий Лонгин, отшвырнув в сторону свиток с назначением, поспешил за ней. В два прыжка догнал он убегающую жену, рывком обернул к себе и сжал сильными ладонями хрупкую шею.

— Не знаю, что с тобой случилось, Друзилла, но такого поведения я больше не потерплю! — решительно произнёс он. — В Азию я поеду один. А ты, оставаясь в Риме, подумай: хочешь жить со мной — приезжай! Не хочешь — можешь просить императора о разводе. Цезарь не откажет родной сестре, — криво усмехнулся Кассий.

Ему вдруг захотелось придушить Друзиллу. «Была обманщицей, и осталась таковой!» — горько и растерянно думал он. В порыве злости Кассий напряг ладони. Друзилла почувствовала, как ускользает дыхание. Лицо её покраснело, глаза выпучились. Вовремя опомнившись, Кассий отпустил жену. И отошёл к окну, заложив за спину дрожащие руки.

— В моей семье разводы считаются делом недостойным… — с горечью шептал он. — В твоей, похоже, наоборот! Твой братец Гай недавно взял жену на одну ночь, а наутро развёлся с нею!

Друзилла натужно кашляла, стараясь отдышаться. Тонкие пальцы нервно ощупывали красные отметины на шее — следы от рук мужа.

— Сегодня же я покину твой дом! — крикнула она, едва к ней вернулась способность говорить. — Буду жить в Палатинском дворце, с императором!

— Как хочешь! — хладнокровно передёрнул плечами Кассий. Он даже не догадывался об истинном смысле угрозы жены.

Вернувшись в опочивальню, Друзилла присела у столика. Поспешно нацарапала на восковой дощечке несколько слов.

— Отнеси это послание императору! — велела она рабыне. — Пусть пришлёт носилки и приготовит для меня покои.

Белокурая Гета спрятала таблички в вырез широкой туники.

— Что теперь будет, домина? — сочувствующе прошептала она.

— Будет то, что угодно богам, — отрешённо глядя в зеркало, ответила Друзилла. — Когда вернёшься — соберёшь мои вещи. Только те, которые составляют моё приданое. Никаких подарков Кассия я не возьму!

— Прялку тоже?

Друзилла осмотрела неразумную рабыню раздражённым взглядом:

— Прялку вели отослать Ливилле, в дом всадника Марка Виниция. Она — единственная в семье, которая настолько глупа, что прядёт шерсть, как обыкновенная рабыня!

Гета вернулась час спустя. Восемь рабов императора тащили за ней громоздкие роскошные носилки с занавесками из пурпурного шелка. Калигула с великим удовольствием лично явился бы за Друзиллой в дом Кассия. Но, ради приличия, был вынужден остаться во дворце.

Друзилла накинула на волосы светло-зеленое покрывало. Напоследок медленно обошла опочивальню. Коснулась ладонью изголовья кровати. Бронзовая лошадь, украшающая старое ложе, скалила зубы, как и в ночь её бракосочетания.

«Кассий — хороший муж. С ним я была бы счастлива, если бы не Гай. Он — моя судьба. Если авгур предскажет мне будущее, то мой голубь полетит рядом с голубем Гая, а не Кассия».

— Идём! — сухо велела рабыне Друзилла.

Она прошла мимо Кассия, не прощаясь. Придерживая рукой покрывало, скользнула в императорские носилки. Сквозь полупрозрачный пурпурный шёлк Кассий различал её фигуру.

Он не стал дожидаться отъезда Друзиллы. Круто развернулся и ушёл в опочивальню. Но стоило Кассию остаться наедине, как выдержка покинула его. Друзилла унесла лишь то, что принадлежало ей до свадьбы. Остались в супружеской опочивальне ларцы с драгоценностями, которые Кассий любовно выбирал для юной супруги. Жёлтая постель, которую они делили пять лет, ещё хранила отпечаток её тела. Занавеси пахли благовониями, которые любила Друзилла. Серебрянное зеркало отражало её исчезнувшую тень. Кассий, стараясь не зарыдать, уткнулся лицом в подушку.

Успокоившись, он вернулся в атриум. В углу клевал зёрна павлин, прикованный за лапу позолоченной цепью. Друзилла несколько лет назад купила птицу и самолично кормила яблочными сердцевинами. А уходя, оставила Кассию, как ещё одно напоминание о себе.

— Пошёл вон! — злобно крикнул патриций павлину. И, потеряв самообладание, швырнул в него снятой сандалией.

Павлин забил крыльями и сипло закричал. Кассий выдернул из пола железный шест, который удерживал цепь. Птица испуганно заметалась по атриуму, цепляясь длинным хвостом за вазы и статуи.

— Убирайся, подлая тварь! — заорал Кассий, ногой наподдав павлину в бок.

Пронзительно вопя, заморская птица выскочила через ворота, которые ещё не успели закрыть после отъезда Друзиллы. Кассий, проводя его взглядом, обессиленно повалился на каменную скамью и заплакал.

Разинув рты, плебеи смотрели, как по мощёной булыжником улице бежал павлин. За правой лапой птицы со звоном тащилась позолоченная цепь, сине-зелёный хвост подметал дорожную пыль. Павлин шарахался, натыкаясь на удивлённых прохожих, ломал изумительные радужные перья.

— Лови его! Лови! — азартно кричали мальчишки. Даже взрослые мужчины поспешно снимали тёмные плащи и пытались набросить на пробегающую мимо диковинную птицу. Говорят, павлины стоят тысячи сестерциев! Богатые патриции едят их за обедом, чтобы похвастаться богатством. Но купить павлина и, заковав в золото, выпустить его на улицу?!. Это уж и вовсе верх расточительства в городе, где не всем хватает ржаного хлеба!

Луций Кассий Лонгин боялся морских плаваний. На место нового назначения он решил добраться по суше. Путь вился по болотистым землям Адриатического побережья через поселения венетов, далматов и македонцев. И заканчивался в ахайском городе Афины. Только там Кассий взойдёт на корабль, чтобы, проплыв мимо многочисленных островов Эгейского моря, высадиться в Эфесе.

Кассий ехал на коне впереди небольшого отряда. Трясся в непривычном седле с утра до наступления сумерек. Позади него рабы тащили носилки. Порою Кассий оглядывался на них, мечтая удобно растянуться среди мягких подушек и размять ноющие кости. Но сразу же крепко сжимал зубы. «Отныне никакой роскоши, никакой изнеженности, недостойной мужчины! — молча приказывал он себе. — Будь я крепче характером — Друзилла не посмела бы вести себя так!»

Он перестал натираться оливковым маслом. Кожа, прежде напоминавшая гладкую камею, обветрилась и покраснела. Около тонких губ появились жёсткие складки.

В октябре Кассий наконец достиг Афин. Соотечественника встретил наместник провинции Ахайи Гай Меммий, бывший консул. В белой тунике и тоге с широкой красной полосой, Меммий издалека выделялся среди афинян — бородатых мужчин, закутанных в коричневые плащи.

— Приветствую тебя, Кассий Лонгин! — произнёс он по-латыни. А толпа вокруг шумела по-гречески. Этот древний язык любой знатный римлянин изучал со школьной скамьи.

— Приветствую, Меммий! — отозвался Кассий. — Всяческих благ тебе и твоей супруге!

Он спешился и бросил поводья сопровождающему его легионеру.

— Что нового в Риме? — расспрашивал Меммий. — Говорят, народ радовался смерти Тиберия?

— Верно, — подтвердил новый наместник Азии.

Меммий вздохнул:

— Новости из Рима редко доходят до отдалённых провинций. Но и мы порою узнаем, что творится в столице, — карие глаза консуляра неуловимо сверкнули из-под мохнатых бровей. — Отдохни несколько дней в моем доме, прежде чем продолжить путь, — предложил он Кассию.

— Благодарю, — учтиво ответил тот.

Прищурившись, Кассий рассматривал белоснежные храмы Акрополя, аккуратные домики из светлого ракушняка, зеленые кипарисы и невысокие маслины.

Убранство в доме наместника Ахайи представляло собой занятную смесь греческой и римской мебели. На обед Гай Меммий велел подать рыбу и креветок. Хозяин неустанно подливал в чашу гостя терпкое хиосское вино.

Выпив, Кассий вспомнил о Друзилле и загрустил. С затаённой печалью он долго глядел на прекрасное спокойное лицо Лоллии Павлины, молодой супруги консуляра.

• Предыдущая
• 10/90
• Следующая