Курица в полете - Вильмонт Екатерина Николаевна - Страница 26

• Предыдущая
• 26/48
• Следующая

— Ну вообще-то многое… Но на данный момент хочу предложить вам съездить за город.

— Зачем?

— Погулять по осеннему лесу, в этом году прорва грибов. Вы любите собирать грибы?

— Нет, я не умею. Я выросла в Одессе.

— О, тогда вы, наверное, потрясающая кулинарка.

— Нет, я вообще умею готовить только… — Она хотела сказать «курицу в полете», но произнесла:

— Только картошку с селедкой.

— Как это? — заинтересовался он.

— Очень просто! Варится картошка, и покупается селедка, желательно уже почищенная, знаете, в таких пластиковых пачечках.

— О, в таком случае я приглашаю вас к себе и угощу своим фирменным блюдом. Если понравится, дам рецепт. Чрезвычайно просто и вполне вкусно.

— Дмитрий.., простите, не помню вашего отчества…

— Не надо отчества, просто Дмитрий. Лучше просто Митя.

— Вчерашняя девица называла вас Димой.

— Предпочитаю имя Митя.

— Так вот, Митя. Я завтра ни свет ни заря улетаю, и сегодня у меня еще куча дел.

— Улетаете? — у него упал голос, а у нее екнуло сердце. — Далеко ли? Надолго?

— Нет, всего на неделю. Отдыхать.

— И вы не выкроете часок-другой, чтобы попробовать мое фирменное блюдо?

— Уж сегодня точно нет. Мне совсем не улыбается, чтобы в разгар обещанной трапезы в окно влетела еще какая-нибудь балерина на помеле!

— Она не балерина, — засмеялся он.

— Это несущественно. Так что всего наилучшего, Дмитрий!

И она положила трубку уже далеко не бестрепетной рукой. Но была горда собой чрезвычайно. Наглец! За город поедем, а лучше приходи ко мне домой. Я тебе, дуре, сварганю какую-нибудь пакость, а ты, растроганная, вымоешь посуду, а может, и приберешь в квартире, а я тебя за это трахну, и очень кстати, что ты завтра куда-то улетишь.

За неделю я смотаюсь из Москвы снимать носорогов или бегемотов и, глядя на них, буду нежно вспоминать о тебе, дорогая Элла. Фиг вам, Дмитрий Михайлович, фиг, фиг! Нате-ка, выкусите! И чтобы уберечься от соблазна, она сняла трубку. Пусть теперь звонит сколько влезет! А она взялась за утюг. Вещи надо сложить как можно скорее и ехать к Машке, что называется, от греха подальше. И она стала думать о том, что в Тунисе непременно купит себе такую же шикарную дорожную сумку, как у Машки.

Вдруг заверещал мобильник. Машка!.

— Привет, что у тебя с телефоном? Нельзя же два часа трепаться!

— Ой, у меня, наверное, трубка плохо лежит, — смутилась Элла.

— Растяпа, я звоню, звоню… Наш рейс переносится на час дня. Это хреново, но ничего не поделаешь.

— Значит, день, считай, пропал?

— Если не будет задержек, то ничего страшного. Разница — три часа, считай, что мы вылетим в десять по-ихнему, прилетим где-то около двух, в три будем в гостинице, нормально! Искупаться, во всяком случае, успеем! Зато можно нормально спать ночь.

— Тогда я к тебе с чемоданом не потащусь.

Встретимся в Домодедове!

— Да ну, Элка, глупости! Все равно надо рано встать, в Домодедове быть за два часа, то есть в одиннадцать, и зачем тратиться на два такси?

— Ладно, посмотрим.

— Не вредничай, Элка, потреплемся вечерком.

— В Тунисе не успеем потрепаться?

Она и сама не знала, почему не хочет ехать сегодня, это в корне противоречило ее первоначальным намерениям. Она что, ждет звонка? Тогда какого черта надо было снимать трубку? Впрочем, он ведь тоже мог позвонить на мобильный… Да ну его, не буду я о нем думать. Видно, не больно-то я ему нужна, просто он чувствовал неловкость за случившееся. Ну извинился перед дамой, хотел даже трахнуть, чтобы уж полностью искупить вину, дама не поддалась сразу, ну и фиг с ней. Улетает куда-то?

Скатертью дорожка.

И она положила трубку на место. Он уж не позвонит. Телефон тут же зазвонил. Она сняла трубку:

— Алло!

— Элла Борисовна, — узнала она голос соседа со второго этажа, — простите великодушно, у вас не найдется клей «Супермомент»?

— Кажется, где-то был, я сейчас посмотрю. Ага, есть, и еще не совсем высох. Заходите!

— Благодарю вас, а то у меня тут… Так я зайду минут через десять?

— Пожалуйста.

Сейчас будет приводить себя в божеский вид, — усмехнулась Элла. Весьма галантный дядька. Всегда при галстуке является. Надо и мне что-то надеть. Она была в легком, совсем коротком халатике, который безбожно сел после стирки, но выбрасывать было жалко, уж больно он уютный. И она накинула домашнее платье, привезенное Машкой из Израиля, — длинный синий балахон из трикотажа с нарисованными на груди белыми ромашками. Этот туалет не брало ничто — ни время, ни бесчисленные стирки. Ромашки были как новые! К тому же он не мялся и гладить его не было нужды.

Исключительно удобно!

Вскоре раздался звонок в дверь. Элла побежала открывать. На пороге стоял… Воронцов.

— Вы? — ахнула Элла.

— Я! Вот… — Он протягивал ей букет крошечных белых хризантем с темно-розовой серединкой.

Они очень понравились Элле. Но самое странное было то, что она не взволновалась, а, наоборот, как-то вдруг успокоилась. И обрадовалась, конечно.

— Вы позволите войти? — спросил он после довольно долгой паузы, во время которой они смотрели друг другу в глаза, и от этого стремительно рушились все разделявшие их барьеры.

— Ах да, конечно, — пролепетала Элла, впуская его в квартиру. — Пожалуйста, проходите. Как вы меня нашли? На визитке нет адреса…

— По мобильнику. Я послал эсэмэску Махотину. Срочно сообщи адрес Эллы. Он и сообщил…

В этот момент в дверь опять позвонили.

— Кто это?

— Сосед.

Элла распахнула дверь, уже держа в руке тюбик клея.

— Элла Борисовна, рад приветствовать… — начал сосед, очевидно предполагая, что его пригласят войти, может быть, напоят чаем с чем-то вкусным, поговорят по душам… Но он мгновенно оценил обстановку, покорно и понуро взял клей и, пробормотав слова благодарности, ушел.

Элла закрыла за ним дверь и повернулась к гостю. Он стоял совсем близко к ней, и она почти уткнулась носом ему в грудь. Он был значительно выше нее.

— Элла, я сам ничего не понимаю, это какое-то наваждение… Почему меня так к вам тянет… Практически с первого взгляда… Практически… Да… Я понимаю, что все это дико… Отчасти даже неприлично… То есть вам может так показаться…

— Ну и пусть, — сказала Элла.

— Что?

— Пусть неприлично… Мне плевать…

В ответ он так сжал ее в объятиях, что она едва не задохнулась. Он поцеловал ее, она закрыла глаза и сразу увидела золотых пчел, как на воображаемом покрывале Ивана Аркадьича. После Витьки она их ни разу не видела. Они были такие красивые и что-то жужжали, жужжали… Полночи напролет.

Она проснулась первой, глянула на часы и в ужасе вскочила. Чемодан не собран, цветы не политы, такси не заказано. А может, лучше остаться, никуда не ехать? Как можно сейчас пережить разлуку? Никогда и ни с кем ей не было так хорошо, она забыла о том, что отнюдь не сильфида, она видела и чувствовала кожей и всеми фибрами души, что нравится ему такая, как есть, а уж как он ей нравился… К черту, не поеду, вот сейчас позвоню Машке и откажусь… Нет, так нельзя. Машка старая подруга, верная, преданная, нельзя испортить ей отдых из-за первого попавшегося мужика, даже такого… Да и вообще, так поступила бы курица. Я должна наступить на горло своей куриной песне и улететь! А он пусть ждет и терзается. Кстати, еще не факт, что он будет терзаться. Я-то точно буду, а он… Кто его знает… Но безусловно лучше думать, что он терзаться не станет. Полезнее для всех, и для меня, и для Машки. Надо на эту неделю забыть о нем, совсем забыть, так куда легче перенести мысль, что он забудет обо мне… Тьфу ты, черт, совсем запутаться можно! Она молниеносно собрала. чемодан и уже хотела вызвать такси, потом подумала: может, он отвезет ее в аэропорт? Как приятно было бы… Но нет, это куриные надежды. И она вызвала такси на девять часов. Потом приняла душ, привела себя в порядок, оделась, проверила документы и лишь после этого заглянула в спальню. Он лежал, закинув руки за голову, и смотрел на нее.

• Предыдущая
• 26/48
• Следующая