Сумеречные Врата - Вольски Пола - Страница 9

Заместитель второго секретаря и протектор незаметно обменялись взглядами, выражавшими одинаковое отвращение.

– Проверьте счета,- распорядился во Трунир.- Посмотрите, что можно сделать для гочаллы. Она осталась совершенно без средств к существованию.

– Но списывать ее со счета преждевременно, - улыбнулся Ренилл, подходя к окну.- Смотрите.

Начальники присоединились к нему. Как раз в этот момент гочалла Ксандунисса с дочерью выходили из ворот резиденции. Коротко переговорив со стражниками, они шагнули мимо распахнувшихся перед ними огромных створок прямо в беснующуюся толпу. Из окна были видны только спины женщин. Наблюдатели не видели лица княгини и не слышали ее голоса. Но на их глазах она подняла руку цвета старой слоновой кости - и толпа затихла. Еще минута или две - и неслышимые слова усмирили мятежников. Собравшаяся на площади толпа начала расходиться. В поредевшем море голов открылась тропа, в конце которой виднелся древний, но все еще роскошный фози - трехколесная повозка, влекомая смуглым великаном, одетым в цвета Кандерула: черный с золотом и пурпуром. Женщины вошли в фози, и древняя карета укатила в облаке ныли. Толпа беззвучно таяла.

– Видели? Она все еще внушает почтение,- заметил Ренилл. - Обладает немалой силой и властью, пусть даже неосязаемой. С этим следует считаться.

– Вы совершенно правы. Не следует недооценивать силы врага. - Протектор мрачно усмехнулся. - Что возвращает нас к первоначальной теме разговора, Чаумелль - к плану проникновения в ДжиПайндру. Вы, кажется, сказали, что вас невозможно принудить? Вы уверены? Может быть, вы запамятовали, что чиновники Авескийского управления гражданскими делами, виновные в злостном неповиновении в момент общественных возмущений, подлежат тюремному заключению на срок до двух лет? Общественное возмущение налицо. Вы подумали, как скажется ваш приговор на других членах семьи? Древний и гордый род во Чаумеллей прославлен в истории Вонара. Как перенесут бывшие Возвышенные публичный позор члена их семьи?

Ренилл молчал:

– Обдумайте это. Никто не принуждает вас к убийству, по крайней мере, в письменной форме такого распоряжения никто не отдает. Обнаружив нынешнего КриНаида, не считайте себя обязанным убить его. - Во Трунир раздвинул губы в ледяной улыбке. - Просто помните свой долг - но, разумеется, прежде всего руководствуйтесь собственной совестью.

Внешне он походил на туземца, но этого было мало. Новая роль требовала необычных умений, и учителя, способного подготовить к ней, в ЗуЛайсе не нашлось бы. Выйдя из резиденции, Ренилл во Чаумелль по затихшим улицам вернулся в свой дом у начала бульвара Халливак, где Врата Сумерек отмечали границу квартала, известного как Малый Ширин. За высокой серебристой аркой шумела настоящая ЗуЛайса, в которой вонарскими были только надписи с названиями улиц и лавчонок, да еще мелькающие тут и там желто-серые мундиры. На границе вонарские и авескийские голоса сливались в общий гомон, а стража у ворот была всегда начеку, готовая отразить вторжение местных попрошаек-мутизи, игроков в кости, заклинателей змей, продавцов юкки и прочего нежелательного элемента.

Всегда, по только не сегодня. Утренняя толпа смела стражей, и теперь несчастные жалкие Безымянные, девушки-цветы и уличные музыканты предлагали каждый свой товар в священных в иные дни пределах. Рано или поздно вернувшиеся солдаты должны были вышвырнуть их с этих улиц, но пока городские бедняки пользовались редкой возможностью заработать.

Ренилл вошел в дверь дома, где снимал квартиру: высокое узкое здание, ничем не отличающееся от сотен домов, выстроившихся вдоль улиц крупных городов Вонара. Консьерж за конторкой встрепенулся было, но узнав под дикарским нарядом жильца-оригинала, безропотно опустился на место.

Поднявшись на третий этаж, Ренилл отворил дверь собственной трехкомнатной квартирки, из углового окна которой открывался вид на Сумеречные Врата. Поднявшись по служебной лестнице до ранга заместителя второго секретаря и получая соответствующее жалованье, он давно мог бы перебраться в более просторное помещение, и его сослуживцы неоднократно намекали, что пора бы сменить квартиру, но Ренилл не хотел отказываться от возможности из собственного окна наблюдать жизнь Авескии, свободно бурлившую за воротами.

Он прошел в гостиную, где западная мебель и жалюзи на окнах соседствовали с восточными коврами, плетеными опахалами, безделушками из слоновой кости, висевшими на стенах мечами с пламевидными клинками и высеченной из песчаника тяжелой жутковатого вида статуей богини Хрушиики. Его единственный слуга (приличия требовали, чтобы человек его положения обзавелся по крайней мере четырьмя) дремал в пышном кресле. При появлении хозяина сей мастер на все руки - сморщенный карлик Безымянный, которому, по местным понятиям, не место было рядом с порядочным человеком - немедленно проснулся и вскочил на ноги. Хозяин отдал приказ - и слуга расторопно уложил его саквояж. Ренилл, ожидая, пока все будет готово, рассматривал из окна гуляющих по улице туземцев. Им даже в такую жару хорошо было в их легких просторных туниках и шароварах, под широкими шляпами с кисейными вуалями, в невесомых сандалиях. А ему-то придется напялить вонарский наряд…

Он представил себе западный костюм с его накрахмаленными воротничками и галстуком-удавкой. Быть может, если бы он не знал ничего другого, это одеяние не представлялось бы столь невыносимым? А так?… Подумать страшно! Ренилл твердо решил отложить переодевание насколько возможно.

Как только с укладкой было покончено, Ренилл отдал несколько коротких указаний на время своего отсутствия и с саквояжем в руках вышел из дома. Спустился по лестнице, миновал равнодушного консьержа и снова оказался на улице. Прошел сквозь Сумеречные Врата, без труда затерялся в шумной толпе и направился к центральному вокзалу - еще одному оазису Запада в самом сердце ЗуЛайсы. Здесь он купил билет второго класса до АфаХаала, заплатив вдвое меньше, чем взяли бы с Высокочтимого, в том маловероятном случае, если бы вонарец снизошел до проезда вторым классом.

Второй класс на новехонькой Авескийской Железнодорожной Линии представлялся сущим кошмаром с точки зрения человека запада: вагон, битком набитый потными, источающими чесночный аромат туземцами: закутанными в просторные накидки женщинами; подозрительно вооруженными мужчинами и полуголыми младенцами. Острые локти, пронзительные выкрики, баррикады поклажи - и какой! Чемоданы, ковровые мешки, огромные узлы, корзины с едой, фляги, термосы, кувшины вина и простокваши, жестяные коробки, завернутая в пергаментную бумагу одежда, сундуки и коробки с обувью! И вдобавок разнообразная живность, пернатая, мохнатая и чешуйчатая: насекомые, кошки, телята, козлята и ягнята. Взрослый скот, шакалы и обезьяны должны были перевозиться в багажном вагоне, но и без них ни один любитель животных не соскучился бы в подобном обществе.

Ренилл во Чаумелль не имел ничего против. В этом гаме и грохоте, духоте и толкотне он чувствовал себя непривычно свободным. Не то чтобы ему доставляло удовольствие зрелище грязной нищеты: просто здесь жесткие рамки вонарских правил хорошего тона не сковывали его, и он мог расслабиться.

Никто и не заподозрил в нем чужака. Когда ЗуЛайса осталась позади и поезд, пыхтя, отправился на запад через пыльную равнину, Ренилл присоединил свой голос к общей болтовне, перекидываясь шутками с соседями, сплетничая, слушая сказки и сам рассказывая чудовищные небылицы на своем безупречном кандерулезском. Несмотря на убийственную жару, он остался в шляпе: эта причуда послужила поводом для насмешливых замечаний, но ни один из его соседей по купе не угадал настоящей причины: нежелания открывать предательскую светлую шевелюру.

Горячее желтоватое небо выгорело и потускнело. Приближалась ночь. В вагоне зажгли лампы, и локомотив протяжно свистел, мчась по новеньким блестящим рельсам сквозь непроглядную тьму: огни редких деревушек гасли рано, а сквозь пыльную мглу над головой нелегко было пробиться свету звезд. В вагонах первого класса проводник сейчас обходил улегшихся на чистейшие простыни пассажиров, опуская противомоскитные сетки и разнося прохладительные напитки. Пассажиры второго класса спали сидя на деревянных скамьях среди своих узлов - если кому вообще удавалось задремать. Ренилл во Чаумелль, как ни привычен был к авескийским обычаям, всю ночь не сомкнул глаз. Впрочем, он не жаловался на бессонницу, потому что одну из соседних скамей занимал мутизи - бродячий маг, с удовольствием развлекавший своих бодрствующих попутчиков.