Радость жизни - Золя Эмиль - Страница 38
- Предыдущая
- 38/83
- Следующая
Полина, со своей стороны, все ждала, что он извинится перед ней. В первую минуту возмущения она поклялась, что будет беспощадна. Затем она втайне стала страдать от того, что ей не предоставляется возможности его простить. Отчего он молчит? Отчего он так лихорадочно возбужден, вечно бегает из дому, будто боясь остаться с ней наедине? Она готова была выслушать его, забыть все при малейшем раскаянии с его стороны. Объяснения, которого она так ожидала, не последовало; ее мысль продолжала работать. Полина терялась в догадках, но из гордости не решалась заговорить; потекли тяжелые, тягучие дни, и под конец Полина преодолела себя и постаралась чем-нибудь заняться. Но за этим мужественным спокойствием таилась непрерывная мука, не покидавшая ее ни на миг; вечером у себя в комнате девушка рыдала, уткнувшись головой в подушку. Никто уже не упоминал о свадьбе, хотя, очевидно, все о ней думали. Приближалась осень. Что-то будет дальше? Каждый избегал говорить, все как бы откладывали решение до более благоприятного времени, когда можно будет снова завести о нем речь.
В эту пору своей жизни г-жа Шанто окончательно утратила спокойствие. Она всегда сама себя чем-нибудь терзала; но теперь скрытое в ней тлетворное начало, которое подтачивало все доброе в ней, по-видимому, довело до конца свою разрушительную работу: никогда еще она не была так неуравновешенна, нервна и раздражительна. То, что ей приходилось постоянно сдерживаться, озлобляло ее еще больше. Мысль о деньгах, никогда не покидавшая г-жу Шанто, выросла постепенно в настоящую страсть, и страсть эта заглушала голос разума и сердца. Она снова и снова мысленно обрушивалась на Полину, обвиняя ее в отъезде Луизы, как если бы Полина что-то отняла у ее сына. Воспоминание об этом было открытой, кровоточащей раной, которая никак не заживала. Мельчайшие факты разрастались до громадных размеров. Она не могла забыть ни одного движения Полины; в ее ушах все еще раздавался крик «Убирайся!», и ей казалось, что ее, хозяйку дома, тоже выгоняют и вместе с нею выбрасывают на улицу радость и благополучие всей семьи. Ночью, томясь в мучительном полусне, она начинала жалеть, что смерть не избавила их от этой проклятой Полины. В голове у нее возникали самые противоречивые планы, сложные расчеты, но она все-таки никак не могла найти благовидного предлога, чтобы устранить девушку. И в то же время от этих размышлений ее нежность к сыну еще усиливалась. Она любила его теперь даже горячей, чем когда он был малюткой, когда она носила его на руках и он принадлежал только ей. С утра до вечера она следила за ним беспокойным взором. Как только они оставались одни, она принималась его целовать, умоляя не огорчаться. Не правда ли, он ведь ничего не скрывает от нее? Он не плачет, когда остается один? И она клялась ему, что все устроится, что она готова обречь других на гибель, лишь бы он был счастлив.
После двух недель непрерывной душевной борьбы лицо г-жи Шанто приняло восковой оттенок, хотя она не похудела. На ногах дважды появлялась опухоль, но вскоре пропадала.
Однажды утром она позвонила Веронике и показала ей ногу: за одну ночь опухоль дошла до бедра.
— Погляди, как ногу раздуло! Вот досада! А я как раз собиралась выйти!.. Теперь придется лежать в постели. Только не говори никому, а то Лазар будет беспокоиться.
Сама она, видимо, ничуть не испугалась. Она жаловалась на небольшую усталость, и все в доме думали, что у нее легкое недомогание. Лазар, по обыкновению, слонялся по берегу, а Полина не заходила к тетке, чувствуя, что ее присутствие неприятно. Больная прожужжала Веронике уши рассказами о племяннице, полными злобных обвинений. Она не могла больше сдерживаться. Неподвижность, на которую она была теперь обречена, и одышка, появлявшаяся при малейшем движении, усиливали ее раздражительность.
— Что она там делает внизу? Опять устраивает какую-нибудь каверзу?.. Вот увидишь, она мне и стакана воды не подаст.
— Сударыня, да ведь вы сами не желаете ее видеть! — ответила Вероника.
— Оставь, пожалуйста! Ты ее не знаешь! Большей лицемерки я в жизни не встречала. Перед людьми она прикидывается добренькой, а за спиной может вас поедом есть… Да, моя милая, ты одна ее сразу раскусила, как только я ее привезла. Если бы она не приезжала, мы бы не докатились до такого положения… И она нас доконает: с тех пор, как она стала ухаживать за моим мужем, он терпит адские муки; меня она до такой степени выводит из себя, что вся кровь во мне кипит; ну, а что касается моего сына, так он прямо голову теряет…
— Ах, сударыня! Разве можно такое говорить! Она так добра ко всем вам!
Г-жа Шанто не утихала до самого вечера. Она припомнила все: изгнание Луизы, а главное — деньги. Когда Вероника после обеда смогла наконец спуститься на кухню, она там застала Полину за уборкой посуды. Тут Вероника, в свою очередь, отвела душу. Давно она таила все, что ее так возмущало, но на сей раз слова помимо ее воли срывались с уст:
— Вы, барышня, напрасно заботитесь об их посуде. На вашем месте я бы разбила все вдребезги.
— Почему так? — удивилась девушка.
— Да потому, что вы на них никогда не угодите.
Вероника дала себе волю и принялась рассказывать с самого начала.
— Этак и ангела выведут из терпения! Она вытянула все ваши деньги, сантим за сантимом! Да еще как подло! Право, можно подумать, что вы живете на ее хлебах… Когда ваши деньги хранились у нее в ящике, она проделывала такие китайские церемонии, словно ей надо было охранять невинность девушки; это, однако, не мешало ей запускать свои крючковатые пальцы в ящик и опустошать его… Да, нечего сказать, ловко она сыграла комедию, когда навязала вам затею с заводом, чтобы потом они зажили припеваючи на остаток припрятанных ею ваших денежек! Хотите всю правду скажу? Извольте! Без вас они подохли бы с голоду… Недаром она так перепугалась, когда ваша парижская родня повздорила с ней насчет отчета. Бог ты мой, да ведь вы могли ее просто под суд отдать… Но и это ее не исправило; она продолжает вас обирать и вытянет у вас все, до последнего медяка… Вы, может, думаете, я лгу? Ничуть, клянусь вам! Я все видела и слышала собственными глазами и ушами. Я из уважения к вам, барышня, не рассказываю самое плохое: как, к примеру говоря, она бесновалась, когда вы были больны, а ведь только потому, что не могла рыться у вас в комоде!
Полина слушала, не прерывая ее ни единым словом. Мысль, что семья живет на ее счет и злостно ее обирает, часто приходила ей в голову и отравляла самые счастливые часы. Но она старалась не думать об этом, — она предпочитала на многое закрывать глаза, обвиняя себя же в скупости. Однако на этот раз пришлось все узнать; грубость этих разоблачений только усугубляла смысл содеянного. Каждое слово Вероники восстанавливало в ее памяти давние события, подробности которых она сама забыла, и теперь она видела, как г-жа Шанто день за днем расхищала ее состояние. Она тяжело опустилась на стул, почувствовав сразу необыкновенную усталость. У губ ее залегла горькая складка.
— Ты преувеличиваешь… — тихо проговорила она.
— Как преувеличиваю! — резко воскликнула Вероника. — Меня история с деньгами еще не так возмущает. А вот чего я ей никогда не прощу, так это то, что она у вас отняла господина Лазара, хотя раньше первая свела вас с ним… Да, в точности так! У вас теперь денег мало, а им нужна богатая наследница. Ну, что вы на это скажете? Сперва вас обобрали, а потом стали презирать, потому что у вас ничего больше не осталось… Нет, барышня, не стану я молчать! Как же так: залезть к человеку в карман, а потом разбить ему сердце! Вы любили вашего кузена, и он за все должен был отплатить вам лаской, а отнимать его у вас, украсть еще и это — просто подлость… А все дело ее рук, я сама видела. Да, да! Каждый вечер она болтала с девчонкой и всякими пакостными способами старалась распалить в ней страсть к господину Лазару. Это так же верно, как то, что вот здесь лампа горит. Да, хозяйка сама их друг к дружке толкала. Да что там! Она, как говорится, свечку над ними держала, готова была на все, чтобы сделать свадьбу неизбежной. И не по ее вине они не дошли до конца… Да, да, защищайте ее теперь, когда она вас топчет в грязь, когда по ее милости вы ночи напролет льете слезы, как святая Магдалина! Я ведь все слышу из своей комнаты. Я сама скоро захвораю с горя, от всей этой неправды.
- Предыдущая
- 38/83
- Следующая
