Милое чудовище - Яковлева Елена Викторовна - Страница 39

• Предыдущая
• 39/49
• Следующая

Рогов вспомнил, как Бельцову описала Шура Тиунова, и невольно поежился. «Аналитик в юбке» прямо как в воду смотрела: и насчет выпивки, и насчет работы на рынке. А знаменитая наколка? М-да, слава богу, она всего этого не слышала! Ничего не попишешь, Юрий Викторович Рогов был всего лишь скромным трудягой с задатками неудачника и комплексом по поводу собственного не очень атлетического сложения, а такие не любят признавать свои ошибки.

— М-м-м… Юля, можно, я буду так тебя называть?

Девчонка кивнула своей понурой головой.

— Так вот. Юля, когда твоя тетя навещала тебя в последний раз?

— Вчера вечером… А что, что-нибудь случилось? — Резко вскинувшиеся ресницы-опахала обнажили такую запредельную синь, что Рогову захотелось зажмуриться.

— Вечером… А точнее, в котором часу?

— Часов в семь… А что, что случилось? — повторила она уже требовательнее.

— У меня очень плохие новости, — пробормотал Рогов и сильно пожалел, что согласился на прогулку. Вот станет ей плохо, что он будет делать? Впрочем, в данный момент они находились в непосредственной близости от мусорного бака, а от него до больничного корпуса рукой подать…

— Какие новости? — Юля вцепилась тонкой бледной рукой в ворот застиранного халатика, очень похожего на тот, что был на ее тетке в смертный час.

Отступать было некуда, и Рогов выдохнул:

— Плохие новости. С твоей теткой случилось несчастье.

Сообщив эту полуправду, он впился глазами в бледное Юлино лицо, дабы вовремя разглядеть в нем перемены, грозящие серьезными последствиями, и поддержать ее в прямом и переносном смысле в случае необходимости.

Она только остановилась, замерла на минуту, после чего обреченно спросила:

— Ее убили, да?

Несколько растерявшийся Рогов подтвердил ее предположение коротким кивком.

— Она этого боялась, — тихо сказала Юля и, развернувшись у мусорного бака, медленно пошла к бетонной стене.

— Почему? — так же тихо осведомился Рогов, словно боясь ее вспугнуть. Девушка пожала плечами:

— Она всегда этого боялась. Читала сводки происшествий и страшно переживала, вдруг с ней такое произойдет… И на рынке у них нескольких убили, ну, это в основном богатых, тех, у кого был свой товар, а тетя Света, она же чужой продавала. Она и имела-то с этого мало…

Они наконец достигли стены, где и случилось то, чего Рогов больше всего опасался. Девчонка глухо зарыдала, прижавшись спиной к холодному бетону, а Рогов заметался, не зная, что предпринять, если с ней случится приступ. От переживаний он весь покрылся испариной и чувствовал себя так, словно ему предстояло самостоятельно принять роды.

— Только не плачь, только не плачь, тебе нельзя, — бормотал он, мысленно прикидывая расстояние до больничного корпуса.

А она вдруг отняла руки от заплаканного лица и четко сказала:

— Это все из-за того медальона. Зачем она его только взяла?

От неожиданности Рогов тоже привалился плечом к стене и стал судорожно шарить во внутреннем кармане пиджака:

— Какой медальон ты имеешь в виду? Этот? Наконец он достал ту самую фотографию манекенщицы с колье на шее и показал ее девчонке. Та взглянула не очень пристально и ответила:

— Ну да, кажется, этот…

— Посмотри, пожалуйста, повнимательнее, — попросил Рогов. Девчонка всхлипнула:

— По крайней мере, очень похож. Я же его видела только один раз, позавчера, когда тетя Света приносила его, чтобы показать. Сказала, что он очень дорогой, она его продаст и у нас будут деньги… А кто эта женщина?

— А твоя тетя про нее ничего не говорила?

— Не-а, про нее ничего. Сказала, что… Господи, как же она сказала, — девчонка обхватила голову, силясь вспомнить. — Она сказала, что честно его отработала…

— Заработала, — поправил ее Рогов.

— Да нет, именно отработала, — настояла на своем Юля, — да, отработала. Наверное, уговор какой-нибудь был. Я стала спрашивать, откуда она его взяла, а она все твердила, что имеет на него право… Ну, как-то она все туманно рассказывала, и я сразу начала беспокоиться. Поэтому, когда вы сказали про… несчастье, я и подумала. Если этот медальон такой дорогой, то за него могут и убить, так же?

Рогов механически кивнул головой, а девчонка снова залилась слезами, повторяя сквозь всхлипы:

— И зачем она его только взяла? И этот тип, что на скамейке сидел, как же он проморгал?! Тоже мне, а еще говорят: наша милиция нас бережет.

— Какой тип? — вскрикнул Рогов.

Девчонка перестала реветь и уставилась на сыщика своими неподражаемыми синющими гляделками:

— Какой-какой? Откуда я знаю какой? Вам видней. Тетя Света рассказывала, что последние несколько дней какой-то мужик сидел на скамейке возле дома. Она думала, что это милиция следит за нашей квартирой. Я же теперь опасная преступница, так ведь? Быстро ярлык навесили, а того не спросите, чего я в тот магазин сунулась? От полной безнадеги, чтоб вы знали! Жить нам не на что было. На рынке сейчас много не заработаешь, а в училище стипендию не платят…

Последние откровения Рогов слушал вполуха, не потому, что слишком хорошо знал, как легко найти оправдания чему угодно, просто глубоко погрузился в размышления. Что же это такое получалось, а? Манекенщицу убила Бельцова, убила, чтобы забрать колье… Тогда кто убил ее? Оснований думать, что она сама на почве угрызений совести наложила на себя руки столь экстравагантным способом, у него не было.

— Так что мы будем с вами делать, гражданка Котова Мария Георгиевна? — Голос у молодого и приятного во всех отношениях милицейского лейтенанта был почти ласковый, чего не скажешь о его взгляде, профессионально отсвечивающем вороненой сталью. Мура фыркнула:

— Лично я в ближайшее время собираюсь ожидать извинений от вас и от вашего начальства. Ну а вы, как я думаю, будете заняты организацией этого мероприятия.

Лейтенант нахмурился, а сталь в его взгляде преобразовалась в дамасскую. Он раскрыл Мурин паспорт, внимательно присмотрелся к фотографии, потом взглянул на Муру, видимо, сравнивая копию, сделанную в паршивом ателье, с живым и искрометным оригиналом, к тому же нервно качающим ногой.

— Значит, живете вы в Москве, Мария Георгиевна… А у нас что забыли, если не секрет?

— Секрет. А больше я вам не скажу ни слова, кроме того, что ваши действия — стопроцентный произвол, и если вы меня немедленно не отпустите, я, я… я объявлю бессрочную голодовку! — отрезала Мура, неожидан но обнаружившая в себе благородный пыл правозащитницы.

Лейтенант, однако, не проявил ни малейшего беспокойства о ее здоровье, а небрежно покрутил диск телефона и поинтересовался у трубки:

— Бочкин, ты? Как жизнь? Угу, угу… Слушай, проверь по картотеке Котову Марию Георгиевну 1968 года рождения, уроженку Москвы… и это… будь другом, выясни, не числится ли у нас пропавшим паспорт на это имя, а то у меня тут сидит одна особа, которая не очень похожа на собственную фотографию. Ну ладно, я жду…

Пожалуй, в этом вопросе Мура была с ним солидарна, на самом деле Мура выглядела намного лучше, чем на снимке, однако не до такой степени, чтобы не узнать ее. Именно поэтому она, еще минуту назад обещавшая не произнести больше ни слова, не просто заговорила, а закричала:

— Да что же это такое, что же это делается, люди добрые! Вы что тут, все с ума посходили? Сначала мне не разрешают на скамейке спокойно посидеть, потом и вовсе хватают и начинают проверять по картотеке. На каком основании, спрашивается?

— Хотите оснований? — уточнил лейтенант, и глаза его стали похожи на две опасные бритвы. — Пожалуйста, — он откинулся на спинку стула и закурил, — по городу уже месяц курсирует ловкая дамочка, которая представляется сотрудницей собеса, входит в доверие к пенсионерам и обчищает их квартиры…

— Так вы… Бдительная тут у вас общественность, ничего не скажешь, — язвительно усмехнулась Мура.

— Не жалуемся… Но это еще не все. Самое интересное, что, по описаниям свидетелей, приметы мошенницы очень схожи с вашими…

• Предыдущая
• 39/49
• Следующая