Амур-батюшка - Задорнов Николай Павлович - Страница 80

• Предыдущая
• 80/181
• Следующая

Нарты Гао вихрем мчались по дороге, укатанной почтой и обозами. На сугробах струйка снега ударяла в лицо, и тогда Гао закрывался пушистыми мехами выдр. Он мог терпеть любой ветер, не боялся мороза, но он видал, что богачи прячут лица в дорогие меха, и ему казалось, что, разбогатев, он стал так же нежен, как и они.

«Да, надо добить Ивана! Исправник не пожалеет его…»

С убийством Дыгена Оломову было много хлопот. Он простил преступление богатому, сделал вид, что ничего не знает, но бедняку не позволит быть преступником. «Даже я не упущу случая…»

Гао приехал к Бердышову. Он явился в блеске шелков, весь в выдрах. Курма, пышная шапка, сияющее холеное лицо, блестящие черные глаза – во всем было довольство.

– Можно?

– Можно.

– Подериза не буду? – насмешливо и дружески спросил он.

– Нет, драться не буду, заходи, – засмеялся Иван.

«Чем ты меня теперь угостишь?» – подумал лавочник.

«Зачем, он приехал?», – подумал Бердышов.

Иван достал из старого ящика бутылку сладкого вина.

– Церковное вино! Знаешь – церковь?..

Гао с наслаждением выпил два стакана. Он был в ударе. Он чувствовал силу, гибкость, ловкость своего ума. Казалось, ничего невозможного не было сейчас для него.

– Меха у Покпы купил?

Бердышов махнул рукой.

– Что вспоминать!

– Как торгуешь? Зачем подериза! – воскликнул Гао. – Я такой человек, драться не люблю. Торговое дело тоненькое. Надо хорошо делать. Ты, если дерешься, торговать не можешь!

Гао тонко улыбался, подергивался и покачивался, как бы в такт какой-то музыке.

– Если бы я взялся торговать по-твоему, ты бы первый не рад стал, – ответил Бердышов.

Гао испытующе зорко посмотрел на него.

– Я раньше не дрался. А потом, глядя на тебя, драться научился, – продолжал Иван.

– Что ты говоришь!

– Насмотрелся, как ты гольдов лупил. «Надо, – думаю, – с умных людей пример взять».

Иван подлил Гао вина. Собеседники снова выпили.

– Какой ты хитрый! Терзаешь гольдов, орочен. А случай выйдет, и с меня шкуру сдерешь – это ничего. А тебя тронь – обида!.. Торгашей бить нельзя? Надо тоненько с ними?.. Нет! – вдруг вскочил Иван. Он распахнул куртку, свирепо глянул исподлобья. – Я всех согну здесь в бараний рог! – вытянул Иван жилистую руку с мохнатым кулаком. – Ты там объяви. Я знаю, что ты старшина, начальник. Всем объяви, что я их возьмусь подряд мутить… Я из вас таких же черепах себе понаделаю, как вы из гольдов!

– У тебя силы нету! Зря поговоришь! – «Сейчас я его ошеломлю», – подумал купец и льстиво улыбнулся. – Моя хочу помогай, – таинственно зашептал он. – Слыхал, как Дыген помирай? Полиция все знает, – уверенный, что смутит Ивана, продолжал он. – Разве ты беды не боишься? Может быть большая беда!

Иван прищурился.

– Когда-то их тут было двое – Дыген и твой отец, – заговорил он. – Гао Цзо помер, а Дыгена ухлопали. За отца ты остался. Теперь, гляди, очередь за тобой.

Торговец опешил.

– Смотри не попадись тем, кто хлопнул Дыгена, – говорил Иван. – Трудно ль лишней пуле найтись? Сколько их было? А? Когда их били, я семерых насчитал. Прилетит восьмая, что тогда делать? Примерно вот из этого винчестера, – протянул Иван руку и усмехнулся, глядя, как испуганный купец вскочил с лавки.

– Ты чего боишься? Ты сиди… Вот лепешки сладкие… Ну, а праздник скоро у вас? Или уж отпраздновали?.. Ты чего трясешься, паря, заболел? Еще никто тебя не бьет? Не бойся, я сам тебе приятель и всегда тебя выручу. Я слыхал, что тебя беда ждет, что Дыгена хлопнул твой младший брат Мишка. Тоже полиция узнала про это. Говорят, из-за баб они поссорились. Верно, нет ли?

Гао вспомнил про какие-то дела, стал любезно прощаться и живо собрался домой. Но Иван не отпустил его, не угостив чаем.

«Нет, – рассуждал Гао, несясь верхом на нартах по льду и уж не думая кутать лицо в меха, хотя жгучий ветер дул навстречу, – наше общество не хочет ничего видеть! Общество чтит меня, но не все может понять, что я думаю. А я не говорю им, потому что всегда помню пословицу, что дракон на мелком месте смешон даже ракушкам… Может быть, дружбу с русскими надо начинать не так».

Дневной свет слабел. В небе проступила бледная луна в пятнах, как потрескавшееся голубиное яйцо.

«Иван не беден. Тигр только играет. Иван – тоненький человек, как настоящий китаец! Быть может, надо искать с ним дружбы? С ним в первую очередь?»

Вечером Иван опять гостил у Кузнецовых, но на этот раз душа Бердышова была неспокойна. Возвращаясь ночью от Кузнецовых, он думал, что дело плохо. Иван не жалел проигранного, хотя спустил все, что было. Сегодня перед Гао ему впервые не хотелось признаваться в проигрыше.

Бердышов вспомнил, что обязался поставить американцам большую партию мехов. Дел было множество. В городах налажены отношения с купцами, там ждут его весной. Здесь, по окрестным деревням, в торговые отношения втянуты все охотники. Идет целая торговая война из-за гольдов и орочен. В лавку приучены ездить сотни людей. Бросить все – значит струсить, разлениться.

«Ну, хватит баловать, впрягайся!» – сказал он себе.

Иван зашел в избу. Анга засветила лампу. На лавке лежал Савоська. Иван растолкал его. Сели ужинать.

– Савоська, завтра бери моих собак и дуй по всему Амуру – в Мылки, в Хунгари, к себе в Бельго. Объявляй, чтобы тащили мне соболей, как албан, – по два меха с головы. А мы наловим калуг, сохатина есть – устроим угощение.

– Давно бы так! – обрадовался Савоська.

Он и сам испытывал недостатки от Иванова проигрыша. Ему совсем не нравилось, что Бердышов обеднел. Старик давно подумывал о том, чем бы помочь Ивану.

– Я их напугаю! Знаю, что сказать! – восклицал Савоська. – У-ух!.. Еще богаче будешь! Нынче соболей много, хорошая охота. Тебе все верят. Знают, что не обманываешь. Ладно! Я всегда говорю: без обмана лучше жить.

– Да скажи, что кто не привезет, тому мало не будет! Я нынче вспомнил. У нас в Расее был начальник: как проиграется, так гонцов вышлет по всему Забайкалью. Приказывает с каждой овцы прислать по клоку шерсти. И сразу все вернет. Еще богаче станет! И людям не шибко убыточно…

Утром Айдамбо приехал к Бердышову. Он еще ничего не знал про Иванов проигрыш.

– Я хочу жениться на Дельдике! – с чувством сказал он.

– Ты еще молодой, – ответил Иван.

– Но я самый лучший охотник! – воскликнул Айдамбо.

– Я этого не знаю.

– Как не знаешь? А это что?

Айдамбо достал из мешка соболей.

– Это ты сам добыл?

– Конечно, сам! Бабушка, что ли?

– Да, я еще слыхал, что ты скупой. Как же жениться скупому?

– Кто скупой?

Айдамбо выворотил весь небольшой, но драгоценный ворох пушнины и с презрением кинул Бердышову на стол.

– Ну, теперь девушку отдашь?

Иван молча забрал меха, смял и, не глядя на них, отбросил в сторону, будто это были старые тряпки.

– Верно, девчонка хорошенькая, – сказал он наконец, – но только когда ей будет семнадцать лет, тогда отдам. Тому отдам, кто привезет хорошие подарки.

«Что же ему надо еще?» – думал Айдамбо.

Дельдика, слушая весь этот разговор, невольно вздохнула. За последнее время ей стал сильно нравиться Айдамбо. Она забывала свою детскую дружбу с Илюшкой.

– Ну, а если я стану русским, тогда отдашь? – в отчаянии спросил Айдамбо.

Иван засмеялся.

– Тогда отдам! Попробуй стань русским!

«Но как стать русским? Даром, наверно, никто русским не сделает?» Айдамбо решил, что надо снова идти на охоту, добывать меха, пока звери еще не линяют. Но ему хотелось хоть немного побыть с Дельдикой. Выйдя, он пожалел, что погорячился, кинул меха, не уговорившись о цене. Но он надеялся, что Иван не обманет.

Савоська объехал всю округу. Несмотря на яростные старания купцов распустить устрашающие слухи об Иване, их никто не слушал, гольды по приглашению Савоськи съехались к Бердышову со всех деревень.

• Предыдущая
• 80/181
• Следующая