Машина смерти - - Страница 33
- Предыдущая
- 33/45
- Следующая
Из ялика Герсен выбирался на негнущихся ногах. При виде причиненных ялику повреждений сердце его совсем упало.
– Что-нибудь серьезное? – встревоженно спросила Алюз Ифигения.
– Очень. На корабль можно будет вернуться только в том случае, если удастся сдвинуть центральный винт вперед или каким-нибудь иным образом устранить дифферент при полете… Что ж, за дело.
Он извлек стандартный набор инструментов, которым комплектовался каждый ялик, и принялся за работу. Быстро пробежал час. Солнце прошло зенит и стало клониться к западу. В долине потемнело, все больше сгущались синие тени. Одновременно с этим пахнуло промозглым воздухом, наполненным запахом снега и влажных камней. Вдруг Алюз Ифигения потянула Герсена за руку.
– Скорее! Прячьтесь! Тадоскои.
Ничего толком не поняв, Герсен все же позволил девушке затащить себя в расщелину между скалами. Мгновеньем позже взору его представилось самое странное за всю его жизнь зрелище. По долине спускались от двадцати до тридцати гигантских многоножек, на каждой из которых размещалось по пять человек. Многоножки, как сразу же заметил Герсен, внешне почти не отличались от сооруженного Пэтчем форта, только были гораздо меньших размеров. Наездники – все как на подбор, один страшнее другого, очень мускулистые мужчины с темно-бордовой лоснящейся кожей. У них были колючие, холодные глаза, плотно сомкнутые губы, большие крючковатые носы, грубая одежда из черной кожи, шлемы – из такой же кожи и грубо обработанного железа. Каждый вооружен копьем, боевым топором и кинжалом.
При виде поврежденного ялика весь отряд в изумлении остановился.
– По крайней мере, они не посланы специально для того, чтобы захватить нас, – прошептал Герсен.
Алюз Ифигения промолчала и только еще ближе пододвинулась к нему. Однако даже в столь крайних обстоятельствах сама мысль о возможности соприкосновения их тел вызвала у Герсена волнующий трепет.
Тадоскои окружили ялик. Часть их спешилась и стала переговариваться на грубом, почти нечленораздельном наречии. Затем они начали обшаривать всю долину сверху донизу. Еще несколько секунд, и кто-то из них додумается обследовать расщелину.
– Оставайтесь здесь, а я попробую отвлечь их, – прошептал Герсен Алюз Ифигении, после чего вышел вперед, заложив большие пальцы за увешанную оружием портупею. На какое-то мгновение воины опешили и просто глядели на Герсена, затем вперед вышел воин в несколько более замысловатом шлеме, чем у других. Он заговорил: произносимые им слова грубо грохотали, как мельничные жернова, и хотя, по всей вероятности, своим источником имели древний всеобщий праязык, Герсен так ничего и не понял из всего, что он сказал. Глаза вождя – таким, судя по всему, было его положение в отряде – скользнули мимо Герсена, и в них снова вспыхнул огонь изумления. Это вышла из расщелины Алюз Ифигения и сразу же обратилась к вождю на языке, в какой-то мере родственном языку тадоскоев. Вождь не замедлил ей ответить. Остальные воины продолжали сидеть неподвижно. Никогда еще не доводилось Герсену видеть картины более зловещей несмотря на всю ее театральность.
Алюз Ифигения повернулась к Герсену:
– Я сказала ему, что мы – враги Кокора Хеккуса, что мы прибыли сюда из очень далекого мира, чтобы убить его. Вождь говорит, что они готовят набег, что вскоре соединятся с другими отрядами и что все вместе намерены напасть на Аглабат.
Герсен еще раз окинул вождя оценивающим взглядом.
– Спросите у него, может ли он обеспечить нас средствами доставки к нашему кораблю. Я хорошо заплачу ему.
Алюз Ифигения заговорила. Вождь только промычал что-то, свирепо ухмыляясь, затем заговорил. Алюз Ифигения тут же перевела его слова.
– Он отказывается. Весь отряд даже не помышляет ни о чем другом, кроме этого грандиозного набега. Он говорит, что если мы хотим, то тоже можем присоединиться к участникам набега. Я ответила ему, что вы предпочитаете отремонтировать механическую птицу.
Вождь снова заговорил. Герсен уловил, что слово «дназд» он употребил несколько раз. Алюз Ифигения – почему-то не сразу, что показалось несколько странным – повернулась к Герсену.
– Он говорит, что нам не дожить до утра, что нас умертвит дназд.
– А что же это такое «дназд»?
– Это огромное дикое животное. Эта местность как раз и называется Ущельем Дназда.
Снова раздался монотонный грохот голоса вождя. Ухо Герсена, привыкшее извлекать смысл из тысячи и одного диалектов или вариантов универсального языка, начало постигать общую тональность хриплого, гортанного говора вождя. Он, несмотря на угрожающее звучание своих слов, похоже, не был настроен враждебно по отношению к незнакомцам. Герсен сообразил, что для такого отряда воинов разделаться с беспомощными путниками означало только уронить собственное достоинство. «Вы говорите, что вы – враги Кокора Хеккуса», таким, похоже, был смысл его слов. «В таком случае мужчина должен стремиться присоединиться к вооруженному отряду – если, так сказать, он настоящий воин, несмотря на его нездоровую бледность».
Алюз Ифигения перевела его слова так:
– Он говорит, что это боевой отряд. Бледный цвет вашей кожи создает у него впечатление, что вы больны. Он говорит, что если вы желаете присоединиться, то, пожалуйста, но только в качестве слуги. А работы предстоит очень много и еще больше опасностей.
– Гм. Он именно так сказал?
– По крайней мере, в таком смысле выразился.
Судя по всему, у Алюз Ифигении не было ни малейшего желания присоединяться к вооруженному отряду варваров.
– Спросите у вождя, – попросил ее Герсен, – имеется ли хоть какая-нибудь возможность нашего возвращения к кораблю?
Алюз Ифигения задала этот вопрос вождю. Он, похоже, вызвал у него только сардоническую усмешку. Он как бы говорил: «Только в том случае, если вам удастся спастись от дназда, если удастся преодолеть более двухсот миль пути через горы без пищи и крова».
Алюз Ифигения упавшим голосом перевела ответ вождя:
– Он говорит, что ничем не может помочь нам. Мы вольны поступать так, как нам захочется. – Она бросила взгляд в сторону ялика. – Мы сможем его починить?
– Вряд ли. У меня даже нет необходимых для этого инструментов. Нам, пожалуй, лучше присоединиться к этим людям – во всяком случае, не отставать от них, пока не подвернется что-нибудь получше.
Алюз Ифигения эти слова Герсена перевела крайне неохотно. Вождь ответил равнодушным согласием и подал знак, по которому приблизилось одно из верховых животных, на котором размещались только четыре воина. Герсен взгромоздился на служившую седлом подушку, подтянул к себе Ифигению и посадил ее к себе на колени. Так близко они еще никогда не были друг к другу, казалось даже поразительным, что он столько времени себя сдерживал. Она, похоже, думала о том же самом и с грустью глядела на Герсена. Какое-то время она еще сидела вся съежившись, затем стала держаться посвободнее.
Бег многоножек был ровным и плавным, как если бы они скользили по стеклу. Отряд, следуя вниз по долине, все время придерживался почти невидимой тропы, которая то опускалась, то поднималась, перебиралась через валуны, петляла среди расщелин, ныряла в узкие проходы между скалами. Время от времени, когда стены долины почти смыкались друг с другом, небо Фамбера становилось лишь темно-синей узкой полосой, а речка превращалась в стремительно несущийся бурлящий поток, кавалькада взбиралась на карнизы крутых утесов, сдавливавших долину. Воины хранили мертвую тишину, столь же беззвучно передвигались оседланные ими многоножки, единственными звуками, которыми нарушался покой долины, были вздохи ветра и журчанье воды. В такой обстановке Герсен еще более остро ощущал тепло тела девушки, прижавшейся к нему, однако не переставал напоминать себе, что потворство такого рода слабостям для него категорически запрещено, что уделом его жизни может быть только печаль и роковой исход – но все его естество, естество на клеточном уровне, на уровне нервов и инстинктов противилось этому, и руки его еще плотнее обвивались вокруг Алюз Ифигении. Она оборачивалась – лицо ее, как казалось Герсену, выражало лишь отрешенную грусть, а в глазах блестели не что иное, как слезы. Почему она такая подавленная, не переставал изумляться Герсен, что могло ее так угнетать. Обстоятельства, конечно же, пока что складывались не очень-то благоприятные, и не могли не вызывать досады, однако положение было далеко не безнадежным. Как бы то ни было, но тадоскои обращались с ними учтиво… Внезапная остановка прервала его мысли. Вождь совещался со своими помощниками. Внимание их было приковано к вздымавшейся высоко вверх отвесной стене, к едва различимым прилепившимся к ней зернышкам, которые, как догадался Герсен, составляли селение горцев.
- Предыдущая
- 33/45
- Следующая
