Паровой дом - Верн Жюль Габриэль - Страница 32

• Предыдущая
• 32/63
• Следующая

— Да, — ответил я, — охотно бы я дал тридцать шиллингов за самого паршивого домашнего голубя, которого подсунула бы ему теперь в жертву благодетельная рука!

Но ни за тридцать шиллингов, ни за сумму вдвое или втрое больше, негде было бы достать самую дешевую дичь. Кругом нас все было пусто: фермы и деревни скрылись из виду.

Шутки в сторону; будь малейшая возможность, я, кажется, не задумываясь, послал бы Гуми купить какую-нибудь птицу, хоть бы ощипанного цыпленка, чтобы только найти исход досаде несчастного капитана.

Между тем вечерело. Через час наступление сумерек должно было прекратить наше бесплодное скитание. Мы дали себе слово не возвращаться с пустыми ягдташами, но чтобы не заночевать в поле, приходилось подчиниться судьбе. К тому же небо хмурилось, предвещая дождливую ночь, а наше отсутствие должно было беспокоить полковника Мунро и Банкса.

Капитан Год, расширив глаза и окидывая взглядом дорогу направо и налево, как испуганная птица, шел шагах в десяти впереди, по направлению далеко не приближавшему нас к паровому дому.

Я только что намеревался прибавить шаг и убедить его бросить борьбу против преследующей нас неудачи, когда услыхал отчетливый шелест крыльев. Я оглянулся. Беловатая масса медленно поднималась над кустарником. Живо, не дав времени обернуться капитану, я приложился к прикладу и выстрелил два раза.

Странная дичь тяжело опустилась у окраины поля.

Фан одним прыжком полетел к птице, ухватил ее в зубы я принес капитану.

— Наконец-то! — воскликнул Год. — Ну если и теперь Паразар не будет доволен, пусть сам лезет в свой котел!

— Съедобна ли по крайней мере дичь? — поинтересовался я.

— Конечно… за неимением лучшей, — пояснил капитан.

— Ваше счастье, Моклер, никто не видел, как вы выстрелили, — сказал Гуми.

— Да что же я сделал предосудительного?

— Убили павлина, а их убивать запрещено, птица считается священной во всей Индии.

— Черт побери всех священных птиц и всех, кто освящал их! — воскликнул капитан Год. — Птица убита и будет съедена… Мы съедим ее благоговейно, если так нужно, а все-таки съедим!

Со времени похода Александра Великого в Индию, когда эта птица была завезена на полуостров, павлин считается священным на земле браминов. Индусы превратили ее в эмблему богини Саравасти, покровительницы рождений и браков. Законом положены наказания за истребление этих представителей куриной породы. Экземпляр, радовавший сердце капитана Года, был великолепный, с темно-зелеными крыльями, блестевшими металлическим отливом и окаймленными золотым ободком. Пушистый, красиво очерченный хвост ниспадал шелковистым веером.

— В путь! В путь! — крикнул капитан. — Завтра Паразар накормит нас жареным павлином назло всем браминам Индии! Хотя павлин только претенциозный цыпленок, а все-таки блюдо, артистически убранное его нарядными перьями, будет эффектно за нашим столом.

— Наконец вы довольны, мой милый капитан.

— Доволен… вами — не собой, милый мой друг, моя несчастная полоса все еще не кончилась, и нужно ее переупрямить.

— Ну-с, трогайтесь в путь.

И мы отправились обратно к нашему кочевью, от которого ушли, вероятно, на расстояние миль трех. По дороге, извивавшейся среди густой заросли бамбуков, мы шагали гуськом — капитан впереди, за ним следом я, а Гуми с павлином сзади.

Солнце не село, но было скрыто густыми облаками, и приходилось отыскивать дорогу в полутьме.

Внезапно из соседней чащи, по правую сторону дороги, раздалось Мощное рычание, которое так поразило меня, что я невольно остановился.

Капитан Год схватил мою руку.

— Тигр! — сказал он и не мог удержаться, чтобы не выругаться.

— Какая скверность! — воскликнул он. — Ружья-то наши заряжены одной дробью!

Это была совершенная правда. Ни у Гумиу ни у меня не было с собой необходимых патронов. Вдобавок мы не успели бы даже зарядить наших ружей.

Десять минут после того, как раздался рев, зверь выскочил из чащи и одним прыжком очутился в двадцати шагах от нас, на краю дороги.

Это был величественный тигр из вида, называемого индусами «людоедами» — «mean cater» — отличающегося самой свирепой кровожадностью и ежегодно губящего сотни жертв.

Положение было крайнее.

Я смотрел на тигра, впился в него глазами и чувствовал, как ружье дрожит в моих руках. Ростом он был от девяти до десяти футов длины, а мех ярко-оранжевого цвета, с белыми и черными полосами.

Он смотрел прямо на нас. Его кошачьи глаза блестели в полусвете. Хвостом он лихорадочно бил землю, подбирался и обмахивался, словно приготовляясь к разбегу. Год не потерял хладнокровия. Он целился в тигра, бормоча с непередаваемым выражением:

— Как подумаешь только, что надо стрелять в тигра дробью! Если я не попаду ему прямо в глаз, то мы все…

Он не успел договорить. Тигр приближался, не вскачь, а мелкими шажками…

Гуми, припав на колено за спиной Года, тоже прицеливался, хотя ружье его было тоже заряжено мелкой дробью. Что касается меня, то мое ружье было просто разряжено.

Я хотел достать патрон из сумки.

— Не шевелитесь! — шепнул мне капитан на ухо. — Вы можете испугать тигра и заставить его прыгнуть, а этого делать не следует!

Мы стояли не шевелясь.

Тигр медленно подходил. Голова, которой он тряс перед этим, не двигалась. Глаза смотрели неподвижно, но как бы исподлобья. Громадная полуоткрытая пасть, опущенная к земле, казалось, вдыхала запах почвы.

Скоро между страшным чудовищем и капитаном осталось не более десяти шагов расстояния. Год твердо стоял на ногах, неподвижный как статуя, он сосредоточил все свои силы во взгляде.

Ужас предстоящей борьбы даже не заставил его сердце биться сильнее.

Я думал с минуту, что тигр прыгнет. Он подступил еще шагов на пять. Мне пришлось напрячь всю энергию, чтобы не крикнуть Году: «Стреляйте же!»

Но, как сказал капитан, у нас оставалось одно спасение — выстрел прямо в глаз, а для этого необходимо было стрелять в упор.

Тигр еще шагнул три раза и присел для скачка…

Раздался громкий выстрел, а за ним второй.

Второй выстрел произошел в теле животного; прыгнув два или три раза, с болезненным ревом, тигр повалился на землю бездыханный.

— Чудо! — воскликнул капитан Год. — Мое ружье было заряжено пулей, и вдобавок разрывной! Ну, на этот раз спасибо Фоксу. Спасибо!

— Да может ли это быть! — воскликнул я.

— Глядите! — Опустив ружье, капитан вынул из левого дула патрон и показал его мне.

Оказалось, пуля. Все объяснилось.

У капитана были двухствольный карабин и двухствольное ружье одного калибра. Фокс по ошибке зарядил карабин дробью, а охотничье ружье разрывной пулей. И если эта ошибка спасла накануне жизнь леопарда, то сегодня она оказала ту же услугу нам.

— Да, — заметил капитан Год, — никогда я не бывал так близко к смерти!

Через полчаса мы были дома. Год позвал Фокса и рассказал ему о случившемся.

— Капитан, — сказал денщик, — это доказывает, что вместо двух дней ареста я заслужил четыре: я ошибся дважды.

— Я того же мнения, — отвечал капитан, — но так как благодаря твоей ошибке я застрелил сорок первого, то, по моему мнению, следует подарить тебе за это гинею…

— А по-моему — принять ее, — ответил Фокс, опуская в карман золотую монету.

Таковы были подробности, сопровождавшие встречу капитана с его сорок первым тигром.

Вечером 12 июня наш поезд останавливался вблизи незначительного городка, а на следующий день мы двинулись в путь к горам Непала, от которых нас отделяло расстояние всего в сто пятьдесят километров.

• Предыдущая
• 32/63
• Следующая