Три полуграции, или Немного о любви в конце тысячелетия - Вильмонт Екатерина Николаевна - Страница 19
- Предыдущая
- 19/59
- Следующая
Принятое решение успокоило Алису, и она мирно заснула.
Она ожидала, что Курбатов объявится уже в воскресенье, но он не позвонил. Ну и черт с ним.
– Юрий Юрьевич! – Алиса стремительно вошла в кабинет директора. – У вас есть пять минут?
– Садитесь, Алиса Витольдовна, голубушка. Вы прямо как княжна Инстасса!
– Нет, – засмеялась Алиса, – я как дежурная адъютантесса! Ведь это именно она «вмолнила в комнату быстрей экспресса»!
– Боже, Алиса Витольдовна, вы не устаете меня изумлять! Неужто вы так хорошо знаете Северянина? А я думал, в наше время его уже не читают.
– Я обожаю Северянина с детства!
– Ох, с каким бы удовольствием я побеседовал с вами о поэзии, но, чувствую, вас привело ко мне что-то вполне прозаическое.
– Увы, Юрий Юрьевич. Нужны деньги.
– Какие, голубушка моя?
– Ерундовые! Приехал Хольченко, и ему абсолютно негде ночевать. Надо заплатить за гостиницу. У них такая бедная телекомпания, работают практически на голом энтузиазме…
– Подождите. Хольченко… Хольченко… Что-то очень знакомое…
– Это тот, что без ноги, на протезе… Я даже предложила ему остановиться у меня, но он ни в какую. Юрий Юрьевич, пожалуйста!
– Успокойтесь, Алиса Витольдовна, разумеется, мы все сделаем!
– Спасибо! Спасибо вам большое!
– Рад быть вам полезным. Только прошу об одном…
– Да?
– Не говорите никому об этом, ладно? Просто пришлите ко мне Агнию Викторовну. А больше никому ни звука.
– Не понимаю…
– Незачем Воронину знать о таких вещах.
– При чем здесь Воронин?
– А при том. Он и так, по-моему, собирает на вас компромат.
– А хрен с ним, пускай собирает. Он что, с этим в ФСБ пойдет? Сухоцкая порадела больному человечку за счет телекомпании?
– Да нет, если он куда и пойдет, то ко мне.
– И что? – заинтересовалась Алиса.
– А и в самом деле, – развеселился вдруг директор. – Знаете, это все призраки прошлого. Вы еще молодая, большого страху не натерпелись.
– Натерпелась! Еще какого! Вот помню один случай… Ой, у вас, наверное, нет времени…
– Есть ровно десять минут. Расскажите.
– Мне было лет шестнадцать, и у нас в доме завелся «Архипелаг ГУЛАГ», не помню уж откуда, кажется, кто-то из друзей отчима привез. Естественно, мы кому-то давали это читать. Я поехала к нашим друзьям забрать книгу. Был жаркий летний день, я с «Архипелагом» в сумке выхожу на улицу и хочу поймать такси: мне велено было в метро с таким грузом не ездить. Вдруг подходит ко мне мужик в черном костюме, нейлоновой рубашке и с черным галстуком, хватает меня за руку, вот так, повыше локтя, и говорит: «Думаешь, ты уже совсем убежала?»
– Какой кошмар! – воскликнул Юрий Юрьевич.
– У меня сердце в пятки, смотрю на него, как кролик на удава, и вдруг каким-то уже даже не шестым, а двадцать шестым чувством понимаю, что он просто ко мне пристает! Тогда я как двину его локтем в живот и как припущусь бежать…
– А он что?
– Да ничего! Но меня еще долго трясло от ужаса.
– Да… Какие мы видели сны…
– Какие мы лжи претерпели! – закончила строчку Алиса.
– Вы и Чухонцева знаете?
– Конечно!
– Поразительно! У вас, кажется, техническое образование?
– У вас ведь тоже?
– Да, – махнул рукой директор. – Люблю я с вами разговаривать, Алиса Витольдовна, но увы… увы… Так вы пришлете ко мне Агнию? Хотя нет, я лучше сам ее вызову. И не волнуйтесь о Хольченко.
– Спасибо!
Мы с тобой одной крови, подумал Юрий Юрьевич, с сожалением глядя вслед Алисе. Был бы я помоложе да посвободнее… Эх, но что зря травить душу, лучше займемся нашими баранами.
– Маша, вызови ко мне Агнию Викторовну!
Вечером седьмого марта подруги собрались на кухне у Сони.
– О, все три дурищи тут! – воскликнула Берта Яковлевна с порога. Она только что вернулась с работы. – Дайте я вас поцелую! И не надейтесь, что вам не придется возиться с рыбой! Даже не мечтайте! Но ваше большое гойское счастье в том, что чистить придется Соньке, а ее большое еврейское счастье в том, что карпы зеркальные!
– Слава богу, – вздохнула Соня.
Берта Яковлевна критически взглянула на длинные ногти Алисы:
– Ну, конечно, госпожа директор департамента с такими руками может существовать только впроголодь! Например, почистить морковку и свеклу для рыбы точно слабо!
– Ничуточки! Я перчатки надену!
– В таком случае, Татка, мы с тобой займемся штруделем. Они пускай тут разбираются с рыбой, а мы пойдем в комнату! И там все подготовим.
– Тетя Берта, а штрудель с чем? С яблоками или с орехами? – поинтересовалась Алиса.
– С орехами. Я признаю штрудель только с антоновкой, а какая в марте антоновка? Можно подумать, ты этого не знаешь, Алиса! Между прочим, ты мне не скажешь, почему Сорокина всегда в брюках?
– А она всегда в брюках? Я как-то не обращала внимания, – улыбнулась Алиса.
– Мама, ты не хочешь поесть? – спросила Соня. – Мы с девочками перекусили…
– Да ты что! Сегодня нас кормили тортами, хоть и мерзопакостными, но аппетит перебили! И шампанским поили!
– Тоже мерзопакостным? – поинтересовалась Алиса.
– А вот и нет! Шампанское было роскошное. Абрау-дюрсо. Его принес один мой пациент. Он между прочим заявил: «Благодаря вашим золотым рукам я теперь могу, Берта Яковлевна, зубами вынимать пробки из бутылок». Кстати, Татка, у Иришки тот зуб больше не болел?
– Нет, тетя Берта, все в порядке.
– Ты только смотри за своими страданиями по мерзавцу не запусти зубы! И что, интересно знать, ты сидишь? Давай поднимай задницу, неси в комнату орехи, изюм, курагу!
– А тесто?
– Дурацкий вопрос! Тесто я еще вчера сделала.
В комнате на большом столе они расстелили старенькую клеенку и занялись подготовкой начинки для штруделя.
– Тетя Берта, а можно я завтра приду с одним приятелем? – спросила Тата.
– И что это за мерзавец? Где ты его откопала? Или он уже давно завелся, а я не в курсе?
– Да нет, это не мерзавец, – засмеялась Тата, – это наш главный редактор.
– Холостой?
– Его жена бросила, и ему грустно. Вот я и пообещала взять его с собой. Можно?
– Что ты задаешь идиотские вопросы? Скажи, он на тебя имеет виды?
– Да нет.
– А ты на него?
– Боже упаси!
– Тогда зачем?
– Мне его жалко. И потом, вдруг ему кто-то из девчонок понравится… – Тата не стала говорить, что Олег Степанович уже в восторге от Алисы.
– А почему жена его бросила, этого мерзавца?
– Потому что она сама мерзавка! И к тому же молодая, всего двадцать четыре года!
– Ого! А ему сколько?
– Сорок два.
– Поц! Кто же женится на таких молоденьких? Боюсь, Татка, что после такой девахи вы ему покажетесь старыми кошелками. А он гой?
– Гой. Олег Степанович Дюжиков.
– Надеюсь, не антисемит?
– Нет, насколько я знаю.
– Что ты можешь знать! Вот я, например, всегда чуяла, что этот Сонькин мерзавец в душе антисемит. Ярослав Мудный!
– Тетя Берта! – расхохоталась Тата.
– Что – тетя Берта? Скажешь, я неправа была? Ты же в курсе, что они с Сонькой расстались?
– Конечно.
– Слушай, Тата, Соньку надо срочно выдать замуж! Хотя я это твержу уже больше двадцати лет, но ничего не получается… А ты мне вот что скажи… – Берта Яковлевна умолкла, словно не решаясь задать вопрос.
Это было так на нее непохоже, что Тата замерла.
– Что, тетя Берта? – заинтригованно проговорила она.
– Ты мне скажи, я как, уже окончательно утратила товарный вид?
От неожиданности Тата вытаращила глаза.
– Только отвечай как на духу!
– Да что вы, тетя Берта! Вы еще красавица! – совершенно искренне воскликнула Тата. – Конечно, за молодку вам не сойти, но для своих лет вы выглядите просто потрясающе!
Берта Яковлевна довольно улыбалась.
– Тетя Берта, у вас завелся мерзавец? – шепотом полюбопытствовала Тата.
– Еще не завелся, – тоже шепотом отозвалась Берта Яковлевна, – но, кажется, может завестись.
- Предыдущая
- 19/59
- Следующая
