Цитадель автарха - Вулф Джин Родман - Страница 22

• Предыдущая
• 22/69
• Следующая

– Ты – ангел, – ответил молодой жених, – посланный помочь мне в поисках жаворонка.

Услышав эти слова, коричневый ангел достал меч и передал его молодому человеку эфесом вперед.

– Ты правильно назвал меня, – проговорил ангел. – Чего ты хочешь от меня?

– Я ни в коем случае не хотел бы идти против воли сеньора ангелов, – ответил молодой человек. – Поскольку тебя послали помочь мне найти жаворонка, мое единственное желание – принять твою помощь.

– Я готов помочь тебе, – согласился ангел, – но что ты предпочитаешь – самый короткий путь или самый лучший?

Молодой человек подумал про себя: «В этом наверняка кроется подвох. Небесные силы всегда упрекают людей в нетерпеливости, ибо сами, будучи бессмертными, легко могут себе это позволить. Конечно же, кратчайший путь лежит через кошмары подземных пещер или нечто подобное». Поэтому он ответил ангелу следующим образом:

– Предпочитаю наилучший путь. Ведь честь моей будущей жены пострадала бы, выбери я иную дорогу.

– Некоторые люди сказали бы так, другие – иначе, – ответил ангел. – А теперь позволь мне сесть на коня позади тебя. Недалеко отсюда есть большой порт. Там я только что продал двух скакунов, не хуже твоего боевого жеребца, даже лучше. Мы продадим и твоего коня, а также золотое кольцо, что на моем сапоге.

В порту они сделали так, как и предложил ангел, а на вырученные деньги купили корабль – не очень большой, но быстроходный и надежный. Кроме того, они наняли трех опытных мореходов.

На третий день плавания жениху приснился сон, какие посещают молодых мужчин. Проснувшись, он прикоснулся к подушке рядом с собой, и она была теплой. Тогда он снова лег спать и уловил тонкий аромат духов, запах полевых цветов, которые женщины моей страны сушат по весне, чтобы затем вплести себе в волосы.

Они причалили к безлюдному острову, и молодой человек вышел на берег в поисках жаворонка. Он не нашел птицы, но под конец дня разделся и решил искупаться в бурном море. Там, в воде, когда звезды стали яркими, к нему присоединился второй купальщик. Они вместе поплавали, а потом лежали на берегу и рассказывали друг другу сказки.

Однажды, когда, стоя на носу своего корабля, они высматривали корабль противника (ибо, кроме торговли, им иногда приходилось и воевать), налетел сильнейший порыв ветра, который сдул с ангела коричневую шляпу и швырнул ее в морскую пучину, а потом туда полетел и коричневый платок, скрывавший ангельское лицо.

Вскоре им надоело вечно бушующее море, и они вспомнили о своей стране, где осенью, когда воспламеняется трава, львы седлают домашний скот, мужчины храбры, как быки, а женщины яростны, как соколы. Свой корабль они назвали «Жаворонок», и вот теперь «Жаворонок» летел над голубыми просторами и каждое утро насаживал красное солнце на свой бушприт. В порту, где когда-то был приобретен корабль, они продали его в три раза дороже, ибо «Жаворонок» снискал добрую репутацию, его прославляли в чудесных историях и воспевали в песнях. И действительно, всякий приходивший в порт дивился малым размерам корабля, ведь опрятное коричневое суденышко едва достигало двух десятков шагов от форштевня до рудерпоста. Добро, добытое в сражениях, они тоже продавали, как и приобретенные товары. Люди моей страны оставляют самых породистых лошадей себе, но лучших из тех, что идут на продажу, пригоняют в тот самый порт, и молодой жених с ангелом купили себе прекрасных скакунов, а свои переметные сумы набили драгоценностями и золотом. После этого они двинулись в обратный путь, к дому армигера, на виллу, которая располагалась в такой глуши, что туда никто не ездил.

По пути домой они пережили немало приключений и опасностей, и не раз обагрялись кровью их мечи, что прежде часто омывались в морских водах и насухо вытирались о парусину или песок. В конце концов они добрались домой. Армигер шумно приветствовал ангела, его жена плакала от счастья, а слуги причитали и тараторили. И тут ангел сбросил свои коричневые одежды и вновь обернулся прежней дочерью армигера.

Свадьбу запланировали с размахом. В моей стране подготовка к свадебным торжествам занимает не один день – забивают скотину, роют новые печи для жарки мяса, рассылают гонцов за гостями, которым тоже приходится проделать неблизкий путь. На третий день ожидания дочь армигера послала слугу к молодому жениху со словами: «Моя хозяйка сегодня не поедет на охоту. Она приглашает тебя к себе в спальные покои, чтобы побеседовать о пережитых вместе приключениях на суше и на море».

Жених надел лучшие одежды, что купил по возвращении в порт, и вскоре уже стоял перед дверью спальни дочери армигера.

Он нашел ее сидящей в кресле у окна. Она перелистывала страницы старой книги, привезенной ее матерью из родительского дома, и слушала пение жаворонка в клетке. Молодой человек подошел к клетке и увидел золотое кольцо на лапке птицы, и тогда он удивленно обернулся к дочери армигера.

– Разве ангел, которого ты встретил на берегу моря, не обещал тебе помочь найти этого жаворонка? – спросила она. – И самым лучшим путем. Каждое утро я открываю дверцы клетки и выпускаю жаворонка полетать, чтобы он мог размять крылышки, и всякий раз он возвращается туда, где его ждет пища, чистая вода и покой.

Некоторые люди говорят, что свадьба этого молодого человека и дочери армигера была самой прекрасной в истории моей страны.

В тот вечер было много разговоров об истории, рассказанной Фойлой, и на этот раз я сам предложил отложить окончательное решение. На самом же деле меня повергала в ужас предстоящая необходимость выносить приговор; возможно, это чувство родилось во мне благодаря воспитанию среди палачей, которые с самого детства вбивали мне в голову, что член гильдии должен неукоснительно выполнять указания судей, назначенных, в отличие от самих палачей, властями Содружества.

Кроме того, меня смущало и нечто другое. Я рассчитывал, что ужин будет разносить Ава, но, когда мои ожидания не оправдались, я все же встал с койки, облачился в собственную одежду и тихонько выскользнул в сгущающиеся сумерки.

К моему приятному удивлению, оказалось, что я снова прочно стою на ногах. Лихорадка отпустила меня несколько дней назад, но я уже привык считать себя больным (так же, как прежде я по привычке считал себя вполне здоровым) и лежал пластом на койке. Несомненно, есть немало людей, которые ходят и выполняют свою работу, не подозревая, что умирают; другие же лежат в постели весь день, а в действительности они здоровее тех, кто приносит им еду и помогает умываться по утрам.

Шагая по извилистой тропе между палатками, я старался припомнить, когда я чувствовал себя так хорошо. Только не в горах или на озере: там многочисленные лишения и трудности постепенно истощили мои жизненные силы, пока я не пал жертвой лихорадки. Нет, не во время побега из Тракса – тогда я уже был измучен своими дикторскими обязанностями.

Не по прибытии в Тракс – по дороге, в безлюдной местности, мы с Доркас пережили лишения, немногим уступающие тем, что выпали мне на долю в одиноких скитаниях по горам. Даже не в Обители Абсолюта (этот временной отрезок казался мне теперь столь же далеким, как эпоха правления Имара), потому что тогда я страдал от последствий альзабо и проглоченных мертвых воспоминаний Теклы.

Наконец я нашел подходящее сравнение – я чувствовал себя, как в то памятное утро, когда мы с Агией отправились в Ботанические Сады, в первое утро после моего ухода из Цитадели. Именно тогда я обрел Коготь, хотя сам не знал об этом. Я впервые задумался, не был ли он проклятьем, равно как и благословением. Или, возможно, все минувшие месяцы потребовались мне, чтобы полностью оправиться от раны, нанесенной листом аверна вечером того же дня. Я достал Коготь и внимательно вгляделся в его серебристое мерцание, а подняв глаза, обнаружил, что стою перед сияющим алым шатром часовни Пелерин.

До меня донеслось монотонное песнопение, и я понял, что придется подождать, прежде чем храм опустеет, но тем не менее двинулся вперед. Потом я проскользнул внутрь и устроился в часовне у задней стенки. О литургии Пелерин я ничего не стану рассказывать. Подобные обряды отнюдь не всегда удается описать должным образом, а если и удается, не уверен, что это следует делать. Впрочем, Орден Взыскующих Истины и Покаяния, к которому я в свое время принадлежал, имеет собственные церемонии, одну из которых я довольно подробно описал выше. Конечно, эти церемонии отличаются своеобразием, как и церемонии Пелерин, хотя не исключено, что и те и другие некогда имели универсальный характер.

• Предыдущая
• 22/69
• Следующая