Красный Бубен - Белобров Владимир Сергеевич - Страница 50

• Предыдущая
• 50/147
• Следующая

– Всё тебе не так – в машине не так, в подвале не так, в подъезде не так, на чердаке не так! Я не пойму, чего ты хочешь вообще!

– Тихо-тихо! Что ты расшумелся… Успокойся… Всё так… Просто пахнет нехорошо…

– Как будто ты этого никогда не нюхала!..

– Фи…

– Чё фи? Знаешь, Вика, как в народе говорят? Как в Ипатьевском колхозе девок жарят на навозе… У нас в деревне, маманя где моя живет, самое милое дело в коровнике… А там знаешь, какая вонь? Это, я так считаю, хорошо проверяет чувства. Если можешь с парнем в таком говнище, значит, точно его любишь. И наоборот, у мужика, если он бабу не любит, то у него в таком говне никогда не встанет как следует. А у меня смотри как воздвигнулся. Как у Ленина.

– Почему у Ленина?

– Так говорят…

– Ой, Витюша, понежнее!.. Больно немного…

Полушкина тихонько застонала. В стенку заехали локтем.

Георгий Адамович боялся вдохнуть-выдохнуть. Он испытывал сложные чувства. У него у самого с Вероникой Александровной Полушкиной кое-что было. Однажды, когда Дегенгард получал зарплату, Вероника попросила показать ей «самые выдающиеся» экспонаты из запасников. Дегенгард повел ее в подвал и там, как-то само собой, это случилось. Он показывал Веронике картину Рубенса с обнаженными фигурами сатиров и наяд. И это зрелище так на них подействовало, что они буквально сорвали с себя одежды и кинулись друг другу в обьятия. Еще несколько раз Вероника приходила к нему в подвал. Они беседовали про искусство, а заканчивалось интимом. Потом Георгий Адамович испугался, что это зайдет слишком далеко, а он не хотел изменять своей жене Раисе, с которой прожил всю жизнь и которую очень уважал. Несколько раз, когда Вероника предлагала зайти к нему поговорить про искусство, Дегенгард сказался занятым, а потом как-то само собой это прекратилось. Георгий Адамович подумал нехорошую мысль, что Полушкина нашла себе кого-то еще. Но он прогнал эту мысль как недостойную отношения к женщине.

И вот теперь он сидел в не очень уютном месте и думал не очень достойные мысли про женщин.

Ноги затекли, и Георгий Адамович, так и не докончив того, зачем он сюда пришел, осторожно, стараясь не шуметь, встал, сделал шаг назад, прислонился спиной к трубе и скрестил на груди руки. Было гадко. Всю жизнь Дегенгард старался думать о людях лучше, но люди не оправдывали его ожиданий. Всякий раз они разочаровывали Георгия Адамовича своим недостойным поведением.

Из соседней кабинки доносилось прерывистое дыхание.

Вот что нужно женщине! Ей не нужно Рубенса, ей нужно, чтобы ее завели в туалет и грубо изнасиловали над толчком!

Из проржавевшего сливного бачка за шиворот Дегенгарду капали холодные капли. Он резко подался вперед и ощутил, как мокрая рубашка неприятно прилипла к спине.

А что, собственно, я здесь делаю?! Почему я должен терпеть это свинство?! Почему я не могу немедленно выйти из кабинки и хлопнуть дверью?! Почему?!

Дегенгард схватился рукой за шпингалет, но тут услышал вот что:

– Фух!.. Вот я про маманю вспомнил, – сказал Витя, – и меня разобрало так… Сердечно разобрало… Давно я у мамани в деревне не был… Эх… Сволочь я… Забыл я маманьку свою и свой Красный Бубен…

Дегенгард застыл. Витек за перегородкой шмыгнул носом…

Иногда судьба оставляет нам находки в самых неожиданных местах. Мог ли Георгий Адамович подумать, что сидя на корточках в нечистом туалете, он услышит название места, ставшего для него средоточием всех помыслов и надежд. Да… Иной раз судьба выкидывает такие штуки, что и поверить-то потом невозможно. Когда слышишь о подобных совпадениях, думаешь – врут, так в жизни не бывает… Обычно, не бывает. Но иногда бывает… Очень редко…

Георгий Адамович сидел на распутье. У него было несколько вариантов. Один вариант – бесшумно выбраться из туалета.

Второй – специально чем-нибудь загреметь и напугать извращенцев, чтоб им неповадно было. (Какого черта я должен проявлять деликатность в сторону тех, кто совокупляется в туалете?!) Третий вариант – пересидеть любовников в кабинке, подождать, пока они не уберутся первыми. Этот вариант казался самым простым и правильным, потому что Георгию Адамовичу Витек теперь мог пригодиться, и портить с ним отношения, несмотря на то, что он такой свинья, было бы стратегически неверно. Но у Дегенгарда так затекли ноги и так противно прилипала к спине мокрая и холодная рубашка, что терпеть дальше не было сил. Тем более, у него появились кое-какие мысли, реализация которых могла поменять ситуацию, не прибегая к помощи этой гориллы…

Стараясь не шуметь, Дегенгард покинул туалет и решил к себе в комнату пока не возвращаться, а пройтись по улице, чтобы подышать свежим воздухом и дать рубашке высохнуть.

– Игорь Степанович, – сказал он, проходя мимо Хомякова, – я на полчасика…

– Сигарет мне купи, – попросил Хомяков. – «Яву».

– Ага.

– Денег тебе дать?

– Потом рассчитаемся.

Май выдался теплым. Такого мая Георгий Адамович давно не помнил. Еще неделю такой погоды – и зацветет сирень. Дегенгард любил сирень. Ему нравились эти душистые ароматные цветы, налитые соками весенней свежести. Такие простые, но такие трогательные, что прикоснувшись к ним, сразу чувствуешь – жизнь вечна. Георгий Адамович читал в одной исторической книге, как один голландский специалист, попавший в Россию при Петре Первом, впервые увидев сирень, сравнил ее с гиацинтом. Голландец говорил, что сирень является примитивной разновидностью гиацинта, которая растет на дереве. Дегенгард не мог согласиться с таким утверждением. Он несколько раз про себя спорил со своим историческим оппонентом и приводил разные кудреватые выражения в духе Жан-Жака Руссо, почему сирень ни в чем не уступает и даже превосходит западноевропейский цветок. Дегенгард прокручивал в голове десятки доводов, подтвержденных цитатами, стихами и картинами, говорившими в его пользу.

Георгий Адамович присел на лавку напротив фонтана. Снял пиджак, положил его на колени. Теплые солнечные лучи ласково грели спину. От рубашки поднимался пар. У фонтана играли дети. Маленький мальчик перегнулся через бортик и таскал за веревочку пластмассовую лодку. Второй мальчик макал в воду железный грузовик. Студенты со студентками пили пиво. Студентки сняли туфельки и опустили ноги в воду. Студенты громко смеялись глупым шуткам. До Дегенгарда доносились обрывки их бессмысленных разговоров…

Дегенгард щурился на весенний пейзаж и думал: Неплохая бы могла получиться картина, если бы мастер, например, Коровин, приложил к ней свою кисть… Еще бы убрать отсюда кое-что лишнее… например, студентов с пивом или хотя бы пиво из рук…

От мыслей его отвлек грузно опустившийся рядом пенсионер с палкой. На голове у него была надета устаревшего фасона фетровая шляпа. Когда-то (Георгий Адамович хорошо это почему-то запомнил) такие шляпы стоили приличных денег, и купить ее мог не каждый. Костюм на пенсионере тоже был из дорогой материи, но опять же устаревшего фасона и сильно поношенный. Локти блестели, а кое-где виднелась аккуратная штопка. Пенсионер положил подбородок на палку и сказал:

– О-хо-хо… Плохие времена, – покосился на Георгия Адамовича, и на его лице появилось выражение удовлетворения тем, что его соседом по лавке оказался тоже пожилой человек, который способен понять, о чем он вздыхает.

Дегенгард кивнул, но промолчал, потому что тоже понял, кто присел рядом, и не хотел вступать в беседу с подобным субъектом.

Однако пенсионер истолковал кивок Дегенгарда как ответ и продолжил:

– Да… Говно… Одно кругом говно теперь… Вылезло говно и всё засрало…

Дегенгард вспомнил про туалет, из которого вышел, и машинально кивнул.

Лицо пенсионера потеплело:

– Точно, а?.. Вот именно!.. Раньше-то говно не пускали! Не было хода говну… Перекрыты были для говна все пути! Извне и изнутри! Всё было в рамках, – пенсионер рубанул ребром ладони по воздуху. – А вот пустили тонкую струйку в восемьдесят пятом – и вон чего из этого вышло! Говно вышло из берегов и всё затопило!.. Вот вы, я вижу, человек с мозгом… Вот скажите мне тогда: нравится вам сейчас жить?..

• Предыдущая
• 50/147
• Следующая