Личное счастье - Воронкова Любовь Федоровна - Страница 12
- Предыдущая
- 12/51
- Следующая
Клеткин положил ему на плечо свою крепкую, хваткую непромытую руку.
– Если Зина велела – иди. Только мне нужны деньги.
– Идти на кино просить? – покорно спросил Антон.
– Не на кино. Это я и сам добуду, у меня – замыслы. Когда накоплю сколько нужно, скажу.
– А где у меня деньги? – растерялся Антон.
– Твои деньги у Зины в сумочке, понятно? Догадка есть или нету?
Антон опустил глаза, у него задрожали губы. «Защищайся, погибнешь!» Это крикнул ему его друг Петушок. Но как защищаться, что делать?! Клеткин тряхнул его за воротник:
– Я сказал. Ты слышал. Все, сеанс окончен. Сегодня вечером принесешь.
– Мне нельзя вечером из дому… Меня не пускают вечером…
– Ладно, учтем, – деловито согласился Яшка. – Значит, завтра, в это время. Только смотри, крупные не хватай, заметят.
Он повернулся и пошел, сунув руки в карманы и насвистывая песенку из фильма «Бродяга». Слух у него был верный, и свистел он очень хорошо.
Петушок с «чижиком» и лаптой все еще стоял у клетки.
– Ну что ж ты? – крикнул он, когда Яшка ушел. – Давай води!
– Я больше не играю, – померкшим голосом ответил Антон.
– Ага! Как тебе водить, так ты не играешь!
Но Антона эти укоры уже не трогали, он их не слышал.
С тяжелым сердцем, машинально считая ступеньки, Антон поднялся к себе на второй этаж.
– Антоша, хочешь оладушка? – крикнула ему из кухни соседка Анна Кузьминична.
Антон ответил еле слышно:
– Нет, не хочу.
В комнате было тихо, чисто, светло. Чуть пошевеливались за окном молодые кленовые листья. На подоконнике ярко краснела распустившаяся герань – маленькая шапочка красных цветов среди бархатных листьев.
«Расцвела! И когда это она успела?» – подумал Антон.
Где-то в соседнем доме пела женщина. Антон прислушался – живая или по радио? Нет, по радио. Женщина умолкла и тут же, почти без перерыва, мягкий мужской голос начал задушевную песню:
Забота у нас простая, Забота наша такая…
Антон очень любил эту песню. Заслышав ее, он немедленно включил радио. И вот уже прямо для него поют два хороших мужских голоса, рассказывают свое самое дорогое, самое задушевное.
И снег, и ветер, И звезд ночной полет…
Меня мое сердце В тревожную даль зовет!
Антон рассматривал герань, слушал песню. А внутри, где-то вторым планом, настойчиво, неотвязно, диктующе шло тяжелое течение мыслей. Надо достать денег. Надо взять их из Зининой сумочки и отнести Яшке. Надо взять и отнести. Надо, надо, надо… Надо сделать это сейчас, пока никого нет. Взять и спрятать. А завтра отнести.
Антон вдруг заторопился. Чего же он тут стоит да раздумывает, пропускает нужное время? А если завтра Зина все время будет дома иди куда-нибудь уйдет и унесет сумочку?
«А у меня какая забота? – подумал Антон. – А у меня… деньги достать! Не буду, не буду я брать у Зины денег!»
Но тут же в его воображении возникло лицо отца, узнавшего от Яшки про вишневое варенье! Ой, что будет тогда?! Отец обязательно выгонит его из дому! А как Зина будет плакать! И Анна Кузьминична, и соседка тетя Груша, все узнают. И во дворе, и в школе!
Нет. Уж лучше отдать ему эти деньги. Пускай только он отстанет.
Антон поспешно вошел в спальню, открыл незапертый комод, достал черную кожаную сумочку с испорченным замком и слегка потертую по краям. Мамина сумочка, это же мамина сумочка! Это мама ходила с этой сумочкой за покупками, мама держала ее в руках… А он, что же он-то делает? Ворует деньги из маминой сумочки!
Антон быстро сунул сумку обратно и захлопнул комод. Губы у него скривились, в три ручья хлынули слезы, он даже заревел слегка, но тут же и умолк, испугавшись, что услышит Анна Кузьминична. Всхлипывая и утираясь кулаком, Антон уселся на диван. Он не знал, что ему делать.
В шестом часу пришла Зина. С первого же взгляда она заметила, что Антон расстроен, что глаза у него покраснели от слез и что утирался он немытыми руками. Она подозвала его к себе, заглянула в лицо, потеребила его светлый вихорок.
– Ну, Антошка, – ласково сказала она. – Ну как тебе не стыдно! Как будто горе какое случилось – на Выставку не пошли. Неужели плакать из-за этого? Вот соберемся завтра, да и пойдем, и горю конец. Глупый ты еще какой, а?
– Когда пойдем, утром? – спросил Антон голосом, еще прерывающимся после недавнего плача.
– Утром. Как с делами по дому управимся, так и пойдем.
– А придем когда?
– Ну, уж это наше дело. Захотим – и весь день прогуляем. И пообедаем там. И мороженого поедим на ледяной скале.
– На какой скале?
– Ну там такая белая скала стоит, на ней сосульки сверкают и белые медведи живут.
– Живые?
Зина засмеялась:
– Пожалуй, нам с тобой не поздоровилось бы, если бы живые! Скульптура такая. А под сосульками столики стоят.
– А сосульки не тают?
– Нет, Антон, ты совсем малютка! – снова засмеялась Зина. – Неужели ты думаешь, что они настоящие? Эх ты, чудачище ты наш!
Она обняла Антона за плечи, потискала его. Зина чувствовала себя виноватой перед ним, ей так хотелось загладить свою вину, сделать все, чтобы Антон развеселился, чтобы он забыл про свои слезы, чтобы он простил Зину за то, что она сегодня так обманула его. Если бы он знал, этот глупый Антошка, как скверно у нее на душе! Обманула ребят, отняла у них радость, заставила братишку сидеть здесь и плакать в одиночестве. А зачем, ради чего? Какое удовольствие она получила на этом пиру, какой долг выполнила? Тамаре вовсе не нужно было ее присутствие. А уж то, чем кончился пир, и совсем получилось гадко. Убежала не простившись. И все убежали. А Фатьма осталась почему-то. Но самое главное разочарование было, конечно, в другом – Артемий не пришел. И как она могла поверить, что Артемий пойдет к Белокуровым, пойдет в дом, где когда-то так оскорбили его сестру, их дорогую учительницу, что она потом со слезами бежала по улицам?
Ведь тогда Елена Петровна пришла к Белокуровым, чтобы поговорить с Антониной Андроновной о Тамаре, о том, чтобы мать проследила за домашними заданиями Тамары, а Антонина Андроновна нагрубила ей и почти выгнала из дома.
«Дура я, и всё, – нахмурясь, с сердцем сказала самой себе Зина, – а еще Антона браню!»
Воспоминание о Елене Петровне, которую посмела оскорбить Антонина Андроновна, вызвало смятение в душе. Артемий не пошел к Белокуровым, потому что Елена Петровна его сестра. А почему Зина пошла? Ведь Елена Петровна ее учительница, ее лучший, самый умный и самый добрый друг! А Зина обрадовалась, побежала!
Зине хотелось надавать себе пощечин.
– Сейчас приготовим все к ужину и давай пойдем встречать отца. А? – ласково обратилась она к Антону. – Хочешь?
– Хочу, – вяло ответил Антон.
Зина внимательно посмотрела на него. А ведь с ним что-то творится. Неужели все Выставка виновата? Или у него рост такой тяжелый?
– Только мне нельзя завтра весь день на Выставке, – сказал Антон, разглядывая царапину на коленке. – Мне в три часа надо…
Зина удивилась:
– Что тебе надо в три часа?
– Ну надо мне в одно место. Но делу.
– Ой, батюшки! – Зина от души рассмеялась. – Наш Антон уже взрослый человек, оказывается! Ему надо по делу!
Она смеялась и совсем не подозревала, в каком тяжелом плену томится ее братишка Антон.
- Предыдущая
- 12/51
- Следующая
