Гормон счастья и прочие глупости - Вильмонт Екатерина Николаевна - Страница 10

• Предыдущая
• 10/44
• Следующая

— Вот клево, после завтрака и пойдем, часика полтора пошастаем, а потом на пляж. Идет?

— Идет! — с радостью согласилась я. Обещанного Венькой арбуза не было.

Только очищенные и нарезанные красные грейпфруты. Но зато какая тут имелась селедка! Жирненькая, несоленая и розовая. Я была голодна как зверь и сделала себе два больших бутерброда — ноздрястый серый хлеб, масло, селедка, а сверху крутое яйцо. Не бутерброд — мечта. А еще я взяла два куска очень аппетитного кекса и грейпфрут. И тут появился Венька:

— Привет, и ты собираешься все это сожрать, Буська?

— Сожру, будь уверен.

— Разжиреешь!

— Не твоя забота!

— Как это — не моя? Ты в моей труппе! — И он схватил один из бутербродов.

— Отдай!

— Обкусанный?

— Подавись, я еще сделаю! Ты мне обещал арбуз, а где он? Нету.

— Значит, ты селедку с яйцом жрешь вместо арбуза?

— Вот именно!

— Черт с тобой, жри что хочешь. Ты такая молодчина, что лишние килограммы я тебе прощаю заранее. Слушай, а сделай еще таких бутербродов, мне бы в голову такая прелесть не пришла. Купаться пойдешь?

— Уже купалась, а потом мы с Ларисой договорились прошвырнуться по магазинчикам.

— С Ларисой? Ты же говорила, что рядом вы будете как Пат и Паташон.

— Ничего. Как-нибудь. Она нормальная.

— Первый раз такое слышу. Скажи, Андрюха тебе вчера понравился?

— О да!

— А вообще как ты себя ощущаешь в новом качестве, а?

— Хорошо, но это не моя заслуга, а Гордиенко. Он все делает.

— Ну поешь, положим, ты сама… И я, кстати, слышал очень одобрительные отзывы.

— Обо мне?

— О тебе, дурища.

В этот момент появился Златопольский. Обворожительно улыбнулся:

— Привет, можно к вам подсесть?

— Садись, — разрешил Венька.

— А что это вы тут едите?

Вскоре и он уже с восторгом уплетал бутерброды с селедкой и яйцом. Ах, как он мне нравился! У него были кроме всего прочего такие изящные манеры! И обволакивающий голос…

— Броня, у вас дивный голос… Почему вы не стали певицей?

Я не успела ответить, как к нам присоединился Юрий Митрофанович и, разумеется, тоже польстился на бутерброды с селедкой. И все трое моих соседей по столу говорили, как хорошо я пела.

После завтрака мы вчетвером вышли на крохотную терраску покурить.

И столкнулись с Дружиниными.

— Ты уже поела? — спросила Лариса, а Андрей хмуро кивнул. — Тогда подожди меня, ладно? Я быстро.

Мы вышли на улицу Бен-Йегуды. И не спеша пошли по тенистой стороне, прилипая к витринам.

— Ты за границей часто бываешь? — спросила Лариса.

— Довольно часто, по работе приходится.

— Я тоже часто. Обожаю по магазинчикам прошвырнуться, в Москве некогда. Я тут уже была в позапрошлом году и помню как раз на этой улице одну лавчонку, даже не лавчонку, а заныр, там старуха торговала, недалеко. Я у нее тогда старинные бирюзовые серьги буквально за копейки купила.

— А браслеты у нее были?

— Какие?

— Понимаешь, мне кажется, к такой прическе нужны всякие тяжелые серебряные браслеты, чем больше, тем лучше.

Она смерила меня оценивающим взглядом и улыбнулась:

— Сечешь! Ой, вот эта лавка! Точно. Но тут закрыто!

— Наверное, еще рано, — предположила я.

— Может быть. Ладно, на обратном пути зайдем.

— Ларис, а ты в каком театре?

— Сейчас ни в каком. Раньше с Андрюшкой вместе играли, потом меня пригласили в один мюзикл. Там у меня пошло, но сборы были неважные, и мюзикл накрылся. А обратно в театр не берут. Но мне не больно и надо, все равно я там почти ничего не играла, так, при Андрюшке.., а я хочу сама, понимаешь?

— Вполне.

— А ты теперь работу бросишь или уже бросила?

— Боже упаси! Это так, авантюра в отпуске. Я даже внешность изменила. Чтоб не узнал кто-нибудь. Иначе меня турнут.

— Ты замужем?

— Нет, в разводе. Но у меня дочке двенадцать лет и…

— Послушай, Полина…

— Лар, я не Полина, я Бронислава. Полина — это моя дочка.

— Да? А на фига ты псевдоним взяла? Тоже для конспирации, что ли?

— Конечно!

— Ну ты даешь! Слушай, а мужик у тебя есть?

— Есть!

— Он в курсе?

— Нет. Он не поймет.

— Да они все ничего никогда не понимают, козлы. Да, кстати, я…

Она не успела закончить фразу. К ней кинулся высокий, широкоплечий мужчина в белых брюках и белом пуловере на голое тело. Лицо его показалось мне знакомым. Они обнялись.

— Ларчик, какими судьбами? — восклицал он, излишне крепко, на мой взгляд, прижимая ее к себе. — Вкалываешь или отдыхаешь?

— Вкалываю, — вздохнула она. — Вот познакомься, Сергуня, это моя подруга Броня.

— Шолом! — почему-то сказал он, глядя на меня с высоты своего гренадерского роста. — Манишма?

— Что? — обалдела я.

— А вы что, иврита не знаете?

— Извините, нет.

Лариса согнулась пополам от хохота:

— Ты решил, что она местная?

— Честно говоря, да. Я тут уже две недели и немножко наблатыкался на иврите.

— А я еще не наблатыкалась! — заявила я.

— А вы кто?

— В каком смысле?

— Броня — певица. Классная. Приходи к нам на спектакль, оценишь.

У меня внутри все растаяло. Про меня говорят, что я певица! Классная! Причем Лариса ведь и сама поет… Да она просто отличная баба! Что бы там ни говорил Венька. Он, наверное, подкатывался к ней и получил по носу. Вот и выдумывает невесть что… Или у них что-то было? Впрочем, какая разница.

— Не уверен, что смогу, мы и сами почти каждый вечер играем! А твой-то красавец тоже тут?

— Конечно.

— Жалко.

— Сергунь!

— Да я пошутил! Ларчик, а можно тебя на два слова, извините, девушка!

Он отвел ее в сторонку и стал что-то нашептывать.

— Броня, извини, — подошла ко мне Лариса. — Слушай, у меня к тебе просьба.

— Да.

— Не надо говорить Андрею, что я.., ну что мы встретили его, ладно?

— Хорошо, — пожала я плечами. Ее Андрею и захочешь что-то сказать, так сто раз подумаешь.

— Он ревнивый как… А с Серегой у меня еще до Андрея было… Словом, сама понимаешь.

— Без проблем!

Мы еще побродили и вернулись к той же ювелирной лавчонке. Она по-прежнему была закрыта.

— Облом! — вздохнула Лариса. — Скорее всего, старушка отдала богу душу, а замены не нашлось. Знаешь, тут многое переменилось. На набережной у фонтана было отличное кафе. А теперь нету. Разорились, наверное, кризис у них.

— А я слышала вчера, Оскар говорил, что кризис уже кончился.

— Правда? Я пока не заметила, но дай им Бог, как говорится.

Мы сыграли уже четыре спектакля, и наутро я проснулась с ощущением счастья, которое тут же скукожилось. Вот те на! Моря практически не видно из-за густой, желтоватой дымки. Из окна веет горячим паром. Хамсин! Нам его предрекали с первого дня, а его все не было. Я закрыла окно, включила кондиционер. Зазвонил телефон.

— Буська, зайди ко мне, я умираю! — прошелестел Венька.

— Что? — испугалась я.

— Хамсин, черт бы его взял! Зайди, прошу!

Вид у него был несчастный. Хотелось пожалеть, приласкать, но как-то не верилось, что у еще молодого, полного сил мужика может быть такая реакция на погодные неурядицы.

— Что с тобой?

— Голова раскалывается, и сердце давит.

— Врача вызвать?

— Нет, что ты… Просто, Бусечка, будь другом, сделай мне массаж, помнишь, ты делала года два назад. Виски и шею… Мне так тогда помогло!

Он смотрел на меня умоляющими, несчастными глазами.

— Так и быть, хотя не понимаю, почему ты не попросил свою даму.

— Какую даму? О чем ты?

— Да вот… — Я подняла с полу довольно безвкусную заколку для волос. — А в ванной бутылка из-под водки. Следы ночного гульбища налицо. Тебе опохмелиться надо!

— Думаешь? — простонал он.

— Уверена… И хамсин тут ни при чем.

— А массаж?

— Перетопчешься.

— Тогда дай чего-нибудь выпить.

• Предыдущая
• 10/44
• Следующая