Антиквар - Бушков Александр Александрович - Страница 38
- Предыдущая
- 38/65
- Следующая
– Мало что может быть… – сказал Смолин. – Может, и в нашем райском уголке дурью приторговывать начали с колес?
– Что ж к ним за все время ни один организм не подошел? Я ж знаю, как нелегалкой торгуют. Ничего похожего. Опера это, Червонец, и приклеились они к нашей хате. За мной в этот раз все чисто, так что ты поглядывай…
– Номера не запомнил?
– А смысл? У опера этих номеров полный багажник…
– Учту, – сказал Смолин, подхватил миску и поднялся.
Шагая к вольеру, он думал: всем хорош Глыба, и полагаться на него можно в серьезных делах без опаски… вот только в силу специфической биографии и специфического же жизненного опыта навсегда застрял в ранешнем времени. Для него понятие «слежка» неразрывно связано с понятием «опера» – и никак иначе. Меж тем (если допустить, что за домом и впрямь кто-то следит) одними органами список подозреваемых не исчерпывается. Органы как раз – зло привычное, не особенно и опасное, а вот сторонние … Может, и ерунда, конечно, но следует проверить…
Он отпер дверцу, и Катька вымахнула из вольера, радостно скуля, чуть с ног не сшибла от избытка чувств. Хорошо еще, узрев миску, пулей влетела назад. Закрыв ее там, Смолин, посмотрев на часы, вышел на улицу и вперевалочку, ничуть не торопясь, направился в сторону церкви.
Головы он, разумеется, не поворачивал – но краем глаза засек бежевую «шестерку», стоявшую у колонки именно в том месте, которое описывал Глыба. Стекла опущены до половины, внутри, совершенно не глядя в сторону Смолина, развалились двое парнишечек, вроде бы самого обычного облика. Из машины негромко доносился какой-то очередной гнусавый шансон.
Что-то тут и в самом деле не так, подумал Смолин, безмятежно шествуя вдоль разнокалиберных заборов. Неправильная какая-то машинка… Ладно, номер запомнил, попытаемся что-нибудь сделать…
Завидев неспешно ехавшее навстречу такси, серую «короллу» с желтым гребешком, он на всякий случай приостановился. Машина остановилась, не доехав до него полметра, щелкнула дверца, и оттуда…
И оттуда появилось, пожалуй что, видение. Натуральнейшее видение из бесшабашной Смолинской юности, когда он бегал на танцы и на фехтование, ждал призыва и будущее, слава богу, оставалось совершенно туманным…
Красотка Маргарита, с распущенными по плечам роскошными волосами, была в белой короткой юбке и сиреневой блузке навыпуск, вроде бы ничего особенного – вот только этот немудреный наряд как две капли воды соответствовал той моде, что стояла на дворе во времена смолинского восемнадцатилетия. Перед ним оказалась столь натуральная девочка из прошлого, что у Смолина даже подходящих слов не нашлось для описания эмоций. На миг показалось даже, что он спит.
Всё это никак не могло оказаться случайностью – нынешние моды, конечно, подчас почти повторяют фасоны тридцати—сорокалетней давности, но именно что почти. Перед ним же было не «нечто похожее», а классический летний наряд года этак семьдесят первого.
Не бывает таких случайностей. Смолин, по какому-то неисповедимому наитию, мгновенно вспомнил события трехлетней давности – когда он долго и безуспешно торговал у вредного старикашки один прелюбопытнейший раритет. Никак не желал старикан «торговать памятью», понимаете ли, дело казалось уже профуканным, но тут Смолин, сведя воедино кое-какие наблюдения за подопечным, применил финт не вполне стандартный: в очередной раз потратив полчаса на бесполезные уговоры, как бы совершенно случайно засветил у себя в сумке сущую пустяковину – полушерстяные галифе с гимнастеркою. Старику, оказалось, именно этого и не хватало для полного счастья, чтобы ходить на собрания ветеранов – старые вещички пришли в полную негодность, а других он и не представлял, где достать. Слово за слово, разговор переходит в другую тональность и на другие темы – и вот уже Смолин в глазах старикана предстал совершенно иным человеком. Коему, собственно, и не грех продать помянутый раритет, тем более что форму Смолин деду подарил тут же…
Не позволительно ли будет заподозрить, что и сейчас мы столкнулись с чем-то схожим? Только на сей раз сами стали объектом? Прилив ностальгии по безмятежной юности, когда именно таким мы с трепетом назначали свидания – и хитренькая гостья прикупает себе козырей… Она ведь умная, сразу было видно…
– Здравствуйте. Хорошо устроились – такая красота вокруг…
– Захолустье… – сказал Смолин небрежно.
Теперь, когда они стояли лицом к лицу, лишний раз убедился, что не ошибся: ее наряд и в самом деле точная копия фасонов начала семидесятых. Причем вовсе не выглядит старым, извлеченным из маминого чемодана. Может, она тоже имеет отношение к театру, как и придурковатый супруг? У них, в «оперетке», отличная костюмерная, кто-то из знакомых к прошлому Новому году жене заказывал бальное платье, точную копию нарядов пушкинских времен – и говорил, что отлично сработали…
– Пойдемте? – предложил он. – Уже поздновато, времени у вас, должно быть, в обрез?
– Времени у меня столько, что и девать его некуда, – ответил Рита, одарив его не вполне понятным взглядом. – Супруг как раз отбыл в Томск на фестиваль, и я ближайшие три дня – вольная казачка…
Показалось ему, или он этот взгляд расшифровал полностью? Ну, посмотрим…
– Заранее прошу прощения за дурацкий и нелепый вопрос, – сказал Смолин. – Сдается мне, что вы тоже имеете отношение к театру…
– Можно и так сказать, – улыбчиво протянула Рита. – А вы, должно быть, не театрал?
– Вот именно, – сказал Смолин. – В театры не хожу, в кино последний раз был… да нет, и не припомню, прикидываю только, что это явно имело место еще при Брежневе… Да и телевизор не смотрю. Совершеннейший дикарь-трудоголик. Судя по вашей загадочной улыбке… Бог ты мой! Неужели вы – актриса?
– Ну да.
– Там же, в оперетте?
– Угадали.
– Ох, простите… – сказал Смолин с видом величайшей сокрушенности. – Я, в самом деле, в культурной жизни нашего славного города не силен…
– Это при вашем-то роде занятий?
– Да, так вот оно и получается… Простите великодушно…
– Ничего, я, в отличие от некоторых, «святому искусству» не поклоняюсь, как дикарь – тотему. Я, Василий Яковлевич, не звезда и не жрица Мельпомены, выше головы прыгнуть не стремлюсь, работаю, лямку тяну…
Голос у нее был чуточку грустный – но, когда имеешь дело с профессиональной актрисой, принимать такие вещи за чистую монету не стоит. Она может просто-напросто добросовестно разыгрывать очередной образ…
– И все же я не верю, что вы там, в оперетте – пятая слева припевочка в шестом ряду…
– И правильно. Я и Сильва, я и невеста Фигаро… если вы только знаете, кто это такие.
– Ну, уж не настолько я темен… – сказал Смолин энергично.
– Далеко еще?
– Всё, пришли…
Распахивая перед ней калитку, Смолин бросил быстрый взгляд через плечо – машина была на месте, разве что двое в ней изменили позы.
Поднялись в мансарду, где уже чуточку сгустился полумрак. Привычно протянув руку, Смолин нажал выключатель, вспыхнули две неярких лампы по противоположным стенам…
– Ой…
Гостья шарахнулась, налетела на Смолина в непритворном испуге, поневоле пришлось схватить ее за плечи, удерживая – достаточно приятная ситуация, что уж там. Подтверждая кое-какие свои догадочки, он задержал ладони на плечах – а Рита не шевелилась, как будто так и надо.
– Что это… – проговорила она шепотом.
– Ах, вон оно что… – спохватился Смолин. Неторопливо снял Вождя со шкафчика и спрятал его внутрь, на верхнюю полку. – Это, знаете ли, тоже антиквариат, он разным бывает…
– Серьезно?
– Совершенно. Скиф. Садитесь… Коньячку хотите?
Маргарита, все еще поглядывая за спину, на дверцу шкафчика, передернула плечами:
– Налейте, в самом деле… До сих пор жутковато. Вы что, готику любите?
– Готику? – пожал он плечами. – А, это… Да нет, никакой некрофилии. Просто наши предки, как мне объяснили, именно такие вот черепа держали дома в качестве оберегов.
- Предыдущая
- 38/65
- Следующая