В кавычках и без - Вершовский Михаил - Страница 12

• Предыдущая
• 12/23
• Следующая

Автор ее, как следует из контекста причисляющий себя к гуманитарной интеллигенции, ведет разговор о главном: как же случилось, что ряды интеллигенции настолько поредели, что остались в этих рядах разве что сам автор да еще — по его же словам — совсем уж немногочисленная группа товарищей?

Причин тому, по г-ну Белоцерковскому, две. Первая — и главная — в забвении оказалось слово и дело А.Сахарова. Вторая — перебежчики и изменники великому делу абстрактного гуманизма рванули из теплого круга единомышленников-демократов, в результате оказавшись под знаменами державности, «вспученного» (уж так оно в статье) великодержавного шовинизма, тоталитаризма и Союза Михаила Архангела.

Г— н Белоцерковский не мучает нас ребусами. Некоторые ренегаты названы и поименно, как, скажем, политолог и философ А.Ципко («ходивший в демократах»), и главный редактор «Независимой газеты» В.Третьяков (ныне «певец тоталитаризма»). И -между строк — «немолодой» нынешний Солженицын (в то время как «молодой» он же был, как следует из статьи, в некоем «правильном» лагере).

Я далек от мысли защищать здесь Ципко, Третьякова или тем более Солженицына. В защите они, безусловно, не нуждаются. А доведись, так уж объяснить «Литературке» или самому г-ну Белоцерковскому что есть что и кто есть кто — смогут куда лучше меня (Солженицын, кстати, это с блеском проделал еще два десятка лет назад). Замечу, однако, на полях, что обвинять человека, вслух заявившего о тотальном бесстыдстве (если не просто продажности) российских «демократических» средств массовой информации во всей кровавой и грязной «чеченской» ситуации — так вот, для того, чтобы обвинять этого человека в тоталитарных тенденциях, нужно иметь очень крепко дремлющую совесть.

При Сахарове, пишет автор статьи, тот же Ципко «вряд ли отважился бы» сделать то-то, и «не посмел бы сказать» то-то, и «не решился бы выступить» за что-то еще. Белоцерковский добавляет: «А решился, был бы отторгнут интеллигенцией.» (Какой «интеллигенцией» был бы отторгнут Ципко — понятно без особых комментариев. Да все той же, которую представлял и представляет г-н Белоцерковский со товарищи.) И здесь вылезает из мешка то шило, которое и без того все эти годы не слишком глубоко было спрятано.

«Демократическая интеллигенция», на волне перестройки и особенно после нее рванувшая к власти (а крепкая позиция в газете или на телевидении в этом плане весят куда больше, чем кресло в Думе) — да имела ли она, имеет ли она отношение к самому этому слову? Переберите-ка в памяти качества, обязательно присущие интеллигентному человеку. Независимость мышления, умение видеть и оценивать мир во всей его сложности, взвешенность оценок, терпимость к чужому мнению, нелюбовь к коммунальной склоке, к навешиванию ярлыков — и, если угодно, к тому, что может быть названо «партийной дисциплиной» (или же — разница совсем не велика — «законом кодлы»).

«Интеллигенцию», о которой пишет (и к которой, судя по всему, относит себя) г-н Белоцерковский, при самой вольной натяжке и при самом богатом воображении наделить этими качествами не удается. Отсюда и неизбежное для этой социальной группы бинарное, «черно-белое» видение мира, где все сводится к схеме «свой-чужой». Отсюда и невероятный, порой патологический конформизм мышления, идей и поступков, комфортное существование в круге примитивных линейных схем и решений, ни на чем не основанное высокомерие по отношению ко всем остальным представителям рода человеческого.

Автор статьи в «ЛГ», ни на секунду не задумываясь, на автопилоте, пишет: «не посмел бы», «не решился», «был бы отторгнут». Надо полагать, это и есть правила мышления и поведения для «интеллигента» а-ля Белоцерковский: не сметь, не решаться, не отваживаться. Но какое отношение весь этот унтер-офицерский набор может иметь к действительно интеллигентному человеку — интеллигентному без кавычек?

Да ведь в том-то и состоит сущность интеллигентного мыслящего человека, что не руководствуется он уставом партии, группы, толпы, «кодлы» (варианты можно множить), а только и единственно своим разумом, своей совестью, ни на секунду не перелагая свою индивидуальную ответственность на чьи бы то ни было коллективные плечи. (Ни в каких группах-"лагерях" не был тот же Соженицын — за исключением наиобычнейших, незакавыченных, ГУЛАГовских.) А проговорка с «отторжением»-отлучением красноречива еще более, потому что тут как черт из коробки выскакивает неистребимый большевизм «демократической интеллигенции» (о котором, кстати, очень точно писал не так давно «бард тоталитаризма» В.Третьяков).

Этим же большевистским экстремизмом объясняется и та лихость, с которой г-н Белоцерковский излагает свои мысли, балансируя то ли на грани наглости, то ли неважного владения русским языком. Я прошу прощения за резкость, но как же прикажете понимать набившие оскомину фразы о Сахарове, который был «нравственным камертоном для всех честных людей»? И если, скажем, для меня он таким камертоном не был и не является, то аз, грешный, автоматически зачисляюсь никогда мною не виденным и неведомым г-ном Белоцерковским в разряд бесчестных людей. (Я сейчас не о святости или грешности А.Д.Сахарова, человека непростой судьбы и еще более непростой роли в судьбе России последних лет. Оставляю за г-ном Белоцерковским безусловное право вывесить в «красном углу» портреты и Сахарова, и Боннэр. За собой, однако, оставляю право иметь иные иконы и прислушиваться к иным «нравственным камертонам».)

Из этой же нетерпимости не только к чужому мнению, но даже к праву другого это свое мнение иметь, стиль статьи постоянно сползает в коммунальную «разборку», в яростное копание в чужом белье. Я, например, открыл для себя, что А.Ципко (с которым я, к моему сожалению, лично не знаком) был «высокопоставленным интеллигентным служащим», а, как оказывается, «служба дьяволу не проходит бесследно». Что ж, не знал я такого за Ципко. Поверю Белоцерковскому на слово (за вычетом призывов к экзорцизму). Но вот то, что знаю, покоя не дает. Ведь вожди «демократической интеллигенции», такие, как Егор Гайдар, Отто Лацис, Александр и Егор Яковлевы — не на Колыме же кайлом махали в те же самые времена?

Но дело в том, что и здесь, и в этом — типично. Бинарность бытия «демократической интеллигенции» не ограничивается одним лишь «черно-белым» видением. Двоичность эта проявляется и в сфере этической, что гораздо страшнее. Когда одна этика и одни этические требования для «наших» — и совсем другие для «чужих». Когда обстреливать из танков, скажем, Белый дом — не просто хорошо, но необходимо и гуманно, а бомбить бандитов, засевших в «президентском дворце» — преступно и бесчеловечно. Когда «демократия любой ценой» — хоть вымри половина населения, не жалко, но если вдруг весы качнулись — так лучше выборы отменить, к чертям конституцию, а демократия потерпит.

Что скажешь — удобная это позиция. И с точки зрения дарвинизма, наверное, даже здоровая. Только вот к интеллигентности какое она отношение имеет — убейте, не пойму.

И трудно сказать, что в статье г-на Белоцерковского царит такая уж понятийная неразбериха на тему о том, что такое интеллигенция. Нет, все определено — а иногда и до деталей (как в случае с «нравственным камертоном»), до обязательного «круга чтения» даже. В который входят Герцен, Толстой, Короленко и, естественно, Сахаров. Но где же в таком случае оказываются те, кто предпочитает Толстому — Достоевского, Короленко — Ильина и, наконец, Сахарову — Солженицына?

Да очень просто. Оказываются они — вне. Вне круга обязательных свойств, качеств, а также условных и безусловных рефлексов, присущих той «интеллигенции», о которой в статье речь. И слава Богу, что вне. Потому что тогда существует надежда, что интеллигенция настоящая с той, закавыченной, как ничего общего не имела, так иметь и не будет.

И вовсе не «малочисленна и слаба стала настоящая интеллигенция», как уверяет нас г-н Белоцерковский. Просто, повторяю, настоящей интеллигенции не свойственно сбиваться в группки, партии, тем более — в «кодлы». Потому что принцип индивидуальной ответственности для настоящего интеллигента обязателен. Томас Манн и Альбер Камю (в отличие от его соотечественника Сартра), Осип Мандельштам и Михаил Булгаков не были и не могли быть «людьми группы» или носителями «коллективной идеи». И именно в силу этого не приходило им в голову разменять берущую всего человека, без остатка, любовь к ближнему на безопасную и не требующую излишних сил душевных «любовь к дальнему» — родом из все того же псевдоинтеллигентского абстрактного гуманизма.

• Предыдущая
• 12/23
• Следующая