Сказание о граде Ново-Китеже - Зуев-Ордынец Михаил Ефимович - Страница 54

• Предыдущая
• 54/73
• Следующая

Капитан и Волкорез вползли в штабной шатер, под большую дерюжину, накинутую на поднятые оглобли двух телег. В шатре были уже Будимир, Алекса Кудреванко и атаманские посыльные, то есть адъютанты – Истома и Мишанька Безмен.

Садясь на рогожу. Ратных сказал:

– Итак, товарищи и братья, завтра утром общий штурм Детинца. Согласны?

– Знамо, так! И перетакивать не будем, – решительно ответил Будимир. – Мужики уже роптать начали: де атаман и есаулы зады чешут, о битве не думают.

– Ас братчиками как? – озабоченно спросил Пуд. – Опаска с ними большая нужна!

– С братчиками не все ясно. В Детинце, полагаю, их нет, а вот с тыла они могут ударить. Алекса перенес свои сторожевые посты на тылы осадного табора. Алекса, не проморгают твои дозорцы?

Алекса привстал, отвечая:

– Уши топориком держим, не вполглаза – на полный глаз глядим. И мышь не прошмыгнет!

– Если тревога в тылу начнется, ты, Пуд, туда своих ребят с луками посылай. Нужно издали врагов бить, близко к табору не подпускать. Подойдут вплотную, нам несдобровать! А как твои таежные посты, Пуд?

– У Алексы мышь не прошмыгнет, а у нас жук или червяк не проползут. Округ города в тайге дозоры стоят.

– Оружия у нас маловато, – вздохнул атаман. – Если стрельцы в конную атаку пойдут, кольями и оглоблями отбиваться придется.

Будимир виновато опустил голову.

– Сделали, сколько успели. Раньше времени начали. Все помолчали, погруженные в тревожные думы. Потом капитан снова спросил Истому:

– О пленных наших ничего не узнали? Юноша покачал головой.

– Узнали, да мало. Друзья Сергунькины, ребятишки посадские, говорят, что Сергунька и брат его в Пытошной башне сидят. Точно будто бы узнали.

– Ребятишки всегда знают, – улыбнулся капитан. В шатер, согнувшись, втиснулся мичман. Был он перемазан землей и глиной, брюки на коленях разорваны.

– Закончили, мичман? – оживился Ратных.

– Так точно, закончили! – Глаза Птухи, обычно всегда со смешинкой, как у истого одессита, сейчас блестели жестко. – Эх, и рванем! Двадцатый век против семнадцатого. Кошмар!

Новокитежане с уважением смотрели на мичмана. К штабному шатру подошел кто-то и остановился, не решаясь войти. Видны были только огромные босые ноги. Потом послышался голос Некраса Лапши:

– Атаман-батюшка, есаулы славные, на детинских стенах огни многие появились. Взглянули бы! Штабной шатер вмиг опустел.

Их заперли в комнате Пыточной башни. Большое волоковое окно, через которое Сережа и его друзья пробрались два дня назад по желобу в Детинец, было забито наглухо толстыми сосновыми горбылями. Виктор еще на рассвете внимательно осмотрел волоковое окно, попробовал отодрать горбыли и безнадежно сказал:

– Здесь нам хода нет.

Было в камере и второе окно, маленькое и забранное решеткой, выходившее на посадничий двор. Видно из него было немногое: край двора, верхушки сада да берег пруда, где шлепали вальками прачки. Но это было все же веселее, чем мрачные стены тюрьмы, и Сережа часто подходил к этому окну. Он и заметил, что среди прачек, коренастых, голоногих, появилась тоненькая девушка в цветном сарафане.

– Чего это она смотрит на наше окно? – удивился вслух Сережа. – Все смотрит и смотрит!

– Кто смотрит? – подошел к окну Виктор и тотчас вскрикнул: – Она! Анфиса! Узнала, что нас сюда сунули! Будем ждать от нее весточки.

А весточка уже пришла – уже стучал на двери наружный засов. Посадничий ключник, дряхлый Петяйка, принес большой узел с пирогами, жареным мясом и рыбой.

– Сдоба вам и ядь всякая, скоромная и постная.

– Спасибо, дедуся! От кого посылка? И письмо есть?

– Письмо тебе посадник-владыка батогами пропишет!

– Ты ей на словах хоть передай, что я…

– Отзынь, поганец! – крикнул зло Петяйка и спросил Сережу сухо и угрюмо: – Белено спросить здоровье твое. Что передать?

– Передайте, здоровье хорошее, – ответил Сережа и вежливо добавил: – И большое спасибо за беспокойство. Это тоже передайте.

Петяйка вышел из камеры и со стуком задвинул снаружи засов на двери.

Кроме радостной весточки от Анфисы, ничего не случилось в этот день. Он тянулся, как и всякий тюремный день, лениво, незаметно, бесшумно. Лишь стучало где-то деревянное ведро о сруб колодца и ворковали голуби под застрехой башни. Но вот в тюремное безмолвие начали вливаться сначала глухо, а потом все громче и громче яростные и страстные крики. Где-то недалеко шумела толпа, свистела, охала, кричала то негодующе, то умоляюще, то ликующе.

– Играют! Честное пионерское, играют! – восторженно закричал Сережа. – Сборная посадов со сборной Детинца!.. Витя, ты знаешь, какая в Детинце команда? О-го-го, командочка. А кто же вместо меня центра играет? Юрятку надо было поставить!

Сережа метался по каморе, возбужденный, со страдающими глазами. Его команда играет ответственный матч, а его нет на поле!

– Да успокойся ты! Сыграешь и ты за свою команду, не раз сыграешь! – схватил Виктор Сережу и прижал к себе, остановив его возбужденное кружение по комнате. Он начал уже беспокоиться за брата: слишком он был возбужден, не кончилось бы это горьким плачем.

А когда крики футбольных болельщиков перешли в яростный рев, в топот множества бегущих людей и когда буря эта домчалась до Детинца и ударилась о его стены, заметался по каморе и летчик:

– Началось! Боже, началось!.. Так неожиданно!

Загремели пищальные выстрелы, ухнула пушка. Виктор снова прижал к себе Сережу, загородив его собой. Решается их судьба! Сейчас ворвутся стрельцы и потащат их на расправу. А может быть… Может быть, ворвутся капитан, мичман, посадские и выведут их на свободу!

Так и стояли, обнявшись, глядя с ожиданием на дверь. Но прекратились выстрелы, затихли крики толпы, а за ними никто не пришел.

Настала ночь. Переволновавшийся Сережа крепко заснул на соломе. Виктор не спал, тревожно вслушивался в ночные шумы Детинца.

Не спало и гнездо верховников. Кричали сердито мужчины, причитали женщины, звякало оружие. Зарешеченное окно светилось красным, трепетным светом факелов. Неожиданно стукнул засов двери, и в камору хлынул свет. На пороге стоял Петяйка, за его спиной – стрельцы с большими фонарями. Сережа испуганно вскочил с соломы.

– Не подходите! – тихо, но с угрозой сказал Виктор, загородив собой брата.

– Не бойся, мирской, – сказал, выходя вперед, стрелецкий десятник. – Ни тебе, ни мальцу худа не будет. Зовет вас ее боголюбие государыня старица в свою Крестовую палату для мирной беседы.

Летчик ответил угрюмым, враждебным взглядом. Он знал, что вызывает его Памфил-Бык для окончательного ответа.

– Знаю я ваши мирные беседы.

Десятник перекрестился и улыбнулся добродушно:

– Вот те крест, что худа вам не будет. Говорю же, старица зовет.

Виктор заколебался. Ответ Памфилу давать придется, от этого не отвертеться. Он взял Сережу за руку, сказал решительно:

– Хорошо, пошли!

…Ночь была черна и тревожна. Над Детинцем повис злой, клыкастый месяц. Чуя недоброе, на стрелецких дворах взлаивали собаки и замолкали, к чему-то прислушиваясь.

Виктора и Сережу ввели в посадничьи хоромы и повели по полутемным горницам. Всюду стояли стрельцы, сонно опираясь на бердыши. Смутная тревога чуялась в низких, душных горницах, где разноцветные огни лампад остро отражались в лезвиях бердышей.

Остановились у широкой тяжелой двери, охраняемой двумя стрельцами. Те скрестили' было бердыши, но, увидев ключника, освободили проход. Петяйка открыл дверь и молча, кивком головы пригласил пленников войти. Виктор вошел, ведя за руку Сережу, и услышал тихий старушечий голос:

• Предыдущая
• 54/73
• Следующая