Бинго и пекинесы - Вудхаус Пэлем Грэнвил - Страница 1
- 1/3
- Следующая
Один Трутень показывал двум другим укушенную ногу, когда появился четвертый член клуба и, задержавшись у стойки, приблизился к ним.
— Что случилось? — спросил он.
Первый Трутень в третий раз поведал свою историю.
— Этот кретин Бинго зашел ко мне позавчера с бешеной собачкой. Пытался всучить.
— Сказал, что дарит на именины, — прибавил второй Трутень.
— Чушь какая! — подхватил первый. — У меня именины в июле, да и вообще мне не нужны кровожадные твари с острыми зубами. Стал я подгонять ее к дверям, а она — хапц! — и вцепилась. Спасибо, догадался вскочить на стол, но укусить она успела.
Новоприбывший Трутень попросил его опустить штанину. Такие зрелища опасны, если ты недавно завтракал.
— Я понимаю тебя, — сказал он, — но сейчас все объясню. Вчера я видел Бинго. Услышав его повесть, ты поймешь, что надо не судить, а жалеть. Tout comprendre, — прибавил Трутень, изучавший французский в школе, — c'est tout pardonner.[1]
Все мы знаем (сказал он), что Бинго — баловень судьбы. Он вкусно ест, крепко спит, состоит в счастливом браке с популярной писательницей, словом, жизнь для него — сладостная песня.
Но нет совершенства в этом мире. Денег у Бинго едва хватает на сигареты. Жене известно, что он ставит на лошадей, которые если приходят к финишу, то в конце процессии; это известно, и ей это не нравится. Прелестная женщина, ничего не скажешь, но спортивного духа в ней нет.
В то утро, с какого начинается повесть. Бинго сидел за столом, угрюмо глядя на яйца и ветчину. Шесть пекинесов резвились у его кресла, но он их не замечали, поскольку думал о том, что в 2.00 — бега, а играть он не может, ибо черствый букмекер отказался принимать вместо денег очарование манер.
Конечно, он мог попросить у жены, но особых надежд не питал. Кто-кто, а Бинго не утопист.
— Душенька, — начал он, — ты мне не дашь деньжат?
— Зачем? — спросила жена из-за кофейника, распечатывая письмо.
— Понимаешь, есть лошадь…
— Ну что ты, заинька! Я не люблю азартных игр.
— Какие игры?! Пришел и забрал деньги. Эта лошадь. Прыщавый Чарли…
— Странная кличка.
— Да, очень. Но я видел во сне, что катаюсь на лодке по Трафальгарскому фонтану с Пуффи Проссером.
— Ну и что?
— Его настоящее имя, — тихо и строго сказал Бинго, — Александр Чарльз. Беседовали мы о том, не завещает ли он нации свои прыщи.
Рози мелодично засмеялась.
— Какой ты глупый! — нежно воскликнула она, а муж ее понял, что надежда, и без того достаточно слабая, угасла вконец. Если так относятся жены к откровениям свыше, говорить не о чем. Соответственно, он повел речь о предстоящем визите миссис Бинго к матери, на курорт.
Пожелав ей доброго пути, он вернулся к грустным думам, как вдруг услышал такой радостный крик, что уронил пол-яйца. Жена размахивала письмом, невероятно сияя.
— Кроличек! — вскричала она. — Это от Перкиса!
— От кого?
— От Перкиса. Ты его не знаешь. Он — владелец журнала «Мой малыш».
— Ну и что?
— Я не хотела тебе говорить, боялась сглазить. Ему нужен редактор. Конечно, я сказала, что у тебя нет опыта, но ты очень умный. Он обещал подумать. Вообще-то он хотел взять племянника, но на того подал в суд портной, и дядя решил, что он не подходит для такой ответственной должности. О, Бинго! Я чувствую, он тебя возьмет. Предлагает встретиться.
— Где? — оживился Бинго. — Когда?
— Сегодня он возвращается из Танбридж-Уэллса. Будет ждать в двенадцать на Чаринг-Кросс, под часами. Ты можешь туда пойти?
— Могу, — отвечал Бинго. — Еще как могу!
— Ты его сразу узнаешь. Он в сером костюме и мягкой шляпе.
— Я,-не без гордости сказал Бинго, — буду в пальто и цилиндре.
Поцеловав жену, он проводил ее до машины. Миссис Литтл едва сдерживала слезы. Боль разлуки усугублялась тем, что мать держала кошек, и пекинесов пришлось оставить дома.
— Ты будешь за ними присматривать? — спрашивала Рози, пока дворецкий оттаскивал собак от ее автомобиля.
— Как родной отец, — обещал Бинго. — В радости и в беде, до самой смерти.
Он не лгал. Он любил этих тварей, и они его любили. Они лизали ему нос, он почесывал им животики. Я — тебе, как говорится, ты — мне.
— Давай им на ночь сахар, обмокнутый в кофе!
— Естественно!
— Да, зайди к Боддингтону и Бигзу, они чинят поводок Пин-Пу. О, кстати! — миссис Литтл открыла сумочку. — Заплати сразу. Тогда мне не придется выписывать чек.
И, сунув мужу две пятерки, Рози уехала. Бинго махал ей вслед. Я отмечаю это особо, поскольку, когда ты машешь, купюры шуршат, а когда они шуршат, вспоминаешь, что скоро заезд и победитель тебе известен. Словом, машина не успела скрыться, а змий уже нашептывал на ухо: «Ну как, старикан? Поставим?»
Конечно, честный Бинго ни за что не допустил бы, чтобы почтенная фирма лишилась законных доходов. Но тут, заметил змий, особый случай. О фирме беспокоиться незачем. Ставим 10 ф. на Прыщавого Чарли, а завтра — платим Боддингтону. Если, против очевидности, Чарли подкачает, перехватим у Перкиса, в счет жалованья. Редактор в цилиндре его очарует, сомнений нет. Словом дело верное.
Так и случилось, что через час, посетив по дороге букмекера, Бинго подходил к вокзальным часам, чьи стрелки показывали без пяти двенадцать. Через пять минут туда явился плотный пожилой джентльмен в сером костюме.
— Мистер Литтл? — спросил он.
— Да. Здравствуйте.
— Здравствуйте. Какой денек!
— Великолепный.
— А вы точны!
— Как же иначе?
— Похвально, похвально.
Все шло лучше некуда; но тут, отирая губы, из буфета вышел Б.Б. Такер («Мужское белье», Бедфорд-стрит, Стрэнд), которому Бинго больше года был должен три фунта одиннадцать шиллингов четыре пенса.
Видите, как влияет радость на трезвенность ума. Узнав о предстоящей встрече, Бинго забыл о благоразумии и только сейчас припомнил, что ему нельзя и на милю подходить к Чаринг-Кроссу. Местность буквально кишела магазинами, которым он задолжал, и никто не мог поручиться, что их владельцы не заглянут в вокзальный буфет.
Бинго их знал. Он понимал, что, увидев его, они не пройдут мимо, а приблизятся и заговорят о деле. Если Перкиса испугали злоключения племянника, две минуты рядом с Б. Б. Такером сведут на нет все чары цилиндра. Именно в это мгновенье Б. Б. свернул к ним.
- 1/3
- Следующая
