Гормон счастья и прочие глупости - Вильмонт Екатерина Николаевна - Страница 15

• Предыдущая
• 15/44
• Следующая

— Буська! — раздался вопль. Прямо на меня по воде бежал Венька. И я вдруг каким-то сторонним взглядом увидела, как он красив. Я любила сейчас весь мир, а особенно Веньку — за то, что он спас меня от надвигавшейся депрессии. Ведь когда человек чувствует, что сам себе надоел, — это начало депрессии. По крайней мере, мне так кажется. А он меня вылечил.

— Венька! — заорала я в ответ и повисла у него на шее.

— Буська, ты веселая?

— Я веселая! Я такая веселая, Венечка! Ты мой самый лучший в мире братик!

— Что это с тобой, Бусечка?

— Радость жизни!

— Это от потери жениха ты так радуешься?

— Может быть, но не только!

— Ой, Буська, а у меня для тебя сюрприз, да какой!

— Сюрприз? Что-то многовато сюрпризов…

— Этот тебе понравится.

— А где он?

— В кармане шортов.

— Покажи!

— Дай искупаться!

— Купайся, а я посмотрю!

— Валяй!

Он поплыл к волнорезу, а я принялась обшаривать карманы его шортов. Как назло, их было четыре. Кошелек, носовой платок, мобильник, расческа, записная книжка, свернутая небольшой квадратик газета, вернее, кусок газеты и два презерватива. Господи, до чего предусмотрительный парень! И что тут предназначено мне? Не презервативы же! Может, газета? Я развернула ее. Ну конечно. Статья о наших гастролях и один абзац отчеркнут. «Обращает на себя внимание прелестная Полина Брон. Ее чарующий голос и неискушенность актерской игры. Впрочем, я видел в этой же роли с тем же великолепным Гордиенко Анну Тимошину и должен признать, что здесь неискушенность госпожи Брон куда уместнее профессионализма знаменитой актрисы».

Ну ни фига себе! Я еще раз прочитала отчеркнутый абзац, не померещилось ли? Потом пробежала всю статью. В ней подчеркивалось, что наша маленькая труппа работает на совесть, с полной отдачей, что не так часто тут бывает, и, вероятно, в этом заслуга Вениамина Романовского, импресарио, к чести которого служит то обстоятельство, что он, будучи популярным и одаренным артистом, предпочел остаться в тени своих весьма талантливых коллег. Пожалуй, лишь госпожа Дружинина несколько проигрывает рядом с мужем, замечательным Андреем Дружининым. Однако красота ее ног вполне искупает некоторое однообразие актерской палитры. Бедная Ларка, подумала я. Какая там актерская палитра в этом водевильчике? Вероятно, критик — мужчина маленького роста, которого угнетает такая высокая женщина.

— Ну что? Наслаждаешься? — спросил Венька.

— Про Лариску хамство.

— Женская солидарность? Нет, все правильно.

— И про меня?

— И про тебя. Хочешь соку или мороженого?

— Хочу!

— Хотя мороженого, пожалуй, не нужно. И холодного соку тоже.

— Скотина!

— Согласен. Пошли все-таки в кафе. Посидим в тенечке, потреплемся. А потом еще искупаемся.

В кафе на пляже было тенисто и приятно. Венька заказал себе кофе с коньяком, а мне чай с мятой.

— Ты же хотел сок и мороженое?

— Тебя стало жалко.

Мне принесли высокую стеклянную кружку, в которой плавала веточка мяты, которую тут называли наной.

— Пей, в жару чай с наной самое милое дело.

— А сам почему не пьешь?

— Еще успею. Сегодня, слава богу, некуда спешить.

Вечером после спектакля все как-то разбрелись, благо не надо было никуда ехать. У всех тут есть друзья и знакомые. Венька тоже куда-то смылся, и в результате я осталась одна.

— Бронечка, вас забыли? — спросил Оскар. — Куда вас подвезти?

— В гостиницу, если не трудно.

— У вас нет знакомых в Тель-Авиве?

— Нет. У меня подружка живет в Араде.

— А она в курсе, что вы здесь?

— Нет, пока не в курсе.

— Ну это вряд ли, — улыбнулся он. — Реклама-то идет — и по радио и по телевизору.

— И меня показывают?

— Показывают. Не так чтобы очень подробно, однако…

— Милка меня в жизни с такой прической не узнает.

— А вы не голодная после спектакля?

— Да нет… — неуверенно ответила я.

— А поехали ко мне? Жена вас с удовольствием покормит, я ей сейчас звякну.

— Нет, не стоит никого беспокоить. У меня в номере есть фрукты, этого достаточно.

— Ну что ж… А может, передумаете?

— Нет, спасибо.

Он подвез меня к гостинице.

В холле я сразу увидела Андрея. Он был мрачен и, похоже, нетрезв. Я хотела незаметно проскочить к лифту, но не тут-то было.

— Привет! — поймал он меня за подол. — Куда спешишь? Посиди.

Я неохотно опустилась в кресло.

— А где все? — спросил он.

— Не знаю, сразу как-то разбрелись — по знакомым, наверное. Меня Оскар у театра подобрал. Такой славный дядька…

— Жук, каких мало.

— Не знаю, мне он нравится.

— А я тебе не нравлюсь, да?

— Вы мрачный…

Он рассмеялся. И сразу стал таким красивым, что у меня дух захватило.

— Слушай, ты есть хочешь?

— Хочу!

— Пошли куда-нибудь. Я помираю с голоду. А одному идти неохота.

— А Лариса?

— Если ты мне скажешь, где Лариса, я буду тебе очень признателен. Ну пошли, я приглашаю.

Есть хотелось. К тому же я понимала — один он может здорово напиться, что нашей труппе совершенно ни к чему.

— Пошли. Только я буду за себя платить.

— Да иди ты в жопу! Я в состоянии заплатить за даму. Слава богу, на это я зарабатываю.

Аргумент был весомый. Он взял меня за руку и почти потащил за собой.

— Куда мы пойдем?

— А куда ты хочешь?

— В такой час большого выбора уже нет, наверное.

— Тут есть итальянский ресторан. Как насчет спагетти? Да нет, пошли в «Лондон», у моря приятнее.

— Пошли в «Лондон», — согласилась я.

Мы сели за столик, на котором стоял стаканчик с маслом, где плавал фитиль и горел огонек. Андрей поставил на стол локти, подпер руками лицо и спросил с улыбкой:

— Ты чего смеешься?

— Да у меня в этой поездке столько новых впечатлений… Например, меня еще никогда не посылали в жопу, приглашая в ресторан.

— Ой, прости, — ничуть не смутился он, а мне почему-то понравилось, что он не смутился. — Но ты, по-видимому, уже простила, раз все-таки пошла?

— Считайте, что так.

— А ты как считаешь, хотелось бы знать?

— Я просто побоялась, что вы пошлете меня еще дальше, а кругом многие понимают по-русски.

Он опять рассмеялся. Достал сигареты, закурил, а губы его при этом насмешливо кривились.

— Слушай, а Ларка не просила тебя сегодня обеспечить ей алиби?

Мне стало его безумно жалко. Значит, это не попытка ухаживания, а попытка как-то бороться с ревностью и одиночеством? Некоторое разочарование я все же ощутила, не буду скрывать.

— Ты читала, что про тебя написано в газете?

— Да. Лариса, верно, обиделась?

— Не знаю, читала ли она. Свинство, конечно, всех похвалить, а ее одну обосрать. А впрочем, поделом! Ну, что будешь заказывать?

— Какой-нибудь салат и чай с наной!

— А покрепче?

— Нет, спасибо. Я плохо переношу…

— Ну а я с твоего разрешения выпью виски.

— Может, не надо, Андрей?

— Иди ты…

Он не добавил, куда именно.

Собственно, надо было встать и уйти, но почему-то совершенно не хотелось.

— Андрей, почему вы такой грубый?

— Я устал.

— Так, может, вам лучше пойти и лечь спать?

— Не в этом дело, я вообще устал, понимаешь?

— От своей жизни?

— Вот именно! Устал от своей жизни или вообще от жизни, черт его знает…

— О, тогда я знаю, что делать!

— Да? Как интересно! И что же?

— У меня так было перед этой поездкой. Я однажды утром проснулась и поняла, что сама себе надоела. И тут же подвернулся Венька с этим безумным предложением… — Договорив фразу, я поняла, что сморозила несусветную глупость.

— В твоем случае это понятно, а мне что прикажешь делать? В шахту пойти или на бензоколонку?

— Простите, я глупость сказала.

— Да нет, в этом есть рациональное зерно. Надо что-то поменять. К примеру, послать подальше Ларку и жениться, допустим, на тебе? Хочешь за меня замуж?

• Предыдущая
• 15/44
• Следующая