Вашингтон - Яковлев Николай Николаевич - Страница 8
- Предыдущая
- 8/99
- Следующая
В этом доме появился Джордж. Анна нашла юношу забавным увальнем. Громадного роста, сильный («таких больших рук я не видел больше ни у кого», — вспоминал Лафайет), в гостиных он жался к стенам и вспыхивал, когда к нему обращались. Анна быстро научила его танцевать, веселые друзья посвятили Джорджа в тайны виста и объяснили, как джентльмены играют на бильярде. Анна постоянно таскала Джорджа по домам соседних плантаторов. Если представлялась возможность, он старался избегать опасных знакомств с разбитными юными леди, предпочитая молча сопровождать Лоуренса в частых разъездах по хозяйству. Джордж порой чувствовал себя одиноким, тосковал по прежним приятелям и в глубочайшей тайне занялся рифмоплетством. Он вообразил, что несколько раз испытал сильнейшие муки любви, оставшиеся без взаимности. Наверное, потому, что о любви Джордж рассказал только бумаге, на которой царапал юношеские стихи, а в заученных им назубок 110 правилах поведения ничего не говорилось о женском обществе.
Сероглазый, атлетически сложенный гигант, рассудительно и медленно говоривший, отпугивал беззаботных вирджинок, над которыми он возвышался по крайней мере на полторы головы. Для плантаторов независимо от возраста он олицетворял идеал мужчины, вступающего в жизнь. Не только Лоуренс, но и многие другие были готовы протянуть руку юноше, о котором знали, что он хорошего происхождения и почти не имеет средств. Сословная солидарность делала свое дело, тем более что цвет вирджинского общества слышал и читал — так поступали древние римляне.
Если молодой человек был мужествен, смел, был прекрасным наездником, умел проявить скромность и исполненное достоинства почтение к старшим, тогда о разрыве поколений не могло быть и речи. Достаточно суровый быт Вирджинии создавал известное братство между плантаторами, невзирая на возраст. Вся их жизнь проходила на вольном воздухе в поле, в лесу. Спорт — травля лисиц, охота выделяли и делали самыми достойными сильнейших. Джордж — превосходный наездник, гордый и почтительный юноша — отвечал всем требованиям, необходимым для хорошего старта в жизни. Он полностью завоевал сердце отца Анны Уильямса Фэрфакса, которому было пятьдесят шесть лет, когда Лоуренс представил ему Джорджа.
В лице У. Фэрфакса зеленый вирджинец впервые столкнулся с родовитой английской аристократией и накрепко выучил правила игры, которых надлежало придерживаться юноше, чтобы преуспеть в англосаксонском мире XVIII века. Много позднее, когда его благодетель и наставник давно ушел из жизни, Вашингтон с негодованием отзывался об этих правилах как о «проклятом состоянии прислужничества и зависимости». Опыт приходит с годами, а тогда Джордж жадно впитывал мудрость жизни аристократии, тем более что ее источником был чуть ли не самый могущественный человек в Вирджинии.
Главный урок — найти патрона, имеющего «интерес» к молодому человеку. Патрону нужно служить беззаветно, не огрызаясь на пинки, дабы «не замутить свой разум». Именно так, наставлял Уильям Фэрфакс в задушевных беседах, вели себя в Древнем Риме, дающем вечный пример. Семья Фэрфаксов принадлежала к тому поколению английских джентри (помещиков средней руки) — вигов, которые по нормам, принятым в обществе, исповедовали принципы христианской морали, но черпали свое вдохновение у Марка Аврелия, Плутарха и философов-стоиков. Наилучший идеал им дали стоики — благородная простота жизни и спокойное принятие ее, долг перед родиной, щедрость к соотечественникам, неизменное мужество и непоколебимая честность. Философия стоиков, конечно, в большей степени, чем что-либо другое у древних, совпадала, хотя далеко не полностью, с христианской этикой.
Стоик, учил Фэрфакс Джорджа, не бежит от жизни, а встречает ее лицом к лицу. Он не избегает ответственности, а берет ее на себя. Высший долг — благородными делами заслужить уважение соотечественников. Лицо Джорджа каменело, а глаза приобретали стальной оттенок, когда он слушал неторопливые речи старика.
Если устных убеждений было недостаточно, Джордж мог обратиться к библиотеке Бельвуара, где был Плутарх в переводе Норса, сборник трудов древних и, конечно, любимый Фэрфаксом Сенека. Хотя Вашингтон никогда не был прилежным читателем, он купил основные «Диалоги» Сенеки. Названия глав книги, несомненно, были созвучны настроению Джорджа после бесед с Фэрфаксом: «Честного человека нельзя превзойти в учтивости. Хороший человек никогда не может быть несчастным, а плохой человек — счастливым. Чувственная жизнь — несчастная жизнь. Презрение к смерти дает возможность преодолеть все тяготы жизни».
Философские экскурсы Фэрфакса заканчивались тем, с чего начинались, — нужно верно служить патрону. Джорджу не требовалось большей догадливости, чтобы понять: Уильям Фэрфакс, полюбивший его как сына, считал себя таковым. Сын Фэрфакса — Джордж Уильям Фэрфакс, хотя был на семь лет старше Вашингтона, стал его ближайшим другом. Он приехал в Вирджинию из Англии двадцати одного года и постоянно вздыхал по оставленной прекрасной стране. Фэрфакс-младший рассказывал пораженному Джорджу о великолепии жизни английской аристократии. Отцовский Бельвуар, который Вашингтон считал верхом роскоши, по словам приятеля, был «сносным коттеджем в лесном крае». Иногда он намекал, что если смерти родственников последуют в надлежащем порядке, то ему титула лорда Фэрфакса не миновать!
Имя Томаса Фэрфакса, шестого лорда Фэрфакса Ка-меронского, для вирджинцев было овеяно легендой. Ровно за сто лет до описываемых событий Карл II пожаловал своему верному слуге, предку Т. Фэрфакса, обширные земли в Вирджинии между Потомаком и Раппаханноком. Ни король, ни облагодетельствованный им в глаза не видели дара, да и серьезно отнестись к королевской милости было трудно — она была проявлена через несколько месяцев после казни Карла I. Потомок Томас Фэрфакс оказался настойчивым человеком — в 1737 году он побывал в Вирджинии, частично осмотрел земли, которые считал своими, и, вернувшись в Лондон, подал прошение в Тайный Совет. Он претендовал на два миллиона гектаров, примерно четверть от тогдашней Вирджинии, значительно расширяя ее территорию на запад.
Хотя губернатор и ассамблея Вирджинии усомнились в столь далеко идущих претензиях — они признавали за Фэрфаксом примерно 600 тысяч гектаров, — он сумел добиться своего: в 1745 году Тайный Совет полностью подтвердил его права. Оставалось вступить во владение землями, и ради этого его сиятельство в 1748 году приехал в Вирджинию, поселившись сначала в Бельвуаре, доме двоюродного брата Уильяма Фэрфакса.
Джорджу Вашингтону он должен был казаться королем, а многочисленные причуды лорда выдавали высочайшее происхождение. Его светлость имел только две страсти в жизни — травлю лис и ненависть к женщинам. Первое было великолепно организовано, и Томас Фэрфакс получил все возможное удовольствие — Джордж Вашингтон, во всяком случае, научился незаметно придерживать лошадь, чтобы трофеи доставались лорду. Его сиятельство изволил показать, как надлежит увеселять женщин — прямо к дверям Маунт-Вернон Томас Фэрфакс приносил в мешке лису и давал ее на растерзание воющей своре псов.
Просиживая долгими часами за бутылкой старого портвейна, лорд стремился обратить Джорджа в свою веру — ненавидеть женщин. Он любил размахивать перед носом неловко съежившегося громадного парня брачным контрактом, куда было внесено имя его светлости, а имя невесты вырезано. «Эта», следовал длинный ряд эпитетов, после того как были улажены все условия относительно имущества, предпочла его некоему герцогу! Что, по словам лорда, достаточно изобличало великое непостоянство женщин, их коварство, и настоящий мужчина должен остерегаться смазливого личика. Полюбить прелестницу — значит угодить прямо в лапы дьявола, который, как известно, мастер перевоплощений.
В положении Джорджа нельзя было не соглашаться — он проходил упрощенный курс «проклятого прислужничества и зависимости», приспособленный к простому, по лондонской мерке, быту королевской колонии. Он не мог не видеть, что близкие ему, включая Лоуренса и Уильяма Фэрфакса, столь возвышенно толковавшего о добродетелях античного Рима, взяли лорда в тесное кольцо. Они относились к его светлости как к своей собственности, расставив локти, чтобы к Томасу Фэрфаксу не проскользнул никто из просителей и сомнительных родственников, домогавшихся теплых местечек, а главное, земли.
- Предыдущая
- 8/99
- Следующая
