Сын шевалье - Зевако Мишель - Страница 31

• Предыдущая
• 31/160
• Следующая

— Помилуй, это сведения из первых рук… Ведь он у меня на службе!

— В таком случае, он просто выполняет распоряжения своего господина! Позор падает на того, кто приказывает и кто платит. Убийца вы, а не он! Но даже этого я не допускаю. Вы лжете, повторяю вам!

Ее несокрушимая вера привела Кончини в бешенство. Оскорбительное обвинение во лжи, произнесенное дважды, не слишком его беспокоило, но инстинкт подсказывал ему, что нет лучшего средства унизить эту высокомерную девушку, поразив в самое сердце, чем доказать бесчестность ее любовника. Он лихорадочно размышлял, как убедить ее, и, внезапно хлопнув себя по лбу, проворчал так, чтобы она могла расслышать:

— Черт возьми! Слово дворянина ничего не значит для подружки бандита… Она должна получить подтверждение из уст такого же проходимца. Пусть же она его получит!

Схватив маленький свисток, висевший у него на шее, он трижды пронзительно свистнул. Через несколько секунд на пороге возникли Эскаргас, Гренгай и Каркань.

Выстроившись в ряд в двух шагах от двери, они безмолвно ожидали распоряжений своего господина. А тот, не оборачиваясь, спросил резким тоном:

— Как зовут вашего вожака?

Трое храбрецов переглянулись в изумлении, не зная, что и думать.

— Монсеньор, — робко начал Эскаргас.

— Без предисловий! — оборвал его Кончини. — Мне нужно от вас только имя! Как зовут вашего вожака? Отвечайте!

— Жеан Храбрый.

— Очень хорошо. Чем занимается он у меня на службе?

— Дьявольщина! Он делает… ту же работу, что и мы!

Кончини все это время не сводил глаз с Бертиль. Жестом приказав своим подручным уйти и не взглянув назад, ибо он был уверен, что те повиновались, Кончини сделал два шага по направлению к девушке, скрестил руки на груди и насмешливо осведомился:

— Ну, вы слышали? Вы узнали этих троих бандитов? Именно они схватили вас и доставили сюда. Это их работа. Полагаю, других объяснений не требуется? Теперь вы мне верите?

Упрямо покачав головой, она бросила решительное: «Нет!» Но лицо ее слегка побледнело.

— Не веришь? — задохнулся от негодования Кончини. — А если ты увидишь…

— Я скажу, что глаза мои ошибаются… В это я не поверю никогда и ни за что! — воскликнула она с тем же упорством.

— Если ты увидишь, — продолжал неумолимый Кончини, — как твоего Жеана Храброго везут на позорной повозке к Гревской площади, если увидишь, как палач раздирает ему крючьями грудь, поливая свежие раны расплавленным свинцом и кипящим маслом, если увидишь, как четыре лошади разрывают на части его тело, а возмущенная толпа, бросившись к этим жалким останкам, расхватывает их по кусочкам, чтобы скормить свиньям… если ты увидишь все это, то поверишь?

Она зажмурилась, словно желая отогнать ужасное видение. Но мужество не изменило ей и в эту страшную минуту. Тут же открыв глаза, она с вызовом произнесла:

— Я знаю, что при помощи гнусных интриг можно осудить невиновного. Я вижу, что вы способны на любую низость, дабы достичь своих целей. Но с Жеаном Храбрым вам не удастся справиться. Он не из тех людей, что позволяют схватить себя.

— О! — вскричал торжествующий Кончини. — Вот здесь ты ошибаешься! Его уже арестовали и надежно упрятали в темницу… Через несколько дней ему предстоит казнь, ожидающая царе… злодеев, подобных ему.

Он так жаждал нанести ей оглушающий, как ему казалось, удар, что в своей злобной радости забыл об осторожности и едва не проговорился о том, что в настоящий момент было никому неизвестно. С его уст чуть не сорвалось слово «цареубийца». Он Уже сожалел о своей оплошности, но поправить дело было невозможно.

Впрочем, нанесенный им удар превзошел все ожидания. Бертиль, и без того бледная, помертвела. Она пошатнулась и едва успела ухватиться за ближайшее кресло, чтобы удержаться на ногах. Сомневаться не приходилось: по-видимому, король, дав ей обещание простить Жеана, передумал и нарушил свое слово.

Ликующий Кончини, однако, не смог насладиться своим триумфом, ибо вдруг услышал за спиной какое-то невнятное рычание, а затем такие богохульственные проклятия, что они нагнали бы страху даже на лучника или гвардейца. Удивленный и одновременно взбешенный, он обернулся и заметил своих головорезов, потрясенных не меньше, чем он сам.

— Что вы здесь делаете, мерзавцы? — только и сумел вымолвить Кончини, не в силах справиться с изумлением.

Что они делали здесь? Да просто они краем уха услышали имя своего Жеана, и это обстоятельство их крайне заинтриговало. Им захотелось узнать, в чем тут дело, и они позволили себе не заметить жест, повелевавший оставить комнату. И оказалось, что Жеан, которого они оставили свободным и беззаботным всего лишь два часа назад, схвачен, заключен в темницу, и ему угрожает четвертование. И кто же говорил об этом? Кончини, иными словами, самый осведомленный человек при дворе французского монарха! Ах, если бы они могли знать заранее! Никогда не бросили бы они своего предводителя одного и тем самым спасли бы его от ареста. Их неподдельное, глубокое горе как всегда нашло свое выражение в ругательствах.

Кончини, придя в себя, с угрожающим видом двинулся к ним.

— Шпионить за мной вздумали? — в ярости прошипел он. Вон! Ваши услуги мне больше не нужны! Пошли прочь, собаки!

Трое храбрецов и не подумали исполнять этот приказ. Переглянувшись, они стали подходить к своему господину с такими ясными намерениями, что тот содрогнулся бы от ужаса, если бы успел это заметить. Но фаворит был слишком поглощен своими мыслями. Еще одна секунда, и все было бы кончено: итальянец никогда не превратился бы в маркиза и первого министра. Но именно в это роковое мгновение он вскричал, внезапно переменив прежнее решение:

— Нет, лучше останьтесь! Говори, Эскаргас! Повтори этой женщине, которая верит на слово только людям твоего пошиба, повтори ей то, что рассказал мне в кабинете. Но будь краток.

Храбрецы вздохнули с облегчением, обменявшись понимающими улыбками и лукаво перемигнувшись. Если речь шла об аресте, существовавшем лишь в их воображении, они могли быть спокойны за судьбу своего вожака. На их физиономиях вновь появилось выражение преувеличенного почтения, и Эскаргас торжественно произнес:

— Монсеньор, мы сообщили вам об ужасном убийстве и об аресте преступника, которого, как водится, слегка помяли.

Кончини обернулся, чтобы посмотреть, какое впечатление произвели на Бертиль эти слова. За спиной же его разыгрывалась настоящая пантомима. Все трое, не сговариваясь, расплылись в улыбке и начали неистово махать руками. Вращая глазами и беззвучно шевеля губами, наши храбрецы говорили, можно сказать, кричали совершенно недвусмысленно и отчетливо:

— Это неправда! Не верьте!

И Бертиль, сама не зная почему, решила, что они не лгут. Поэтому Кончини, ожидавший увидеть глубочайшее горе и отчаяние, с изумлением обнаружил, что к ней вернулись прежние гордость и решимость.

Он мгновенно повернулся, ибо уже смутно подозревал своих подручных — однако увидел, что те стоят бесстрастно и неподвижно. Нахмурившись, он какое-то время пристально смотрел на них, о чем-то размышляя, а затем спросил вкрадчиво:

— Почему вы не ушли, когда я дал знак?

— Монсеньор, мы его не заметили.

Взгляд Кончини стал пронизывающим. Храбрецы же постарались придать своим лицам самое простодушное выражение. Не настаивая больше, Кончини сказал:

— Я не люблю рассеянных слуг. На сей раз прощаю, но впредь будьте внимательнее. Теперь ступайте на первый этаж. Подниметесь только по моему зову!

Они, поклонившись, вышли и стали шумно спускаться по лестнице. Кончини, широко распахнув дверь, слушал. Убедившись, что приказ его исполнен, он закрыл дверь на два оборота ключа, говоря самому себе:

— Завтра я разберусь с этими негодяями… Больше им доверять нельзя.

Взглянув искоса на стоявшую неподвижно Бертиль, но не сказав ей ни слова, он вновь принялся расхаживать справа от возвышения, на котором стояла кровать. Эта безмолвная прогулка длилась четверть часа. Время от времени он поглядывал на девушку. Теперь он уже не помышлял об уходе, равно как и том, чтобы предоставить ей отсрочку. Желание овладеть ею становилось властным и необоримым. Словно пытаясь оправдаться в собственных глазах, он прошептал:

• Предыдущая
• 31/160
• Следующая