Париж покоряет всех - Верн Жюль Габриэль - Страница 2

• Предыдущая
• 2/8
• Следующая

— Воображение!

С известной долей робости, поскольку он знал мои воззрения по этому поводу, Бошамп продолжил:

— Я читал в журнале, что британцы консультировались с известным фантастом мистером Уэллсом.

В ответ на это я мог лишь недоуменно вытаращить глаза.

— Он не сумеет предложить никакой помощи, одни вымыслы.

— Но вы сами только что сказали…

— Воображение и вымысел — далеко не одно и то же.

В это мгновение ветерок донес до нас резкий запах серной кислоты с очистных работ у реки. Я поморщился, и Бошамп превратно истолковал мою гримасу — словно она была адресована Уэллсу.

— Он пользуется успехом: Многие сравнивают его с вами.

— Сравнение неудачное. Его рассказы не базируются на научной основе. Я опираюсь на достижения физики. А он просто придумывает.

— В условиях кризиса…

— Я отправляюсь на Луну в пушечном ядре. Он — в летательном аппарате, который выполнен из металла, неподвластного гравитации. Это было бы здорово — но покажите мне такой металл! Пусть мистер Уэллс предъявит его публике!

Бошамп нервно сморгнул.

— Совершенно с вами согласен. Но ведь наша наука оказалась неспособна справиться с самой неотложной задачей — защитить нас от вторгшихся чудовищ!

Мы пошли дальше, минуя толпу жаждущих поклониться гробнице Наполеона, и продвинулись довольно далеко по улице Варенн — за рекой уже был виден дворец Пти-пале, — когда я сказал:

— Конечно, мы технически отстали от этих зловредных тварей. Но не так уж далеко — на век, быть может, на два…

— Ну нет, конечно, больше! Перелет между двумя мирами…

— …может быть осуществлен несколькими способами, и мы в состоянии их понять.

— Что вы думаете о взрывах, которые астрономы наблюдали на поверхности красной планеты ранее? Теперь ученые считают, что это были вспышки при запуске марсианского флота вторжения. Мы такой мощью, конечно же, пока не располагаем.

От подобного возражения я попросту отмахнулся.

— Этот эффект я предвидел давным-давно в романе «С Земли на Луну». Разрешите напомнить, что он опубликован тридцать три года назад, когда в Америке едва закончилась гражданская война.

— Вы полагаете, астрономы наблюдали выстрелы из исполинской марсианской пушки?

— Разумеется! Конструируя свой лунный корабль, я прибегал к новым инженерным решениям и приспособлениям. Мне было ясно, что снаряды не могут быть стальными, как конструкции Эйфеля. Вот я и предположил, что будут найдены способы отливать их из алюминия. Принципиально, — я вновь махнул рукой, — в этом нет ничего невозможного, технические трудности можно решить…

Ветер переменился, и теперь я с удовольствием вдыхал крутые кухонные ароматы города кулинаров. Чеснок, шипящие на сковородах овощи, дразнящие запахи разнообразного мяса — какой контраст с ужасом, надвигающимся на город и уже завладевшим нашим сознанием! На улице Сен-Гренель я заглянул в одно из бесчисленных крошечных кафе. Озабоченные лица мрачно переглядывались со своими отражениями в широких цинковых стойках, заляпанных абсентом. Вино потоками лилось в жадные глотки, порывами налетали невнятные шепотки. Бошамп тоже понизил голос, но продолжил прежнюю тему:

— Стало быть, марсиане воспользовались артиллерией, тягловой силой любых сражений?

— Не обязательно, есть и другие средства, — ответил я.

— Вы про свои дирижабли?

— Не притворяйтесь невеждой, Бошамп! Вы отлично знаете, что в межпланетном пространстве нет воздуха.

— А тогда как же они ухитряются маневрировать? Они оказались в Азии, в Африке, свалились на американцев и на наших достойных соседей — британцев. Они контролировали места посадок, все было спланировано тщательным образом…

— Ракеты — вот в чем дело! В моем первоначальном проекте использовать пушку был дефект — теперь я понимаю, что пассажиров в момент выстрела расплющило бы в лепешку. Если использовать более медленное расширение вещества, подобная участь им не грозит.

— Но как проложить курс между планетами? Нужна невероятная точность!

— Важно выработать общую концепцию, а за изобретателями дело не станет. Не пройдет и столетия, как ракеты начнут взлетать в небеса даже с нашей планеты. Ручаюсь, Бошамп, так и будет!

— При условии, что мы уцелеем в ближайшие две недели, — заметил он мрачно. — А уж о столетии лучше и не заикаться…

— Чтобы уцелеть, следует начать размышлять. Следует охватить мыслью весь круг вероятностей.

С этими словами я взмахнул свернутым зонтом, повел им вокруг себя и вдоль улицы Ренн к поднимающемуся на юге холму Монпарнас. Непроизвольно я проводил кончик зонта взглядом — и таким образом оказался в числе первых, кто приметил одну из марсианских машин, поднявшуюся, как исполинское насекомое, над обреченным холмом.

В человеческой натуре есть нечто, навязывающее нам отвращение к необычному и неестественному. Мы тяготеем к парности — две руки, две ноги, два глаза, два уха, даже два соска (если затронуть предмет столь деликатный — но примите во внимание, что я остаюсь объективным человеком науки). Парность представляется нам существенной, кроме случаев, когда Природа диктует не парность, а единственность: у нас один рот и один орган размножения. Так или иначе, наши биологические особенности воспринимаются как единственно естественные, и то обстоятельство, что агрессорам свойственна тройственность, внушает любому жителю Земли инстинктивный ужас. И никому не надо ничего объяснять, что это чуждые нам существа, причем чуждые в худшем смысле слова.

— Они прорвались! — вскричал я. — Похоже, фронт не выдержал!

Толпа вокруг нас заметила тот же кошмарный силуэт, нависший над копотью вокзала Монпарнас. Мужчины забегали, женщины завыли — а самые храбрые, вне зависимости от пола, бросились навстречу опасности, к последней хлипкой линии обороны города, туда, откуда доносился треск ружейного огня.

По обоюдному молчаливому согласию Бошамп и я воздержались от участия в общей суете. Два старика, у которых чувство собственного достоинства давно перевесило физическую силу, — мы могли пригодиться сейчас разве что своим жизненным опытом и закаленным умом.

— Берегитесь лучей, — произнес я бесстрастно.

Вынужден признать, что я старался сохранить рассудок, да и решимость, цепляясь за детали, как утопающий за соломинку. Мы впервые видели своими глазами, как безжалостные тепловые потоки хлещут по поездам, поджигая вагоны, взрывая локомотивы в одно мгновение.

— Кажется, их лучи похожи на волны Герца? — предположил Бошамп, впрочем, не слишком уверенно.

Помнится, мы все были очень увлечены этим замечательным германским открытием и первыми опытами по его применению для связи без проводов. И все-таки даже меня идея Бошампа заставила вздрогнуть — еще бы, если подобные волны можно сконцентрировать в испепеляющие лучи…

— Может быть, — согласился я. — Если верить легендам, Архимед сконцентрировал световые лучи, чтобы отбросить корабли римлян от Сиракуз. Но волны, открытые Герцем, метровой длины, и энергии в них не больше, чем во взмахе мушиного крыла. А здесь…

Я буквально подпрыгнул, утратив всякий самоконтроль, когда к западу от первой боевой машины показалась вторая, еще большая, почти величественная. Она также извергала ярко-красные разрушительные лучи, расплескивая пламя по всему южному горизонту; казалось, луч играет со строениями, как кошка с мышью.

— Нам никогда не справиться с такой силищей, — мрачно изрек Бошамп.

— Конечно, времени у нас мало, — согласился я. — Но вам, мой друг, удалось направить мои размышления в определенное русло…

Люди вокруг нас суетились в нескрываемой панике. Экипажи мчались, не обращая внимания на пешеходов, перебегающих улицы. Лошадей нещадно стегали, и они неслись сумасшедшим галопом. Я развернул колумбийскую сигару — ситуация требовала ясности мысли, и нельзя доказать превосходство ума, не выказав характера и мужества.

— Нет, — сказал я, — тут нужно нечто иное. Не волны Герца, но, возможно, что-то с ними связанное…

• Предыдущая
• 2/8
• Следующая