Невезуха на все сто - Яковлева Елена Викторовна - Страница 22

• Предыдущая
• 22/64
• Следующая

На такси? Я похолодела: моя сумочка осталась в машине у бандитов, а там все деньги. Странно, что я вспомнила о ней только под утро. А может, и не странно, это сейчас сумка и лежащий в ней кошелек представляли для меня значительную ценность, а когда жизнь моя висела на волоске, то и чемодан, набитый золотом, гроша ломаного не стоил.

Дело здорово осложнялось. Допустим, рассуждала я вслух, в этой глухомани и найдется недобитый телефон-автомат, с которого можно дозвониться в Москву, но чем я заплачу за предоставленную услугу? Даже если в трубке будет только треск. Я машинально похлопала себя по карманам. А, черт, штаны-то Ингины… Сильно сомневаюсь, что при своей вольготной жизни она сохранила дурную привычку таскать в карманах мелочь вперемешку с хлебными крошками. Так оно, собственно, и оказалось: все, что мне удалось обнаружить, так это свернутую в трубочку бумажку. Я ее зачем-то развернула, и на ладонь мне просыпалась щепотка белого порошка, похожего на сахарную пудру. И более ничего. Я отряхнула руки и двинулась вдоль речушки в том же направлении, в котором усвистала от меня на велосипеде пугливая, как лань, аборигенка.

В том, что я на верном пути, я убедилась, ступив в первую коровью лепешку, вторая только укрепила мою уверенность, а уж когда я услышала петухов, то запрыгала от радости на одной ножке. Уж очень я утомилась с непривычки блуждать по пересеченной местности. Вскоре на горизонте показался большой грязно-белый сарай. Я сразу догадалась, что это ферма, в окрестностях славного города Котова (он же Виллабаджо) такие тоже имеются. Коровы на этих фермах изможденные, как узники Освенцима, с ног до головы облепленные мухами, стоят по колено в навозной жиже. Они, наверное, хороши в качестве наглядного пособия для изучения анатомии парнокопытных, а вот на бифштексы их не пустишь, разве что на суповые наборы. Ну что ж, по крайней мере сковородки драить не потребуется.

Так вот, вблизи местная ферма выглядела точь-в-точь, как котовская. И коровы, и пьяный (в пять утра!) скотник, в философской задумчивости стоявший посреди скотного двора, опершись на воткнутые в кучу навоза вилы.

— Где тут у вас телефон? — спросила я его без обиняков.

— Ась? — От неожиданности скотник покачнулся и чуть не упал в навоз, но в последнее мгновение все-таки удержал равновесие.

— Где у вас телефон, спрашиваю?

— В конторе, где ж еще…

— А контора где?

— В деревне.

— Трофимыч, пьяная морда, где ты там? — Какая-то баба, очень даже возможно, та самая, что удирала от меня возле речушки, высунулась в расхлябанные ворота коровника.

— О, меня вызывают! — с удовлетворением заметил пьяный скотник и многозначительно поднял вверх указательный палец. Можно было подумать, что его «приглашают» не за коровами убирать, а принять участие в расширенном совещании «большой восьмерки».

— Ну а деревня где? — У меня были более приземленные заботы.

— Там, — скотник махнул рукой куда-то в сторону речушки, выдернул из навоза вилы и, преисполненный сознания собственной незаменимости, шаткой походкой направился в коровник.

— Как хоть она называется, ваша деревня? — крикнула я ему вслед.

— Роте Фане…

Что ж, неплохое название для деревни, можно сказать, исконно русское.

Я вздохнула, поежилась от утренней прохлады и снова двинулась в путь по дороге, мощенной коровьими лепешками. И километра через полтора наткнулась на ржавый указатель «Роте Фане», перебралась по шаткому мостку через речушку и вышла наконец к человеческому жилью. Без особого труда нашла контору среди двух десятков деревянных домиков (по вывеске «Контора отделения № 5») и, усевшись на ветхую скамейку, стала дожидаться, когда она откроется.

Следующие два часа можно смело выбросить из моего рассказа так же, как и из жизни, потому что в течение этого времени ровным счетом ничего не произошло. Ни хорошего, ни плохого. Потом появился пожилой дядька в очках и открыл дверь конторы. Дядька оглядел меня с ног до головы с явным неодобрением, но позвонить разрешил, предупредив, чтобы я не трепалась долго. Я клятвенно обещала не разорять деревню и уложиться в шестьдесят секунд.

Вы будете удивляться так же, как и я, но Инга отозвалась буквально на третьем гудке.

— Куда ты пропала? — заорала она в трубку.

— Потом объясню, а сейчас быстро собирайся и приезжай за мной. — Я поглядывала на дядьку и строчила со скоростью станкового пулемета:

— Я нахожусь в деревне Роте Фане. Это… Это…

— …Семьдесят пятый километр Зарубинского шоссе, — подсказал мне дядька.

Я сдержанно поблагодарила его кивком головы и выпалила в трубку:

— Семьдесят пятый километр Зарубинского шоссе. Буду ждать возле конторы.

— Какая еще контора? — истошно завопила Инга, но я ее уже не слушала.

— Что-то я не пойму… Как ты здесь оказалась? — Это были первые Ингины слова, когда она подкатила на своем изрядно запыленном «мерее» к колхозной конторе.

— Меня сюда подбросили, — хмуро пробормотала я, захлопывая за собой дверцу Похоже, я успела превратиться в местную достопримечательность за те четыре часа, что в общей сложности проторчала на скамейке, и теперь чуть ли не вся деревня высыпала полюбоваться, какая крутая тачка за мной приехала.

Да еще и с бабой за рулем. Небось не каждый день у них случаются такие развлечения.

— А что у тебя с лицом? — покосилась на меня Инга.

Я подалась вперед, посмотрела в зеркало заднего вида и невольно присвистнула. Колючие кусты потрудились надо мной на славу: левая щека вся в сеточке мелких ссадин и распухла, на шее здоровенный кровоподтек. Рваная одежда вообще не в счет. То-то баба на велосипеде шарахнулась от меня, а конторский дядька не спускал подозрительного взгляда.

Пока мы тряслись по ухабам, Инга без устали плела небылицы о том, как она за меня переволновалась. Я ее слушала вполуха, стремительно погружаясь в тягучую дрему. Как-никак всю ночь не спала. Я бы так, наверное, до Москвы расслаблялась, если бы Инга музыку не врубила. Ну никакого в ней человеколюбия.

Заметив, что я открыла глаза, Инга снова стала приставать ко мне со своими идиотскими вопросами:

— Так ты мне скажешь, как тебя в эту Тмутаракань занесло?

— Дружки твоего полюбовничка завезли. — Я с хрустом потянулась и пожаловалась:

— Шея ужасно болит.

— Какие дружки? — «Мере» завилял по дороге.

— Ты за дорогой смотри, за дорогой! — прикрикнула я на нее. Согласитесь, обидно пасть жертвой банального ДТП, самым невероятным образом вырвавшись из бандитских лап.

— Так ты про что? — Инга сбросила скорость, и машина пошла ровнее.

— Не про что, а про кого. Когда я вышла из «Пеликана», меня затащили в машину… Еще и чулок какой-то на голову надели. Их было трое, один — с большой бородой. Все время спрашивал про Юриса.

— Про Юриса? — глухим эхом подхватила Инга.

— Да, представь себе. Говорил, что он им нужен позарез, интересовался, когда и при каких обстоятельствах я его видела в последний раз…

— А ты? — Инга затаила дыхание.

У меня возникло непреодолимое желание слегка пощекотать Ингины нервишки, в конце концов, не мне же одной отдуваться.

— А что я? Он сказал, считает до трех. Что мне еще оставалось?

Инга так резко затормозила, что я чуть не вышибла головой лобовое стекло.

— Ты все про меня им рассказала?

— Странно, что тебя это удивляет. Я что, по-твоему, должна была унести твою тайну с собой в могилу?

Инга рухнула лицом на баранку и заскрежетала зубами:

— Я знала, знала, что этим кончится. Ну зачем ты пошла в «Пеликан», кто тебя просил?

— Ладно, успокойся, — я тронула ее за плечо, — ничего я им не сказала. Этот, с бородой, не успел до трех досчитать, я сбежала…

Инга сразу расцвела, как невеста под венцом:

— Убить тебя мало, Чижова! Смерти моей захотела, да?

Приступ отчаяния сменился приступом безумной радости. Инга бросилась мне на шею, стала тискать и тормошить, как тряпичную куклу. Моя чугунная после бессонной ночи голова моталась во все стороны, так что я даже взгляд сконцентрировать не могла. А на то, чтобы отбиться от нее, у меня не хватало сил.

• Предыдущая
• 22/64
• Следующая