Гектор Сервадак - Верн Жюль Габриэль - Страница 37

• Предыдущая
• 37/84
• Следующая

Подойдя к выходу из галереи, Сервадак и его спутники увидели, что все столпились на скалах, а Бен-Зуф в несказанном восторге замер, указывая рукой на небо.

— Ах, господин генерал-губернатор! Ах, монсеньер! — восклицал он в неописуемой радости.

— Ну же! Что там такое? — спросил капитан Сервадак.

— Луна! — отвечал Бен-Зуф.

Он сказал правду: из вечерней мглы выплыла Луна, впервые за все это время взойдя на небосклоне Галлии.

Луна! Но если это Луна, то почему ее не было до нынешнего вечера? А если сейчас она явилась снова, то откуда? До сих пор Галлию в ее обращении вокруг Солнца не сопровождал никакой спутник. Неужели же вероломная Диана изменила Земле и перешла на службу к новому светилу?

— Нет, это немыслимо! — сказал лейтенант Прокофьев. — Земля удалена от нас на многие миллионы лье, и Луна по-прежнему тяготеет к ней!

— Ах, лейтенант, — ответил Гектор Сервадак, — что мы знаем? Разве нельзя предположить, что Луна с недавних пор попала в сферу притяжения Галлии и стала ее спутником?

— Тогда бы она появилась раньше, — возразил граф, — и нам не пришлось бы ждать три месяца ее появления на этом горизонте.

— Что поделать, — сказал Сервадак, — по чести говоря, все, что с нами здесь происходит, более чем странно!

— Господин Сервадак, — вмешался лейтенант Прокофьев, — невозможно принять гипотезу, будто Галлия обладает столь мощной силой притяжения, что способна перетянуть к себе земного спутника!

— Хорошо, лейтенант, — ответил Сервадак, — а кто нам докажет, что те самые силы, которые оторвали нас от земного шара, не могли заодно совратить с пути истинного и Луну. Блуждая в пространствах солнечной системы, она пристала к нам и…

— Нет, нет, капитан, — прервал его Прокофьев, — есть совершенно неопровержимый довод против вас!

— Какой же?

— Масса Галлии бесспорно меньше массы спутника Земли, поэтому не Луна должна была бы стать спутником Галлии, а наоборот — Галлия стала бы спутником Луны!

— С этим я, пожалуй, соглашусь, — ответил Сервадак. — Тогда как доказать, что мы не стали луной Луны и не сопровождаем земного спутника по межпланетному миру, если ему была предназначена новая орбита?

— Вам очень хочется, чтобы я опроверг и эту гипотезу? — спросил лейтенант Прокофьев.

— Нет, — улыбнулся капитан Сервадак, — потому что, если наш астероид действительно только спутник спутника, ему не понадобилось бы три месяца, чтобы пройти полпути вокруг Луны, и мы бы уже неоднократно видели ее после катастрофы.

Тем временем спутник Галлии, пока о нем спорили, быстро поднимался над горизонтом, что подтверждало последний довод Сервадака. Теперь планета вполне поддавалась наблюдению, и когда принесли подзорные трубы, стало совершенно ясно, что это отнюдь не прежняя Луна, не Феба земных ночей.

Дело в том, что хотя спутник Галлии и находился к ней ближе, чем Луна к Земле, он казался гораздо меньше Луны, — поверхность его была примерно раз в десять меньше земного спутника. Итак, сателлит Галлии представлял собой лишь уменьшенную копию Луны и так слабо отражал солнечный свет, что не затмил бы даже звезд восьмой величины. Галлийская луна взошла на западе как раз в точке противостояния с дневным светилом, — следовательно, было полнолуние. Спутать эту планету с Луной сейчас уже не смог бы никто. Сервадак поневоле признал, что на диске его нет ни морей, ни борозд, ни кратеров, ни гор — словом, ни одной из тех особенностей рельефа, так ясно видных в лунных картах. То не был кроткий лик Аполлоновой сестры, по одним преданиям — свежей и юной, по другим — старой и морщинистой, которая уже столько веков бесстрастно созерцает бытие смертных в подлунном мире.

Следовательно, на небосклоне сияла какая-то особенная луна, — по предположению графа, это мог быть астероид, притянутый Галлией, когда она проходила через пояс малых планет. Что же это за светило? Принадлежит ли оно к разряду ста шестидесяти девяти малых планет, уже подсчитанных современными астрономами, либо к другой, еще неизвестной их разновидности? Впоследствии, вероятно, удастся узнать и это. Существуют совсем крохотные астероиды, и хороший ходок мог бы за сутки совершить пешком кругосветное путешествие по такому астероиду. Их масса значительно меньше массы Галлии, и сила ее притяжения способна была повлиять на это крошечное светило.

Первая ночь в Улье Нины прошла спокойно. На следующий день был окончательно установлен общий распорядок. «Монсеньер губернатор», как титуловал капитана Бен-Зуф, не терпел безделья. Пуще всего он боялся вредных последствий праздности. Поэтому он самым тщательным образом распределил ежедневные обязанности между всеми колонистами; работа нашлась для каждого. Много труда требовал уход за скотом. Кроме того, заготовление пищи впрок, рыбная ловля, пока море еще не замерзло, очистка подземных галерей, которые надо было сделать пригодными для жилья, — словом, множество ежедневно возникавших забот не позволяло никому сидеть сложа руки.

Надо сказать, что в маленькой колонии царило полное согласие. Русские и испанцы прекрасно ладили между собой и понемногу стали уже изъясняться на французском языке, так как он был признан официальным языком Галлии. Сервадак начал заниматься по всем предметам с Пабло и Ниной. А по части забав незаменим был Бен-Зуф. Он не только познакомил детей со своим родным языком, но и выучил их говорить на самом изысканном парижском диалекте. Он обещал сверх того, что поедет с ними в город, расположенный «у подножья горы», которому нет равных на свете. Бен-Зуф рисовал его в самых радужных красках, и читателю нетрудно догадаться, какой город подразумевал восторженный наставник Нины и Пабло.

К этому же времени удалось разрешить и один из вопросов этикета.

Как читатель помнит, Бен-Зуф представил вновь прибывшим жителям Галлии своего капитана в качестве генерал-губернатора колонии. Но не довольствуясь этим званием, Бен-Зуф кстати и некстати величал его «монсеньером». Гектор Сервадак, которому надоел этот неуместный титул, запретил Бен-Зуфу так его называть.

— А все-таки, монсеньер? — всякий раз отвечал Бен-Зуф.

— Замолчишь ли ты, дубина!

— Так точно, монсеньер!

Однажды, не найдя иного способа обуздать Бен-Зуфа, Сервадак сказал:

— Послушай, ты перестанешь называть меня монсеньером?

— Как вам угодно, монсеньер, — ответил Бен-Зуф.

— Да знаешь ли ты, упрямая твоя голова, какой проступок ты совершаешь?

— Нет, монсеньер.

— Так ты даже не знаешь, что значит это слово, и употребляешь его, не понимая смысла?

— Да, монсеньер.

— Так вот, — это слово по-латыни означает «мой старик», и, обращаясь так к своему начальнику, ты нарушаешь субординацию.

И уверяю вас, после этого урока из словаря Бен-Зуфа навсегда исчез титул, присвоенный капитану.

Между тем суровые холода, ожидавшиеся во второй половине марта, все не наступали, и новоселы, которым морозы грозили заточением в Улье Нины, даже совершали прогулки по побережью и вглубь нового материка. Они обследовали его в радиусе пяти-шести километров от Теплой Земли, но кругом простиралась все та же мрачная каменная пустыня, лишенная даже признака растительности. Замерзшие тоненькие ручейки и выпавший кое-где снег говорили о том, что на поверхности Галлии есть вода. Но сколько веков должно было пройти, чтобы в этом каменистом грунте могла пробить себе русло река и докатиться до моря! И что представлял собой тот однородный массив, которому галлийцы дали название Теплой Земли? Остров? Материк? Простирался ли он вплоть до Южного полюса? Галлийцы были лишены возможности ответить на этот вопрос, ибо никакая экспедиция не смогла бы пробраться сквозь непроходимый лес кристаллов.

Правда, капитан Сервадак и граф Тимашев составили себе общее представление о местности, осмотрев ее с вершины вулкана, расположенного на крайней оконечности мыса Теплой Земли. Высота вулкана достигала приблизительно девятисот или тысячи метров над уровнем моря. Это была огромная глыба сравнительно правильной формы, напоминающей форму усеченного конуса. У самого среза верхушки открывался узкий кратер, откуда извергалась расплавленная масса; над кратером клубился столб испарений, словно исполинский султан на шляпе.

• Предыдущая
• 37/84
• Следующая