Война за океан - Задорнов Николай Павлович - Страница 71

• Предыдущая
• 71/156
• Следующая

– На тебе… – сказал он, отдавая одну из уток.

– Спасибо. Иди отнеси сам Кате, она даст тебе табаку.

Гиляк обрадовался и поспешил к дому Невельских.

«Уж утки прилетают, скоро надо ехать встречать Муравьева… а дочь больна… – думал Невельской. – Байдарка в Николаевске. При ней Ванька-алеут – специалист незаменимый, талант и мастер своего дела».

В каждом письме, с каждым нарочным Невельской напоминает Петрову, что байдарку надо держать в образцовом порядке и наготове. На Амуре скоро лед тронется.

С утра в кузнице слышались удары молота, там идет работа.

Невельской направился в избу для приезжих гиляков, прошел мимо сугроба, из которого уже протаял нос парохода. Опять вспоминались старые обиды на Компанию. Пароход этот с машиной в двенадцать сил испорчен, трубы все проржавели, его надо привести в порядок. Бачманов в мастерской ремонтировал машину.

… Невельской чувствовал, что за последнее время в нем вновь разгорается ненависть к тем, кто «сидит в палатах», кому незачем и некуда торопиться, кому там тепло и сытно.

А из правления Компании требуют составлять формуляры на всех офицеров и служащих, присылать отчеты о расходах средств, рапортовать, почему, на какие поездки, на какие угощения, подарки, кому, по какому праву производились расходы. Приказывали не ездить далеко с торговыми целями, чтобы не оказаться в опасности и таким образом не понести убытки. Требовали избегать торговых связей с маньчжурами. Даже губернатор твердил об экономии…

По косе ехал человек на олене.

«Это же нарочный, – подумал Невельской. – Гонцы из Аяна в одиночку не ездили и всегда вели с собой запасных оленей. Этот, конечно, из Николаевска».

– Есть известия из Императорской? – нетерпеливо спросил Невельской, когда казак Волынкин подъехал и слез с оленя.

– Ничего нет. Письмо вам от Александра Ивановича да две бутылки молока…

«Какой благородный человек Александр Иванович, – подумал Невельской. – Он свое дело делает и, кажется, хочет помочь мне спасти мою маленькую Катеньку».

Кузнецы вышли, обступили казака. Невельской тут же вскрыл письмо и стал читать. Из залива Хади не было никаких известий, живы они там или уж вымерли, дошло к ним продовольствие и медикаменты, добрался ли туда Орлов со стадом оленей – ничего не известно.

Петров писал, что все меры приняты, байдарка исправлена, два пуда лучшего мяса из мякоти послано нашим голодающим казакам на новый пост, на озеро Кизи. Разградский опять уехал вверх по Амуру нанимать проводников, чтобы летом проводить суда: маньчжуры ждут торга и требуют товаров. Праздничный обед для гиляков готовится.

«Завтра светлый праздник, и у доченьки моей есть молочко», – подумал Невельской и велел казаку отнести гостинцы Екатерине Ивановне.

Когда он вернулся домой, жена и Дуняша стряпали кулич, красили яйца, делали пирожное из риса. В комнатах светло, везде, как паруса на просушке, пеленки.

… Всю пасхальную неделю залив стоял скованный льдом. Волынкин ускакал в Николаевск, увез два яйца. Гиляки привозили дичь, но перелет еще не начинался.

В понедельник, после окончания пасхальной недели, на пост пришли пешком Антип с сыном, принесли сумку с письмом от генерала.

«Письмо из Петербурга, а по времени генерал должен быть в Иркутске», – подумал Невельской, ломая печать.

Муравьев писал, что «плыть» дозволено, около двух тысяч войска на ста судах и лодках двинутся весной вниз по реке и что сам он будет во главе их; требовал подготовить план, как и где разместить эти войска. Ожидается неизбежная война с Англией и Францией, вот-вот будет разрыв. Соединенный флот союзников, безусловно, нападет на наши черноморские посты, а также на наши поселения на Восточном океане. Губернатор сообщал, что со дня на день выезжает в Иркутск. Экспедиция Путятина идет к устью Амура, о чем ей посланы распоряжения.

«Глазам не верю», – подумал Невельской.

– Слава богу, Катенька! Из Забайкалья придет сплав с двумя тысячами солдат и артиллерией. Прибудет сам Николай Николаевич! Великий князь послал распоряжение в Шанхай, чтобы эскадра Путятина шла из Японии сюда! Ну а за нами дело не станет. Николай Николаевич просит проводника для сплава подготовить. Разградский уже послан. Я еду сам ему навстречу! Необходимо доказать, что надо занять устья рек. Идти на Самаргу! Катя, друг мой! – И он стал излагать жене свои планы: – Теперь трудно, очень трудно рассчитывать на Николая Константиновича и его людей. Силами, что прибудут с Муравьевым, мы сможем занять южные гавани. На байдарке я поднимусь до устья Хунгари, узнаю, что с Бошняком, от него уже должны вернуться проводники-гольды, доставлявшие нарты в Хади. Если Бошняк не сможет идти к югу, я буду просить Николая Николаевича дать мне своих офицеров. Силы, которые он ведет, – огромны. Можно занять в одну навигацию все южные гавани, основать посты. Необходимо занять устья рек Уссури и Хунгари, чтобы держать в своих руках внутренние пути.

Пришло письмо с речки Тумнин от Орлова. Привез Араска, сопровождавший Дмитрия Ивановича. Орлов сообщил, что оленей в Императорскую пригнали.

– Слава богу, олени дошли, – говорил Невельской, обсуждая донесение с Бачмановым, – но сил, конечно, там теперь не будет на лето.

А через неделю из Аяна прискакал курьер, пожилой казачий офицер. Для этого и олени хорошие нашлись, и он их не жалел. А тунгус Антип, не доезжая Петровского, оставил своих на ягельниках, чтобы зря не маять, а сам с сыном шел пешком.

Муравьев писал уже из Иркутска. Новые требования и распоряжения посыпались на голову Геннадия Ивановича. Видно было, что Николай Николаевич отдохнул в Европе, добился своего в Петербурге и с новой энергией взялся за дело. Очень может быть, что и взгляды его теперь переменятся в лучшую сторону.

Муравьев просил выехать ему навстречу.

У Невельского к отъезду все готово. Он решил поступить так, как и просит Муравьев. Это необходимо. Но надо объяснить ему весь план во всем объеме. Никто другой не объяснит. Сказать прямо, что нельзя губить дело полумерами. Иностранцы немедленно схватят южные гавани, как только сюда явится их флот. Война увеличивает опасность. А над мерзавцем Буссэ требовать военного суда. Повесить его на рее или расстрелять на палубе в назидание всем бюрократам и прохвостам, пусть не морят ради своих интриг честного солдата.

На Амуре, в низовьях, еще лед, уже ненадежный, а выше – ледоход, но пока рано ехать. Дочь больна, жизнь ее в опасности. Невельской решил тянуть до последнего и отправляться в Николаевск, лишь когда там пройдет лед.

Залив Счастья все еще в почерневших торосах и сугробах. А уже 1 мая! В Европе 12 мая! Самая лучшая пора! Да и в России в эту пору все цветет.

И здесь, на юге, все давно в цвету, и на Амуре и Хунгари леса, говорят, распустились.

Присланы бумаги для адмирала Путятина с приказанием немедленно отправить их в Де-Кастри, куда должна прийти по распоряжению великого князя наша Японская экспедиция.

«Путятин в Де-Кастри идет! Вот когда они вспомнили о наших берегах. Гром не грянет… Но сейчас и в Де-Кастри не проедешь. Надо ждать. Еще бумаги для Завойки, их приказано отправить на Камчатку с первым же судном тоже из Де-Кастри. У меня нет судна, чтобы делать опись, а губернатору – подай первое же – распоряжения развозить!» – размышлял Невельской.

Не было ни гроша, да вдруг алтын! Звенят ботала. Снова олени. Опять почта пришла. Куча новых планов и распоряжений.

Войска и артиллерия пойдут через Кизи и Де-Кастри на Камчатку, на подмогу Петропавловскому порту. В низовьях будет занято большими силами селение Кизи. Из Японии весь флот идет к нашим берегам. Из Кронштадта на подмогу вышли суда. Идет «Аврора». Родное судно! Сердце Геннадия Ивановича забилось от радости. Когда-то были в Плимуте, там англичане писали про нашу «Аврору», что она «wrong»![57] Кратко, без всяких объяснений: «wrong», и все! Поди ж ты! Дай бог, «Аврора» еще себя покажет!

• Предыдущая
• 71/156
• Следующая