Дядя Фред посещает свои угодья - Вудхаус Пэлем Грэнвил - Страница 3

• Предыдущая
• 3/4
• Следующая

— боксеров.

— Джулия, — сказала она, — мне стыдно!

— И мне, — прибавил муж.

— Какой позор!

— Именно. Обнимать человека, который назвал твоего отца носатой рожей…

— Прежде всего, — вмешался граф, — надо выяснить, прав ли он. На мой взгляд…

— Он извинится!

— Да, да! Я себя не помнил.

— Прекратите, — сказала мать. — Если вы меня слушали…

— Да. да, да! Дядя Чарли, дядя Генри, кузен Альфред. Снобы собачьи!

— Что?!

— Собачьи снобы. Подумаешь, загордились! А чем? Деньги есть, вот чем. Интересно, как они их добыли?

— Что вы имеете в виду?

— Неважно.

— Если вы намекаете…

— Он прав, моя дорогая, — вмешался лорд Икенхем. — Ничего не попишешь.

Не знаю, доводилось ли вам видеть бультерьера, который вот-вот схватится с эрделем, но тут кэрри-блю кусает его в зад. Бультерьер смотрит на пришельца именно так, как смотрела на графа сестра хозяйки.

— Наверное, — продолжал граф, — вы не забыли, как разбогател наш Чарли.

— О чем — вы — говорите?

— Да, это тяжко, это скрывают, но помилуйте! Давать деньги под 250%! Так нельзя все-таки.

— Я ничего не знала! — воскликнула дочь.

— А, — заметил граф, — дитя не в курсе? Правильно. Одобряю.

— Это ложь!

— Теперь — Генри. Как мы спасали его, как спасали! Между нами говоря, вправе ли банковский клерк брать чужие деньги? Видимо, нет. Понимаю, понимаю. Взял он пятьдесят фунтов, выиграл — пять тысяч, но вернул? Ни в коей мере. Изящно, ничего не скажу, — а вот честно ли? Что до Альфреда…

Несчастная мать издавала странные звуки, вроде бутылки шампанского, если его взболтать. То ли бульканье, то ли пальба.

— Это ложь, — повторила страдалица, когда ей удалось распутать голосовые связки. — Вы ненормальный.

Пятый граф пожал плечами.

— Что ж, дело ваше, — сказал он. — Конечно, судью подкупить нетрудно, но мы-то знаем. Я никого не виню. В конце концов, что такое наркотики? Можешь провозить — провози. Но не нам смотреть свысока на честных людей. Спасибо, что берут. Да и чем плох этот молодой человек?

— Да, чем? — поддержала Джулия.

— Надеюсь, — спросила мать, — ты не веришь дяде?

— Верю, верю.

— И я, — присоединился Уилберфорс.

— Видит Бог, — сказала старшая гостья, — я никогда не любила сестру, но т а к о г о мужа я ей не желала.

Все помолчали, если не считать птицы, которая предложила погрызть орехов.

— Фиг вы теперь запретите, — сказала Джулия. — Уилби слишком много знает. Милый, ничего, что я из такой семьи?

— Ничего.

— В конце концов, мы не будем с ними видеться.

— Вот именно.

— Не в дядях счастье.

— То-то и оно.

— Уилби!

— Джулия!

Повторив свой номер «Плющ на шесте», они забыли обо всем. Мартышке это не понравилось, равно как и матери.

— На что вы будете жить? — сказала она.

— Он разбогатеет!

— Ха-ха!

— Будь у меня сто фунтов, — сказал Уилберфорс, — я бы завтра же купил долю в самой лучшей фирме. Разносят молоко.

— Бы! — сказала мать.

— Ха! — сказал отец.

— Где вы их возьмете?

— Ха-ха!

— Где, — повторила гостья на бис, — вы их возьмете?

— Как это где? — удивился граф. — У меня, конечно. Когда он захрустел бумажками, племянник жалобно вскрикнул.

— Доктор хочет со мной поговорить, — истолковал его крик дядя. — Да, доктор?

Жених, теперь — нежно-вишневый, немного растерялся.

— Это же ваш сын!

Граф обиделся.

— Мой сын был бы красивей. Нет, это — врач. Конечно, м н е он — как сын, это вас и смутило.

Подойдя к Мартышке, он глядел на него, пока тот не вспомнил о своей глухоте и не задрожал. Не знаю, связаны ли глухота и дрожь, но бывают минуты… Словом, не будем его судить. Задрожал — и все.

— Видимо, — сообщил лорд Икенхем, — у птицы что-то такое, о чем не говорят при дамах. Мы на минутку отлучимся.

— Это мы отлучимся, — сказал жених.

— Да, — согласилась невеста, — надо пройтись.

— А вы как? — осведомился граф у гостьи, напоминавшей Наполеона в Москве.

— Выпью чаю. Надеюсь, вы разрешите?

— Конечно, конечно! У нас — полная свобода. Идите, готовьте.

Когда они вышли, Джулия, совсем уж похожая на розу, кинулась к нему, крича: «Спасибо!» Жених ее поддержал.

— Не за что, мои дорогие, — сказав граф.

— Какой вы добрый!

— Ну, что вы!

— Добрее всех на свете!

— Ну, ну, ну!

Он поцеловал ее в обе щеки, правую бровь и кончик носа. Мартышка печально на это глядел. Все, кроме него, целовали прекрасную Джулию.

Когда бесчинства кончились и граф с племянником проводили влюбленных до крыльца, он заговорил об этих фунтах.

— Где ты их взял?

— И правда, где? — задумался граф. — Вообще-то, тетя дала, но для чего? Вероятно, оплатить какой-то счет.

Мартышка немного приободрился.

— Ух, что будет! — сказал он, зная тетину чувствительность. — А когда она услышит, что девица — прямо с конкурса красоты… Возьмет фамильную алебарду, это уж точно.

— Успокойся, мой друг, — сказал ему дядя. — Я понимаю, у тебя нежное сердце, но — успокойся. Я объясню, что тебе пришлось выкупать письма у коварной испанки. Разве можно оставить племянника в когтях низкой женщины? Да, тетя посердится, на тебя. Что ж, какое-то время не будешь к нам ездить. Собственно, ты мне пока не нужен.

Тут у калитки показался крупный, краснолицый мужчина.

Граф окликнул его:

— Мистер Роддис!

— А?

— Мистер Роддис?

— Да.

— Булстрод, — представился граф. — А это — зять моей сестры, Перси Френшем, сало и масло.

Краснолицый спросил, как дела с салом, и, узнав, что они идут прекрасно, выразил радость.

— Мы не встречались, — сказал граф, — хотя живу я неподалеку. Предупрежу, как сосед соседа: там у вас кто-то есть.

— Кто же их впустил?

— Видимо, влезли в окно. Посмотрите сами. Краснолицый посмотрел и если не взбеленился, то был к этому близок.

— Верно, — сказал он. — Сидят в гостиной, пьют мой чай.

— Так я и думал.

— Открыли варенье. Малиновое.

— Что ж, идите туда, а я позову констебля.

— Иду. Спасибо, мистер Булстрод.

— Рад служить. Как хорошо после дождя! Пошли, Перси. Ну, вот, — продолжал он в пути. — Посещая столицу, мой друг, я распространяю свет и сладость. Даже такая дыра становится лучше, счастливее. Смотри-ка, автобус! В нем мы и обсудим наши планы на вечер. Если «Лестер» еще существует, можно зайти… Ровно тридцать пять лет, как меня оттуда выставили. Интересно, кто же там вышибалой?

• Предыдущая
• 3/4
• Следующая