Искуситель - Загоскин Михаил Николаевич - Страница 56
- Предыдущая
- 56/78
- Следующая
– Мне кажется, прекрасная маска, – сказал я, – мы не давно с вами познакомились – месяца два или три – не более? Не так ли?
– О, нет! Мы давно знаем друг друга, и если вы не отречетесь от ваших собственных слов…
– От моих слов?
– Да! Или, что почти одно и то же, если вы всегда говорите правду…
– Я никогда не лгу.
– Это испытать нетрудно, – сказала маска, распахнув свое домино. – Смотрите.
Черный бархатный спенсер, отделанный как гусарский доломан, золотыми шнурками, напомнил мне тотчас мою первую встречу с Днепровской.
– Так это вы? – вскричал я.
– Вы узнали это платье?
– С первого взгляда. Да неужели это то самое?
– Да! – отвечала Днепровская вполголоса. – Я берегла его. Оно было на мне, когда мы встретились с вами в первый раз.
«Ну, – подумал я, – какому другу-мужчине пришло бы это в голову? То ли дело друг-женщина!»
– Скажите мне, – продолжала Днепровская, – за что вы нас покинули.
– Я так занят службою…
– Александр Михайлович! Я вижу сквозь вашу маску, что вы покраснели. Зачем говорить неправду! Признайтесь, мой ласковый прием, моя откровенность до смерти вас перепугали? Что ж делать! Притворство мне вовсе несродно: с первого взгляда я почувствовала к вам дружбу и не хотела скрывать этого чувства. Если б вы не были женихом, то, быть может, и я не была бы так откровенна, но вы почти женаты, я замужем, так для чего же было мне хитрить и прикидываться равнодушною, когда я от всей души обрадовалась, увидя вас в моем доме. Вы не умели понять меня, Александр Михайлович, и, как честный человек, решились не ездить к женщине, которой вы имели несчастье понравиться, – не правда ли?
«Проклятый барон! – подумал я. – Он все ей пересказал».
– Теперь я, кажется, уверила вас, – продолжала Надина, – что дружба – не любовь. Хотите ли быть моим другом? – прибавила она таким робким голосом, с таким обворожительным чувством боязни и любви, что я, увлеченный минутным порывом, сказал с восторгом:
– Хочу ли я быть вашим другом?.. О, с радостью, с блаженством!..
Днепровская молча протянула ко мне руку и отвернулась: она хотела скрыть от меня свои слезы, но я видел, точно видел, как они капали из-под маски на ее белый батистовый платок. Я покрывал поцелуями эту прелестную ручку, которую держал в своей руке, и чувствовал сквозь перчатку, что она холодна как лед. Несколько минут мы не говорили ни слова.
– Вы будете к нам ездить? – шепнула наконец прерывающимся голосом Надина.
– Какой вопрос!
– Честное слово?
– Клянусь вам…
– Не клянитесь, а приезжайте завтра вечером. Но тише! Кажется, сюда идут.
Князь Двинский и приятель мой Закамский, оба без масок, подошли к дверям комнаты, в которой мы сидели.
– Полно, князь, перестань! – говорил Закамский. – Как тебе не стыдно!
– Напротив, мой друг! Очень стыдно. Ребенок свел ее с ума, а я… ах, черт возьми!..
– Да с чего ты взял?
– С чего?.. Послушай, Закамский! Если б дело шло о Горации или Виргилии, даже о французской словесности, то я бы не пикнул перед тобою: ты человек ученый – тебе и книги в руки. Но дело идет о женщине, так теперь твоя очередь, извольте, сударь, молчать: эта грамота вам не далась! Да помилуй, разве ты слеп? С тех пор, как твой благочестивый Грандисон[151] побывал у нее в доме и вдруг перестал ездить, что с ней сделалось? Куда девалась ее любезность и эти розовые щечки, которыми ты так любовался?
– Да, это правда, она похудела, но разве это что-нибудь доказывает?
– Конечно, ничего, да почему же всякий раз, когда назовут при ней по имени твоего приятеля, эти бледные щеки становятся опять розовыми?.. И бывает же счастье людям, которые не умеют им пользоваться!
– Все это вздор, князь! Правда только, что она с некоторого времени почти всегда нездорова. Вот хоть сегодня, полчаса не могла пробыть в маскараде.
– А что? Ты думаешь, она уехала домой?
– Я сам видел.
– И я видел, да не верю. Тут есть какая-нибудь хитрость. Хочешь ли в заклад?.. Она опять здесь, только в маске.
– Почему ты это думаешь?
– Так, мне кинулся в глаза один розовый башмачок… Или я вовсе в этом толку не знаю, или эта ножка… Да погоди, дай мне только еще раз повстречаться…
– Злой человек! – шепнула Надина. – Они идут сюда… Пойдемте в залу.
Мы сошлись в дверях с князем; он вежливо посторонился, взглянул с улыбкою на голубое домино Днепровской, потом на меня и шепнул что-то своему товарищу.
– И, нет! – сказал громко Закамский. – Он не знаком с графинею.
Мы поспешно прошли через все гостиные и смешались с толпою, которая по-прежнему теснилась в зале.
– Оставьте меня! – сказала Днепровская. Я не успел еще отойти в сторону, как Двинский подошел к Надине и сказал вполголоса:
– Как я рад, beau masque[152] , что вы так скоро выздоровели.
– Вы ошиблись: я вас не знаю, – отвечала Надина, разумеется, не своим голосом. Она хотела от него уйти, но не было никакой возможности продраться сквозь толпу.
– Скажите, – продолжал Двинский, – здоров ли monsieur votre epoux?[153] Он, верно, играет в вист?
Днепровская молчала.
– Не бойтесь! – шепнул князь. – Я не назову ни вас, ни его по имени. Да что с вами такое было? Верно, от духоты? Напрасно вы опять сюда пришли. Вот в этой угольной комнате, где вы сейчас были, гораздо прохладнее. А кстати! У вас, кажется, была там консультация с вашим доктором? Я тотчас узнал его. Искусный медик! Он вас непременно вылечит. Я вышел из терпения.
– Милостивый государь! – вскричал я, схватив за руку князя. – Чего хотите вы от этой дамы?
– Чего? Какой нескромный вопрос! – сказал князь, взглянув на меня с насмешливой улыбкой.
– Вы с нею вовсе не знакомы.
– Неужели? Позвольте хоть немножко! Не так коротко как вы – о, это другое дело!.. Но я бы вам советовал получше переменять ваш голос, а то – знаете ли что? Вот хоть Днепровский уж очень недогадливый человек, а тотчас вас узнает и, право, догадается, что вы только к нему не хотите ездить в гости.
Я совсем растерялся и не знал, что отвечать, к счастию, Надина, пока я говорил с князем, успела перейти в другую сторону залы и скрыться в толпе. С четверть часа я искал ее по всем комнатам. Со мною повстречался барон.
- Предыдущая
- 56/78
- Следующая
