Остров Буян - Злобин Степан Павлович - Страница 67
- Предыдущая
- 67/231
- Следующая
Василий Собакин вместе с холопами бросился к выходу, но тесно сбившиеся прихожане, не зная, в чем дело, не сразу освобождали им путь, а они, не догадываясь скинуть горящее платье, с руганью, суетливо и бестолково проталкивались локтями, вызывая общее возмущение.
Едва воеводский сын с бранью вырвался из дверей на паперть, кто-то с криком «Пожар! Пожар!» выскочил из темноты кустов и окатил его полным ведром ледяной воды… Он скрылся снова в сумраке с такой быстротой, что ни сам Василий Собакин и ни один из его холопов не успели опомниться…
Кучка людей выбежала из церкви за Собакиным-сыном. Они до упаду хохотали над промокшим молодчиком, глядя, как он, жалкий, растерянный, старается скинуть мокрое и все еще дымящееся платье.
– Не лезь в Завеличье! Гляди, мокра курка, вдругорядь хуже будет: и вовсе спалим! – громко кричали посадские парни.
Собакин с холопами, вскочив на коней, ускакали…
6
Когда Томилу Слепого постигла воеводская опала и, вопреки обычаю, Собакин вмешался хозяйской рукой в земские выборы, чтобы не допустить Томилу к старшинству, Захарка – Пан Трык – встревожился за себя:
«Посылает мне бог учителей – за батькины грехи, что ли! Одного – на дыбу стащили, другого – в старшины обрать не велят… – размышлял Захарка. – Научишься от такого, а воевода служить не примет – скажет: яблочко от яблони недалече падает!»
Меж тем, оставшись без отца, Захарка нуждался в заработке. Он не любил и не умел терпеть лишений. Чтобы жить в довольстве, он думал жениться на девушке из дворянского звания – Аксюше, дальней родственнице псковского стольника Ордина-Нащекина. Мать Аксюши, дворянская вдова, жила в доме стольника ключницей, а сама Аксюша была крестницей стольника Афанасия Лаврентьевича.
Уже года три Захарка ходил к ним в дом, и его привыкли считать женихом Аксюши. Захаркина мать не раз говорила о том, что стольник не поскупится за крестницей дать приданое, и Захарка мечтал, что после женитьбы заведет себе новенький домик и сад, оденется щеголем да прикопит деньжонок, а там, глядишь, при удаче сумеет, как Шемшаков, давать деньги в рост и жить припеваючи.
Будущая теща полюбила Захарку, по воскресеньям радушно кормила его пирогами, ставила всем в пример его скромность и рассудительность, вежество, прилежанье и ум. Но условием замужества дочери хозяйственная вдова считала успешное начало службы.
– Не богата я, на век дочь не смогу обеспечить кормом, а мужа уж присмотрю ей такого, чтобы сам сумел накормить, обуть-приодеть. Аксюша моя хоть не белоручка, да голодом не сидела: и пирожка, и пряничка, и леденцов, и орешков – всего чтобы в доме было! – рассуждала вдова.
Аксюше неплохо жилось в девицах, и она не торопилась в замужество. Почти с детских лет признав жениха в Захарке, она не думала о другом и беспечно грызла орешки да вышивала с сенными девушками стольника. Стольник изредка баловал крестницу недорогими подарками, подхваливал ее пригожесть и говорил, что она Захарке «под стать», но замуж тоже не торопил.
Стольник служил в Москве у государя, отбывал свою очередь, когда вышла беда с Шемшаковым. В Москве же он находился и в то время, когда воевода прогневался на второго учителя Захарки, на Томилу Слепого. Захарка растерялся и был озабочен своей судьбой. Он ждал возвращения стольника из Москвы, чтобы просить его об устройстве на службу, но стольник замешкался при дворе, оставшись от Новгородской чети[128] для составления нового царского Уложения.[129]
– В чести наш батюшка стольник Афанасий Лаврентьич у государя, для всей державы устав составляет, как жить, как правдой судить! – с гордостью говорила Аксюшина мать.
В это время во Псков возвратился после следствия и наказанья плетьми Филипп Шемшаков. Он постарел, осунулся, но по-прежнему был независим, и завелицкая мелкота по-прежнему скидывала перед ним шапку, а церковный староста, выбранный взамен прихожанами, посадский лавочник, тотчас отдал ему ключи от свечного ящика и церковной казны.
– «Ныне отпущаеши раба твоего…» – сказал староста. – Пришлось без тебя потрудиться для храма. А ныне уж ты и снова прими в свои рученьки. А мы за тебя тут богу молились…
И хотя Шемшаков знал, что многие из Завеличья молили бога о гибели его в застенке, но виду не подал, а вскоре начал опять рядить на работу гулящих людей, писать кабалы и заемные письма и брать заклады…
У Шемшакова были многолетние связи с подьячими Приказной избы и в Земской избе, и Захарка подумал, что, возвратясь к нему, он обретет опять надежного учителя и покровителя.
С тех пор как Филипп стал снова церковным старостой, Захарка чаще начал ходить в Успенскую церковь. Встречаясь, он скромно кланялся Шемшакову, но не смел еще с ним заговорить.
Бывая в церкви, он часто виделся с Иванкой. После того как вместе с ним побывал у Мошницыных, Захарка с ним по-приятельски останавливался на улице и каждый раз говорил об Аленке.
По совету Аленки, Иванка устроился на работу к соседнему кузнецу. Захарка как-то встретил его, когда он возвращался из кузни.
– Али снова Михайла тебя к себе принял? – спросил Захарка, и в голосе его Иванке послышалось какое-то беспокойство.
– Не Михайла. Тут в кузне я, у Степана.
– Признайся, ведь девка тебя у кузнечного дела держит. К Михайле опять норовишь? – с насмешкой спросил Захарка.
– Да тебе-то она что далась? Что тебе-то за дело?! – воскликнул Иванка нетерпеливо.
– Да что мне за дело, чудак! Об тебе спрошаю. Дружок ведь мне – не чужой, – ласково усмехнулся Захар.
После того как Аленку увез Собакин, Захарка, встретясь с Иванкой, ему подмигнул.
– На нашей улице праздник, Ваня?
– Что ныне за праздник? – не понял Иванка.
– Чай, свататься завтра пойдешь к кузнецу?
– Ныне пост – что за свадьбы?!
– То кузнец не пускал за тебя свою дочь, а теперь ему ладно будет: подмочен товар на торгу дешевле!
Он не успел сказать, как Иванка схватил его за ворот и встряхнул.
– Подмочен ли, нет ли товар, а такому, как ты, по цене не станет. Тьфу, тошная харя!
- Предыдущая
- 67/231
- Следующая
