Цунами - Задорнов Николай Павлович - Страница 23

• Предыдущая
• 23/122
• Следующая

– Осип Антонович, а вот граф Нессельроде приказал адмиралу убрать нашу крепость с Сахалина? – как с задней парты, выкрикнул из глубины кают-компании юнкер Корнилов. – Почему он посмел это сделать? На устье Амура все этим возмущены…

– Мальчик, к сожалению, не отличается умственными способностями, – тихо сказал Сибирцеву барон.

Все стали оборачиваться, кто-то засмеялся. Карандашов сделал замечание юнкеру.

– Почему же я не могу спросить, если это меня беспокоит? – возмутился Корнилов. – Я не понимаю, что здесь особенного?

– Раз не понимаете, что тут особенного, то и молчите, юнкер! – вдруг резко сказал Мусин-Пушкин, сидевший во главе стола. – Как это не понимаете? Такую гавань отдать! Черт знает, что вы несете!

«Вот бухнул!» – подумал Алексей Николаевич.

Старший офицер резко встал и отошел к двери.

– Власть сиогуна, однако, точнее, сиогуната, до сих пор остается сверхмогущественной. Это достигается многими средствами, сложной системой взаимного наблюдения за всеми почти без исключения жителями страны, к какому бы сословию они ни принадлежали.

Однако при всей полноте и мощи своей власти подлинным императором сиогун не является, и в этом вся сложность. Существует другой владыка, подлинный и законный император, род которого продолжается непрерывно более двух с половиной тысяч лет. Император считается как бы живым богом, потомком богов. За две с половиной тысячи лет род его был всячески унижен и лишаем прав. Однако поскольку японцы верят, что он бог, то ни род императорский, ни кто-либо из императоров никогда не был уничтожен или свергнут с престола. Но теперь фактически император бессилен, хотя и пользуется величайшим почетом и сам сиогун внешне покорен ему…

– Но держит его в страхе Божьем? – спросил Елкин.

– Столица императорская – город Киото расположен близ порта Осака, куда мы идем. Сиогуны не свергали императоров, но они их ослабили и ограничили во всем. Японцы боготворят императора. Император живет в своих дворцах в Киото, невидимый и недоступный народу, окруженный всевозможными почестями и богатством, но лишенный всякой силы и светской власти и связанный во всем. Эта живая святыня находится под вечным надзором ставленников сиогуна. Он как бы узник среди роскоши и поклонения. Однако сиогун не может принять важных решений без его согласия. Важнейшие бумаги посылаются из Эдо в Киото к императору, что, видимо, не всегда является лишь формальностью, которую император не в силах не выполнять. Таково искусственное состояние, в котором содержится древнейший род японских императоров, он под вечным, изощренным надзором. Впрочем, точно о нем ничего не известно, и, как знать, может быть, император нередко выказывает сиогуну свой характер. Да как об этом разведаешь! У адмирала есть более точные сведения, и он, желая уравновесить положение и ослабить сопротивление чиновников бакуфу, идет в Осака. Понимайте сами, господа, что это может означать. Планы адмирала являются частью дипломатического замысла.

– Но кто же все-таки высшая власть в стране? – спросил Сибирцев.

– Император – высшая власть.

– Сиогун его почитает, но власти ему настоящей не дает. Хотя для формы и не принимаются решения без его согласия…

– Император смеет отказать и не утверждать его решений, – сказал Карандашов.

– Никогда не делает этого! – категорически заявил Мусин-Пушкин с таким видом, словно он тоже изучил Японию.

– Все, как видите, изощренно и коварно до крайности, свою святыню японцы ухитряются мучить с почестями. Но… это мое мнение, господа. Евфимию Васильевичу надоело испытывать на себе упорство сиогуна и его чиновников, вот он и решил показать, что еще есть к кому обратиться в Японском государстве, и этим припугнуть сиогунских прихвостней. Есть, мол, угнетаемая власть, и мы не побоимся в случае надобности обратиться к ней… Вот, господа, на карте мы видим дорогу, соединяющую столицу Эдо со столицей императора Киото. Это главная государственная дорога, и по ней непрерывно идет движение между двумя столицами. Эта дорога называется Токайдо. Токайдо, господа. Запомните это слово. По ней вызываются на службу в столицу сиогуна князья со своими войсками. По ней двигаются с охраной князья. Вот, собственно, те сведения, которыми располагают европейцы. Дальнейшие подробности пока темны.

– Простите меня, Осип Антонович, – подымаясь, сказал юнкер Лазарев, – но что это за карта и чем она отличается от карты у Константина Николаевича?

– У Константина Николаевича находится морская карта побережий Японии, а не политическая. На ней нет княжеств. Копии всех частей ее находятся у нас в штурманской рубке. А это политическая карта империи.

– Значит, мы идем в Осака, чтобы обратить на себя внимание законного императора, как бы их папы римского? – спросил Сибирцев.

– Возможно, что у Евфимия Васильевича есть основания предполагать, что взор японского народа надо обратить на законного императора. Наш визит в Осака будет первым знаком уважения, выказанным европейской державой императору, а не сиогуну, жестом дружественным, слух о котором должен дойти до ушей императора сквозь сиогунские заставы. Уж этого скрыть невозможно. Со временем неизбежно император Японии выйдет из своего состояния изоляции, и адмирал первым предугадывает эти перемены. Конфуций учит, господа, что династия прогрессивна при воцарении и должна быть свергнута, когда обнаруживает признаки упадка, и что главное в государстве народ, который законно свергает дурных и слабых правителей. Евфимий Васильевич, изучая отрывочные сведения о личности императора, хочет предположить, что это сильная и энергичная фигура, которая не будет сидеть сложа руки при грядущих потрясениях. Обращаясь к императору, мы не только желаем сделать намек на его будущее и подчеркнуть, что понимаем его положение, но и заручиться его символической поддержкой. Мы попытаемся напомнить ему о той роли, которую может играть император в жизни современного общества, если он воспользуется религиозными чувствами японцев в политических целях.

– А не получится наоборот, не будет ли еще хуже?.. – спросил Сибирцев. – По теперешнему времени все эти живые боги плохие союзники. А японцы, скорей всего, ничего этого не признают, решат, что хотим застращать, приближаясь к их живой святыне.

• Предыдущая
• 23/122
• Следующая