Ларт Многодобрый - Плахотникова Елена - Страница 41
- Предыдущая
- 41/138
- Следующая
Девка аж в лице изменилась, пока я хохмил. И глаза у нее забегали: то на меня, то на каменный домик.
– Ну и кто такой страшный в теремочке живет?
Не знаю, чего ее могло напугать. Мне вот наоборот весело и легко стало. Будто домой вернулся. Где меня, блин, любят и ждут. И все теперь будет тип-топ и еще лучше.
– Нельзя говорить. И смотреть нельзя. Непосвященным. – Машка шепчет. И глаза в сторону отводит. И меня за рукав дергает. Типа я не смотрю и ты не смотри.
– Непосвященным, может, и нельзя. А мне можно.
– Только чарутти разрешено. А ты не…
– Откуда ты знаешь?
– Вижу.
Я хмыкаю под нос. Ладно, видящая ты моя, не хочешь по-хорошему, сделаем по-другому.
– Хорошая, кстати, идея насчет «вижу». Пойду посмотрю, как там внутри.
– Ларт! Нельзя!..
– Машка, не надо за меня хвататься. Горячими руками, – это я уже сквозь зубы сказал. Чтоб не заорать. Руки у девки реально стали как огонь. И кожаный прикид меня не защитил.
– Ларт…
– Спокойно, Машка. Все путем. Видел я уже такие избушки. Даже спал в одной. Блин, ты опять за меня хватаешься!..
– Ты истину говорил? – А в голосе недоверие с надеждой перемешались. И глаза у девки едва на морде умещаются.
– Да на кой мне тебе врать?!
– Тогда я скажу тебе. Возле дороги.
– Ладно, идем к дороге.
Не очень-то мне и нужен ее рассказ. Все, чего надо, я еще от Пал Нилыча узнал. Лет семь назад. Но сначала он мне адресок дал. Типа будешь на каникулах, заедь, отдохни. Места там чудные, море рядом и хозяйка добрая… А какой дед у этой «хозяйки», про то ни-ни. И про все остальное – молчок. Знал Нилыч мой сволочной характер. Знал, что обязательно открою ту дверь, на какой «Посторонним вход запрещен» написано.
«Я че, типа читать уметь должен? Так на это у меня адвокат имеется. И я совсем даже не посторонний. Я в натуре член народного контроля!..»
Любил я когда-то такие приколы.
Но в тот раз прикалываться не пришлось. Разве что по мелочи.
«…Что, заброшенная дорога? Ладно. Запретная долина? Схожу, посмотрю по случаю. Что, не для всех она? А я осторожно. Все равно нельзя? Тогда еще осторожнее…»
Так и добрался до каменной избушки. И если б не гроза с грязевыми потоками, обратно б повернул. Снаружи-то ничего особенного: грубые толстенные плиты, круглая, метр в поперечнике, дыра, а рядом пробка-дверка, чтоб затыкать ее, валяется. Тоже каменная. Было б из чего тайну делать. Вот когда внутрь забрался, тогда да… Все стены в орнаментах. И потолок. И пол. Странные такие рисунки. Как резьба по кости. Чем больше на них смотришь, тем непонятнее себя чувствуешь. Будто проваливаешься в изображение. Или стены отодвигаются – места больше становится. И звуки другие. И воздух в избушке вкуснее.
Ни «добрая хозяйка», ни ее дед ничего мне потом не сказали. Словно не знали, откуда я вернулся. Или им все равно было. Мол, хозяин-барин: хочет – живет, не хочет – удавится. А вот Пал Нилыч в молчанку играть не стал. Только глянул на меня и фыркнул в усы: «Нашел-таки дольмен, беспокойная душа. Теперь прислушивайся и присматривайся: много странного в тебе и вокруг тебя станет происходить».
Ну тут он загнул. Ничего особенного со мной не случилось. Женился, развелся, в армию сходил. Картины, как Пал Нилыч, я малевать не стал. И экстрасенсом не заделался. Правда, стишата мне хотелось писать одно время. Но как захотелось, так и расхотелось. Врач я – не стихоплет.
И телепатом я не стал. Только раз и получилось всего. Года четыре назад. Когда у Нилыча сердце прихватило. Я это и с Кипра услышал. Так все бросил и прилетел. Рано старикан на тот свет собрался. На нем ведь половина клиники держалась. А вторая – на мне. Одному мне все не вытянуть. «Молодой, зеленый, краска на дипломе еще не обсохла…»
А больного изнутри видеть я и раньше мог. До крымского дольмена еще. Кажется. Да и не так часто это получается. Именно видеть, а не только смотреть. «Тренироваться больше надо, уважаемый…» Старику легко говорить. С его опытом ни рентген, ни анализы не нужны. Только глянул – и готовый диагноз имеем. А мне руками щупать надо. И настроение соответствующее требуется. «Тренироваться…» Типа завалил в спортзал: «Мне тут пресс подкачать надо и ясновидение. Какой аппарат порекомендуешь?..»
– Долм-И.
– Чего?..
Я так резко остановился, что чуть не упал. Меня толкнули в спину. Сильно сопротивляться не стал. Упал – отжался. И на спину перевернулся.
Лежа тоже оказалось очень даже неплохо.
Машка осталась стоять.
– Ты спрашивал, как называется дом чарутти. Долм-И.
– Ага. Понятно. У нас эти домики по-другому обзывают. Но очень похоже. Совпадение, наверно. Хоть мой наставник говорил, что совпадений не бывает.
С земли подниматься не хотелось. Теплой она была. И молодой травой пахла.
– Так ты истинно их видел?
– Чарутти?
– Нет. Долм-И.
– Видел. Раза три. Или четыре.
Тепло, как весной. И настроение весеннее. Рюкзачок жратвы, подходящая компашка – и такой пикничок можно бы забалабанить!..
– А я первый раз вижу.
– Ну и…
– Говорят, те, кто их видит, умирают.
– Ага. Про Тиаму тоже так говорили.
Машка промолчала, только покосилась на мою правую руку. С ладони так и не сошел след листа. Я вот почти забыл о нем. Не болит, не мешает – ну и ладушки. Некоторые с родимым пятном живут. На лице. И ничего. А у меня – вроде как след от ожога. Старого. Не сразу и заметишь, если не знаешь, где смотреть.
– Слышь, Машка, надеюсь, хозяин не обидится, что мы на его дом глазели?
– Кто?
– Ну чарутти, что живет там.
– Чарутти не живут в Долм-И.
– Да? Тогда на фига им этот дворец?
– Чтобы умереть в нем.
– Подожди-подожди… – Я закинул руки за голову, потянулся. Хорошо так, аж глаза закрываются. – А кто мне говорил: «…прожив одну жизнь, они меняют облик…» – и все такое?..
– Я говорила. Только…
– Ну-ну…
– Не все чарутти изменяются. Те, кто не хочет или не может, приходят умирать в Долм-И.
– Ага И дверь за собой закрывают.
– Откуда ты знаешь?!
Машка присела, склонилась надо мной. Глазищи огромные. И светятся. Днем.
А это что-то новенькое. Не припомню, чтоб она такое прежде делала
– Пошутил я. Пошутил. Чего ты так перепугалась?
– С этим не шутят, ларт.
– Ладно, не буду больше.
– Ларт…
– Чего тебе?
Так не хочется открывать глаза. А Машка аплодирует. Пока тихо и редко. Вроде как шепотом. Но с нее станется и овацию устроить.
– Ларт, уходить надо.
– Зачем?
– Мы слишком близко к Долм-И. Я не знаю, что это за место и…
– Нормальное место. Тихое, спокойное. И совсем рядом с дорогой. Странно.
– До пожара его видно не было. И теперь не всякий разглядит. И не всех оно примет.
– Ну меня оно не отвергло. И тебя, похоже, не гонит. Так что ложись, расслабься. Глядишь, и хромота твоя пройдет.
Машка подумала немного и устроилась рядом.
– Ларт, – дохнула мне в ухо.
– Чего?
– А как там? Внутри?
– Странно там. В одни словно тянет. А вот в другие и за кучу бабла лезть не хочется.
– Ба-Ба-Ла? А что это такое?
– Деньги, мани, монеты. Поняла?
– Монеты? А зачем они тебе?
– Ну блин, ты спросила!.. Чего-нибудь полегче спроси.
Что Машка и сделала.
– Последний хозяин Долм-И был целителем, да?
– А мне откуда знать? Может, и был.
– Ты тоже был целителем.
– Почему был? Я и сейчас…
– Сейчас ты ларт. Без хозяина.
Надоел мне этот базар. Про хозяина. И вооще…
– Знаешь что, Машка! «Спать» была команда!
Она затихла.
А я еще раз глянул на каменный «скворечник». Здорово он напоминал крымский дольмен. Вообще-то все эти домики похожи друг на друга. Как по одному проекту деланные. Или как дети одной матери и одного отца. А эти – прям близнецы-братья.
Солнце светило на стену, ту, что со входом. Но заходить внутрь мне не хотелось. Может, потом. Как-нибудь. Когда «пробки» там не будет.
- Предыдущая
- 41/138
- Следующая
