Далёкий край - Задорнов Николай Павлович - Страница 16

• Предыдущая
• 16/68
• Следующая

— Я слыхал, что на Амуре живут русские, — сказал он Дыгену за обедом. — Надо потребовать, чтобы вмешались военные власти. Просить амбаня.

— Амбань уже посылал солдат, — ответил пьяный Дыген, — чтобы схватить этих дурных русских.

— Ну и что же?

— Они почему-то не послушались! — ответил Дыген уклончиво и вдруг с неприязнью, искоса и остро, глянул на Ренье. — У-у, ты не знаешь, что это за народ. Уй-уй-уй! — с обидой пожаловался он.

Весть о русских и об их влиянии на Амуре приводила миссионера в дурное настроение. Красоты девственной природы, чистейший воздух, яркие краски весенних лесов и собственное здоровье теперь уж не радовали его так, как в начале путешествия.

Черемуха цвела над кремнистыми обрывами правобережья, когда сампунка Дыгена подплывала к Мылкам.

Чуть светало. Китаец, стоявший на носу сампунки и меривший шестом в продолжение ночи глубину, пропел рулевому, что вдали чернеет мыс Вагрон, а под ним дома Экки — последнего стойбища…

На заре ветер ослаб, и квадратные паруса бессильно заполоскались. Китайцы-рабочие взялись за длинные весла.

На корме дымился очаг. Старик повар готовил завтрак своему господину.

Ренье и де Брельи сидели в это утро подле своего тростникового шалаша на возвышении, укрытом сохатиными шкурами, и беседовали, любуясь пейзажем.

Утро было прохладное. Судно плыло в тени прибрежных скал. Где-то за горами вставало солнце. За широкой излучиной реки, над дальним берегом, ярко розовели две округлые невысокие сопочки.

Вода, отражая зарю, принимала неповторимый нежно-голубой цвет.

— Я недоволен Дыгеном. Он не отвечает толком ни на один вопрос, когда речь заходит об этом крае, — с досадой говорил Пьер. — То он чинит тут расправу, то сам боится горсти бродяг и охотников. А рассказать толком ничего не хочет. Даже не отвечает на вопросы.

— Он боится, что, разведав все о жизни в этой стране, вы будете знать слишком много и о его проделках, а возвратись в Пекин, предадите все преступления огласке, — со старческим смешком молвил де Брельи. — Это может быть одинаково опасно и для него, и для сан-синских чиновников, которые смотрят сквозь пальцы на его проделки и получают в этих грабежах свою толику:

— За дорогу я немало помучился с этим дикарем. Стоило только нашей сампунке отвалить от сан-синского берега, как Дыген стал сам не свой, напустил на себя важность.

— Маньчжуры в душе должны быть очень недовольны вашим путешествием. Этот Дыген — продувная бестия; от него, мне кажется, всего можно ожидать. Он, верно, сам не знает, что следует говорить вам. Викарий не зря советовал вам избегать маньчжуров. Кстати, отчего заболел ваш обращенный спутник? И где вы оставили его?

— Талинь? Он чем-то отравился… Я оставил его в Лаха-Сусу, где у него живет дядя-торговец. Почему вы спрашиваете об этом? Неужели вы думаете…

— Все может быть, — кивнул старик головой и замолк.

На лесистом гребне горы вспыхнуло солнце. Лес побагровел от лучей, пробивавшихся сквозь листву. Вода на быстрине словно ожила, заиграла яркими красками. Лишь утесы мрачно громоздились над рекой, бросая тень на прибрежные водовороты. Зубчатые обломки каменных пластов, как дольмены,[24] торчали под прибрежным скатом, там, где обрыв его отступил от воды, образуя отмель.

— Какой суровый, дикий берег! Какая великая река! — вымолвил старик.

— Суровый, но богатый край, — воскликнул Ренье. — Да, да, какое богатство, какие возможности! В беседе со мной пекинские вельможи просили о географических исследованиях. Теперь я утверждаюсь в мнении, что богдыхан и мандарины сами ничего не знают толком о низовьях Амура. Чем ниже спускаемся, тем очевидней, что край не принадлежит Китаю. Маньчжуры приходят сюда как в чужую страну. Нет, нам надо скорей действовать. Опасность может прийти с севера.

Де Брельи, как птица клюв, быстро повернул свое узкое лицо и поглядел на север.

— Недалеко отсюда русская граница. Кроме того, — продолжал Пьер, — и англичане действуют все энергичней, тоже интересуются Амуром.

— То, что мы узнали с вами про русских, для меня не новость. Тунгусские племена всегда тяготели к русским, — сказал старик. — Нынче зимой в Гирин приводили пойманных русских.

— Наши проповеди могут отвратить туземцев от их влияния, — горячо заговорил Пьер. — Я уже все обдумал. Возвратясь в Пекин, я добьюсь посылки в эти края отряда. Если же пустить в ход остроумные выдумки, русское правительство сюда не сунется. В Петербурге всегда верят иностранным источникам. В Пекине говорят, будто бы на устье Амура есть китайские крепости. Отцы миссионеры очень удачно подхватили и распространили этот слух! Он дошел в Европу. Нам следует подтвердить такие слухи. Европе надо доказать, что край принадлежит Китаю, в Китае действовать наоборот.

— Смотрите, мой друг, — показал рукой де Брельи, — мы уже подплываем…

Слева за островами курились дымки. Судно, огибая скалистый мыс, направлялось к бухте, в глубине которой из-за деревьев появилась рогатая крыша.

Вдали, на огромной поверхности реки, виднелось множество рыбацких лодок — они плыли изогнутыми рядами в разных направлениях. По временам до слуха плывущих на сампунке явственно доносились сильные и частые всплески. Тогда гольды начинали стучать о борта лодок большими деревянными молотками.

Ренье разглядел в подзорную трубу, что гольды ловят каких-то громадных рыб. Однако подробностей лова ему не удалось рассмотреть. При виде сампунки гольды выбрали сетки, и вся огромная флотилия их лодок стала уходить.

Из-под навеса, устроенного посреди судна, вылез рыжеусый, рябой Дыген. С ним были толстяк Сибун и другой, главный его помощник — высокий, остроглазый старик Тырс, отличавшийся крайней свирепостью. Дыген был в шелковой юбке, в куртке, застегнутой на медные пуговицы, и в широкополой конической шляпе.

— Наш хозяин большой модник, — с едкой насмешкой сказал де Брельи и пожевал морщинистыми губами. — Впрочем, уроды всегда рядятся…

Де Брельи много лет жил среди маньчжуров и китайцев и ненавидел их, втайне завидуя им. Он представлял, какую деятельность может развить тут церковь и как можно разбогатеть, если в Манчжурии будет колония католической державы.

Пьер заметил, что когда дело касается маньчжуров, его спутник злословит.

«Де Брельи сам тут оманьчжурился», — думал он.

Пьер чувствовал, что у этого известного в Европе миссионера есть и другая сторона жизни, быть может, для него гораздо более значительная, чем деятельность проповедника, но совершенно неизвестная там… Маньчжуры это его сфера. Он сам — фракция маньчжурской жизни со всеми ее странностями.

Скалистый берег расступился, и в широких каменных воротах открылся вид на озеро, далеко ушедшее в глубь распадка между пологих гор, иссиня-зеленых от кедровых и еловых лесов.

Вход в озеро был прикрыт полузатопленным островом. Из-под спадавшей воды появились стволы ветел, покрытые слоем глины, и голые тальники.

Сампунка вошла в тихую протоку и поплыла ее изгибами вдоль красного глинистого бока горы, исполосованного следами наводнения. Поверх обрыва над протокой курчавилась буйная поросль дубняка, орешника, кленов. Повсюду белели душистые ветви черемухи. Некоторые деревья были подмыты наводнением и клонились к воде. Цветущие ветви их свисали к головам путешественников.

Протока, изгибаясь и расширяясь, образовывала бухточку. Берег понижался, и на опушке орешника стала видна черная городьба из заостренных лиственничных бревен. Дальше виднелось бедное стойбище гольдов — несколько жалких лачуг с крышами из травы.

— Мылки? — спросил Ренье коротконогого толстяка Сибуна, показывая на ограду.

— Нет, это гьяссу. Мылки вон там, — кивнул толстяк за реку, где на другой стороне из-за леса поднимались дымки.

Сибун хитро щурил глаза. Гольды в цветных шляпах с криками выбегали на берег. Худолицый Денгура подгонял их. Сампунку подтянули к берегу, и Дыген по доске сошел на берег. Он шел, с важностью выпятив живот, в сопровождении маньчжуров. Тырс разглаживал белокурые длинные усы.

• Предыдущая
• 16/68
• Следующая