Красный Бубен - Белобров Владимир Сергеевич - Страница 6

• Предыдущая
• 6/147
• Следующая

– К ночи не поминай, а то накличешь, – Колчанов огляделся, и ему опять показалось, что чучело ожило и усмехается нарисованным ртом. – Ладно, – он схватился за куст и, дернув что есть мочи, вырвал его.

Картошка, висевшая на ботве, была гигантского размера, каждая величиной с небольшую голову.

– Ни хэ себе! – хохотнул Колчанов. – Вот так бульба! – Он стряхнул картошку об землю и руками полез в лунку посмотреть, не осталось ли там еще.

Вдруг лицо Колчанова вытянулось, а брови поползли вверх.

– Петька, – выдавил он сиплым голосом, – меня что-то схватило и вниз тянет! Помоги!

Петька увидел, как Колчанова всего дернуло и как он напрягся, сопротивляясь неведомой силе.

Петька растерялся. Он держал велосипед и боялся почему-то его отпустить.

– Петька! – закричал Колчанов, подняв перекошенное лицо.

– Помоги, Петька-а-а! – Он опять дернулся и ушел в землю по плечи. – По-мо-ги-те! У-би-ва-ют!

Углов хотел помочь, но словно прирос к велосипеду и не мог пошевелиться.

Голова Колчанова отогнулась назад, как у человека, которого засасывает в болото, и он из последних сил старается оставить нос и рот на поверхности. Колчанов растопырил ноги, стараясь зацепиться ими за ботву. Но ноги все равно скользили к лунке.

– Ой! Больно! Больно, бляха-муха! – заорал он на всю округу. – Руки отпусти, сука! Сука-бл…

Крик оборвался на полуслове.

Колчанова сильно дернуло, и его голова ушла в землю. На поверхности остались только рваные офицерские брюки да голенища яловых сапог – наследство погибшего сына. Еще рывок – и из земли торчат только подошвы. Еще рывок – и земля с краев посыпалась в опустевшую зловещую лунку…

Заухал вдалеке над лесом филин.

Петька вздрогнул. По его лицу пробежала судорога, как будто он проснулся среди ночи в глубоком похмелье. Захотелось блевануть. Петька мотнул головой, стряхивая оцепенение.

А может, и не было ничего? Может, всё ему только показалось? Ведь он же современный человек и понимает, что такого в жизни не бывает, а бывает только в кино и в иностранных книжках. Такими историями пугают друг друга перед сном дети. Такой страшилкой хорошо припугнуть бабу-дуру, потому что, как показывает практика, они с перепугу лучше пялятся.

Петьке изо всех сил хотелось так думать, чтобы не свихнуться. Но что же он держит в руках? Откуда тогда у него в руках руль велосипеда Колчанова? Откуда взялась сумка на кустах картошки и откуда лежит рядом саперная лопатка?

Углова крупно затрясло, зубы во рту бешено застучали. Велосипед упал на землю.

– Бзынь-нь-нь! – звякнул звонок.

– Ух-ху-ху! – заухал снова над лесом филин.

Петька поднял к темному небу белое от ужаса лицо. С неба на него смотрела зловещая луна. Ее круглый диск навис над полем, как будто специально для того, чтобы охвативший Петьку Углова ужас перешел в истерическую панику.

Петька заорал бессмысленный звук, обхватил голову руками и кинулся прочь через картофельное поле. Он налетел на чучело и сшиб его на землю. На голове у Углова осталась дырявая шляпа пугала. Но Петька этого не заметил, он бежал и бежал, не разбирая дороги и хрипя, как напуганная лошадь. Ему мерещилось, что сзади за ним катятся гигантские картофелины, а ботва тянет к нему свои ветки, чтобы схватить Углова за ноги и утянуть вслед за Колчановым под землю.

Не помня как, Петька добежал до дома, влетел в избу, задвинул засов, накинул крючок и подпер дверь бревном. Потом кинулся к печке, вытащил из-за нее четверть и прямо из горлышка выхлестал грамм триста-четыреста.

Потихонечку он начал успокаиваться. Поставил бутылку на стол, сел напротив и смотрел на нее не отрываясь. Потом налил стакан, выпил медленно, поставил рядом с бутылкой и уставился теперь на стакан. Вздохнул. Почесал лоб и почувствовал на голове чужой головной убор. Осторожно снял его и осмотрел. Он не мог сообразить – что это за дырявая шляпа и откуда она взялась на его голове. Тогда Петька положил шляпу на стол рядом со стаканом и долго на нее смотрел. Потом налил себе еще, выпил и, размахнувшись, швырнул стакан об печку. Стакан разлетелся на мелкие осколки. Несколько осколков отлетело Петьке на грудь. Он стряхнул стекло, допил остатки самогона прямо из бутылки, послал бутылку вслед за стаканом, а сам застонал и уронил голову на стол.

Дед Семен проснулся от холода. Он открыл глаза и увидел над собой кровавый лунный диск. В его возрасте спать на улице по такой погоде было не очень-то полезно. Дед поежился, сел и почувствовал вспышку внезапной боли в затылке.

– Топтаный павлин! – вырвалось у Абатурова. Он поднял полешко, на котором лежала голова, и осмотрел. Пучок седых волос остался на полене, прилипнув к смоле.

– Я бы тому чудозвону, – сказал дед вслух, – который мне это полено подложил под голову, вставил бы его с удовольствием в сраку! – Он размахнулся и отшвырнул деревяшку в кусты.

С кряхтением поднялся на ноги. Кости ломило. Руки и ноги двигались с трудом. Возраст уже не тот, а тут еще нажрался, как молодой, на сырой земле полежал и всё такое…

Дед Семен подошел к берегу, нагнулся и плеснул в лицо воды.

По воде пошли круги, и деду показалось, что между его вибрирующим отражением и вибрирующим отражением луны втиснулась еще какая-то вибрирующая тень.

Дед Семен охнул и обернулся. Но ничего такого не заметил.

– Руки-ноги не ходют, – сказал он вслух, – и глаза не видют! Ё-пэ-рэ-сэ-тэ!

И пошел прочь.

Он шел и думал, что жизнь, которая оказалось такой короткой и тяжелой, практически подходила к концу, он устал за нее, а помирать все-таки не хотелось, потому что почти ничего интересного не успел дед Семен получить от жизни.

Он остановился, вздохнул и сказал вслух:

– Эх!

И пошел дальше.

Родился дед Семен в этой же деревне, подрос, начал работать в колхозе, потом война, потом вернулся и думал, что теперь-то начнется жизнь… А она так и не началась. До пенсии дотянул, а жизни не почувствовал. Ну женился после войны на Нюрке… Нормальная, в общем, баба, не хуже, чем у других… Только родить никого не смогла… А так, всё как у людей – не лучше и не хуже… И обижаться вроде бы не на что… Однако почему-то было обидно деду Семену, что жизнь прошла как-то зря и неинтересно. Когда-то дед Семен собирался пойти работать в Уголовный Розыск, но Нюрка не пустила… Дед Семен вздохнул. Ему стало жаль, что он не смог тогда проявить характер. Если бы он устроился в УгРо, жизнь была бы куда как интереснее… Погони за бандитами, перестрелки, операции, слежка и всё такое. Вот это настоящая была бы жизнь! И если бы его даже убили на задании враги, он бы и умер, как герой, с удовольствием и сознанием – зачем он умирает, сознанием, что геройская жизнь прожита не зря и заканчивается очень интересно. Возможно, после его такой смерти, деревню Красный Бубен переименовали б даже в честь деда Семена в Абатурово.

• Предыдущая
• 6/147
• Следующая