Гектор Сервадак - Верн Жюль Габриэль - Страница 11

• Предыдущая
• 11/84
• Следующая

— Если это Луна, — сказал он, — то надо признать, что она значительно дальше от нас, чем прежде! Теперь ее расстояние от Земли исчисляется не тысячами, а миллионами лье!

После тщательного наблюдения капитан Сервадак уверился в том, что перед ним не Луна. Он не находил на этом потускневшем диске знакомой игры света и тени, придающей Луне сходство с человеческим лицом. Он не обнаружил никаких следов равнин или морей, ни тех борозд, которыми окружен, словно светлыми лучами, великолепный лунный кратер Тихо.

— Ну нет, это не Луна, — сказал он.

— Почему же? — спросил Бен-Зуф, чрезвычайно дороживший своим открытием.

— Потому что у этого светила есть свой спутник, своя маленькая луна!

И в самом деле: в поле зрения подзорной трубы появилась довольно ясно различимая светящаяся точка; так иногда выглядит какой-нибудь спутник Юпитера, наблюдаемый с помощью не очень сильного оптического прибора.

— Но если это не Луна, то что же это такое? — вскричал капитан Сервадак, топнув ногой. — Это не Венера и не Меркурий, — у них нет спутников! И тем не менее это некая планета, орбита которой находится внутри орбиты Земли, — ведь она тоже сопровождает Солнце в его видимом движении. Тьфу ты, пропасть! Если это не Венера и не Меркурий, то это может быть только Луна, а если это Луна, то где и за каким чертом она стащила себе спутника?

Скоро снова взошло солнце, и рой звезд померк в его ослепительных лучах. Продолжать наблюдения было уже невозможно. Пришлось отложить их до ночи, если только небо не будет облачным.

Что до диска, свет которого проник ночью сквозь пелену облаков, то капитан Сервадак тщетно искал его следы. Он исчез либо потому, что отдалился на очень большое расстояние, либо потому, что по ходу своего движения отклонился в сторону, оказавшись вне поля видимости.

Наступила поистине прекрасная погода. Ветер перебросился на запад, вернее, туда, где раньше находился запад, а затем совершенно утих. Солнце аккуратно всходило на новом горизонте и заходило с противоположной стороны. День и ночь с математической точностью сменялись ровно через шесть часов, так как солнце не отклонялось от линии нового экватора, проходившего теперь через остров Гурби.

При этом температура воздуха непрерывно возрастала. Капитан Сервадак по нескольку раз в день справлялся с термометром, висевшим у него в комнате, и 15 января установил, что термометр показывает в тени +50o по Цельсию.

Разумеется, пока гурби еще не был поднят из развалин, Сервадак и Бен-Зуф приспособили под жилье лучшую комнату в караульне. В первые дождливые дни ее каменные стены защищали от ливней, а теперь спасали от полуденного зноя. Жара становилась тем нестерпимей, что солнце светило при совершенно безоблачном небе и, пожалуй, даже Сенегалия и экваториальная часть Африки никогда еще не подвергались такому беспрерывному жару солнечных лучей. Если бы температура продолжала держаться на том же уровне, то выгорела бы вся растительность острова.

Верный своим привычкам, Бен-Зуф не выказывал удивления по поводу нестерпимой жары, но пот, катившийся с него градом, был красноречивей всяких слов. Не вняв уговорам капитана, он отказался покинуть свой наблюдательный пост на береговом утесе и добросовестно продолжал поджариваться на солнце, не спуская глаз со Средиземного моря, безмятежно-спокойного, как озеро, и по-прежнему пустынного. Если Бен-Зуф мог безнаказанно выносить отвесные лучи полуденного солнца, то верно потому, что кожа у него была дубленая, а череп бронированный.

Однажды, увидев Бен-Зуфа «на вахте», капитан Сервадак заметил:

— Ах вот оно что! Оказывается, ты родился в Габоне?

На что получил ответ:

— Никак нет, господин капитан, на Монмартре, но там в точности как здесь!

А уж если наш доблестный Бен-Зуф утверждал, что на милом его сердцу Монмартрском холме тропический климат, то спорить было бесполезно.

Палящая жара повлияла, разумеется, и на растительность острова Гурби; последствия изменения климата сказались на всей природе. В несколько дней соки, устремившись от корней к кронам деревьев, пробудили жизнь даже в самых верхних ветвях; лопнули почки, появилась листва, расцвели цветы, созрели плоды. То же самое происходило с хлебными злаками. Маис и пшеница росли буквально на глазах, густая трава ковром покрывала луга. Сенокос, жатва и сбор плодов совпали: быстротечное лето и осень стали одним временем года.

Жаль, что капитан Сервадак не разбирался в космографии хоть немного лучше! Он бы сказал:

«Если наклон земной оси изменился и если, судя по всем данным, земная ось образует прямой угол с эклиптикой, то теперь у нас установится такой же порядок, как на Юпитере: вместо смены времен года установятся пояса с постоянным климатом, в которых зима либо весна, лето либо осень будут продолжаться вечно».

Затем Сервадак непременно добавил бы:

«Но, клянусь винами Гасконии, не пора ли узнать, чему мы обязаны такими переменами?»

Однако столь ранний урожай ставил Сервадака и Бен-Зуфа в затруднительное положение. Дел было так много, что рук не хватало; не помогла бы и поголовная мобилизация всего «населения» острова. Кроме того, необычайная жара мешала работать без перерыва. Правда, островитяне считали, что время терпит. Запасы в Гурби были в изобилии, к тому же сейчас при спокойном море и ясной погоде можно было надеяться, что у острова появится корабль. Обычно в этой части Средиземного моря царило оживление: сюда заходили либо французские корабли, несущие службу у берегов, либо каботажные судна различных государств, которые поддерживали постоянную связь с самыми отдаленными уголками побережья.

Островитяне рассуждали правильно, а все-таки на море почему-то не показывался ни один корабль, и Бен-Зуф без всякой пользы испекся бы заживо на раскаленных скалах, если бы его не спасал сооруженный им зонт.

Тем временем капитан тщетно пытался восстановить в своей памяти познания, полученные в коллеже и Военно-инженерном училище. Он погрузился в расчеты, с ожесточением стремясь точно установить новое положение земного сфероида в мировом пространстве, но так и не преуспел в этом. А между тем он должен был бы прийти к мысли, что если Земля теперь вращается вокруг своей оси в обратном направлении, то соответственно изменилось и ее движение вокруг Солнца; следовательно, продолжительность года также стала иной: она либо увеличилась, либо уменьшилась.

Действительно, Земля явно приближалась к дневному светилу. Ее орбита, очевидно, сместилась, что подтверждалось не только непрерывно растущим повышением температуры, но и новыми наблюдениями капитана Сервадака, показавшими, что земной шар приближается к своему центру притяжения.

Дело в том, что теперь диаметр Солнца был вдвое больше по сравнению с солнечным диском, виденным с Земли невооруженным глазом до наступления катастрофы. Такой громадный диск можно было бы наблюдать с поверхности Венеры, то есть с расстояния в двадцать пять миллионов лье от Солнца. Отсюда следовало, что Земля удалена теперь от Солнца только на двадцать пять миллионов лье вместо прежних тридцати восьми миллионов. Оставалось узнать, не сократится ли еще больше расстояние между Землею и Солнцем; в таком случае, потеряв равновесие, земной шар будет притянут Солнцем. И это было бы гибелью Земли.

В те ясные дни вести наблюдение за небом не составляло никакого труда, но и ночи стояли такие ясные, что перед Гектором Сервадаком открывался целый мир светил во всем его великолепии. Звезды и планеты были рассыпаны по небу, словно светящиеся буквы необъятной азбуки вселенной, которые капитан, как ни бился, не мог сложить в слова и строки. Разумеется, Сервадак не открыл бы ничего нового ни в величине звезд, ни в их удаленности друг от друга. Известно, что Солнце, стремящееся к созвездию Геркулеса со скоростью шестидесяти миллионов лье в год, до сих пор приблизилось к нему лишь на ничтожно малый отрезок всего пути, настолько велико расстояние между ним и этим созвездием. То же самое можно сказать и об Арктуре, несущемся в мировом пространстве со скоростью двадцати двух лье в секунду, иначе говоря, втрое быстрее Земли.

• Предыдущая
• 11/84
• Следующая