Анна, где ты? - Вентворт Патриция - Страница 48

• Предыдущая
• 48/49
• Следующая

— Да, мне тоже так кажется. Я навещала ее. Она очень несчастна.

Фрэнк наклонился к ней.

— Многоуважаемая наставница, вы ведь все-все знаете… Не скажете ли вы, как по меньшей мере две женщины могли влюбиться в эту ничтожную крысу? Сдается мне, мисс Гвинет тоже к нему неравнодушна?

— Сейчас нет, — сказала мисс Силвер. — Она слишком потрясена его вероломством. Что же касается Анны и Ми ранды, то не счесть примеров, когда преступники умели вызвать пылкое чувство. Их жертвами, как правило, становятся одинокие женщины, которым не удалось обрести родственную душу. Сколько трагедий удалось бы избежать, если бы эти люди понимали, что их жажда несет в себе крушение. Если бы у этих женщин была потребность давать, а не только получать, им удалось бы познать истинную дружбу и привязанность и они не становились бы добычей авантюристов, играющих на их тщеславии.

Фрэнк почтительно слушал. В иные моменты его не слишком восхищали, как он это называл, нравоучения Моди, но под видимостью насмешки всегда таилось истинное уважение. Потому что Моди сама была Примером. Она не просто проповедовала — она так жила. Начав свою карьеру гувернанткой без гроша за душой и без каких-либо перспектив на будущее, целиком зависящая от прихотей нанимателя и вынужденная терпеть грозное недоброжелательство домашней прислуги, мисс Силвер умудрилась добиться независимости, найти свой путь, и со временем обрела обширный круг преданных, любящих друзей. Она многого достигла, исключительно благодаря своему уму, храбрости и обостренному чувству долга. Она прежде думала о других, а потом уже о себе, она искала справедливости, любила делать добро и смиренно следовала тому, что называла Провидением. Она получала вознаграждение не потому, что его добивалась, а потому, что честно его зарабатывала. Он улыбнулся ей и сказал:

— Миранда переживет. Она поразила меня недюжинным здравомыслием. Она согласилась в угоду Августусу изобразить фальшивый транс, но ни за что не ввязалась бы в изготовление фальшивых денег, а эти убийства в банках потрясли ее до глубины души.

Мисс Силвер продолжала мирно вязать. Она сказала:

— Мистер и миссис Верней хотят вернуться в Вишмир. На их счастье, дом их не был продан, а только сдан в аренду. Она говорила мне, что не перенесла бы потерю дома, в котором родились все ее дети. Как выяснилось, жильцы решили перебраться в Лондон, туда в любой момент можно теперь вернуться. Мистер Верней очень к ней внимателен. Ей нужны забота и участие, и он наконец это понял. Дети уже его обожают, Дженнифер просто не узнать. Сестры Тремлет тоже хотят вернуться в Вишмир, и надеюсь, это им удастся. Здесь им живется довольно тоскливо. Мисс Элейн скучает по урокам народных танцев, и обе мечтают увидеться с друзьями. У них есть возможность поселиться в более просторном коттедже, я думаю, они так и сделают.

— А Томазина Эллиот? — спросил Фрэнк. — Знаете, мне жалко Томазину. Ввязалась в драку и получила по зубам, чего совсем не ожидала.

Мисс Силвер звякнула спицами.

— Она действовала из самых похвальных побуждений.

Фрэнк вскинул брови.

— Я понимаю. Но ведь было очевидно, что добром это не кончится. Разберем все по порядку. Вместо того чтобы мирно сидеть в городе, как мы оба ей советовали, принимать ухаживания перспективного офицера полиции, ходить с ним в рестораны, кружить ему голову, она с жаром кидается в опаснейшую авантюру. И вот пожалуйста: сплошные убийства, сама еле уносит ноги, а закончит, видимо, тем, что выйдет замуж за этого лопуха Брэндона!

Мисс Силвер благодушно улыбнулась.

— Они очень друг другу подходят, — сказала она.

Томазина была глубоко несчастна. Ей хотелось оказаться за четыреста миль от Дип-Энда. Иными словами, покинув Шотландию, она мечтала похоронить себя в Лондоне, вдали от всех своих давних знакомых. Особенно ей не хотелось видеть Питера. Он ведь говорил ей, и все остальные говорили, что она вляпается в передрягу, если все-таки поедет в Дип-Энд, и теперь ничто не мешает им всем и, разумеется, Питеру, сказать: «Говорил тебе!» Некоторые, может, и промолчат, потому что у них доброе сердце. Но вот у Питера оно как раз не доброе. Он не просто скажет: «Я тебе говорил», он будет теперь это повторять всю жизнь, а она этого не вынесет. Ну, вынесет или нет, все равно пока приходилось торчать в Дип-Энде — до окончания дознания по делу об убийстве Крэддока. Теперь осталось потерпеть дня два. После ее отпустят домой, но придется еще приехать на суд давать показания.

Эта мысль приводила ее в ужас. Августуса Ремингтона будут судить за ограбления банков и убийство Крэддока, а Анну Бол — как его соучастницу. Убийцы, конечно, не Должны разгуливать на свободе, но если ты знал этих людей до того, как они стали убийцами, они остаются для тебя людьми. Единственное, что утешало Томазину, это то, что она сможет оплатить лучшего адвоката, и, возможно, ему удастся доказать, что Анна невменяема. Потому что так оно и есть. Только сумасшедший мог говорить то, что Анна говорила в гараже, а если она сумасшедшая, ее не повесят. От этого слова Томазину передернуло.

Сестры Тремлет были озабочены. Исчез яркий румянец, которым они так восхищались. Их дорогая Ина вставала по утрам бледная, с опухшими глазами; они были уверены, что она не спит ночью. Когда за завтраком мисс Гвинет соблазняла ее булочками, а мисс Элейн — мармеладом, она отказывалась.

— Разумеется, чашки пустого чаю недостаточно, чтобы подкрепиться, даже если у тебя будет хороший ленч, а она и днем не хочет есть, говорит, чтобы ей не клали так много, и загораживает тарелку вилкой. Мы очень расстроены, мистер Брэндон. — Гвинет прикусила язык, увидев лицо Питера: он выглядел так, будто тоже не может смотреть ни на какие булочки.

— Мы очень расстроены, — повторила за ней Элейн.

— Но она не захочет вас видеть, — сказала Гвинет. — Бесполезно, она откажется.

— Она заперла дверь, — подала голос Элейн.

Они сидели рядышком, обе в своих самых скромных платьях, Отсутствие всяких бус должно было показать почтительное отношение ко всем этим трагическим перипетиям, Они устремили на Питера скорбные глаза, но ничем не могли ему помочь. Томазина заперлась в своей комнате и выходить не собиралась.

Так продолжалось три дня.

На четвертый день было намечено дознание. Сразу после него Томазина должна была уехать в Лондон, чтобы пойти к поверенному и посоветоваться насчет адвоката для Анны.

Вечером третьего дня Питер пошел на разведку и убедился, что в окне Томазины горит свет. Он без звонка вторгся в дом, тихо, как вор, прокрался по лестнице и вошел к Томазине как раз в тот момент, когда она переодевалась к ужину. Серое шерстяное платье полностью закрывало голову, и она не знала, почему отворилась и снова захлопнулась дверь. Платье было чудесное — теплое и вполне удобное, но пролезть в него — чистая мука, она всегда в нем застревала. Так и сейчас она извивалась, пролезая в платье, как вдруг его с обеих сторон дернули вниз сильные руки, и голова проскочила в ворот.

Напоследок Питер одернул подол. Отступив на шаг, он ворчливо воскликнул:

— Не понимаю, зачем женщины носят такие несуразные вещи!

Сквозь болезненный холод, не отпускавший Томазину, вдруг прорвалась легкая теплота. Теплота была порождена злостью — по крайней мере, Томазине так казалось, — но все равно это было лучше, чем холод и эта ненормальная пустота. Она услышала себя:

— Почему это несуразные?! У нас, во всяком случае, не столько пуговиц и всяких мелких штучек! — Она спохватилась: — Убирайся отсюда!

Он подошел к двери и подпер ее своей спиной.

— И не подумаю!

— Питер!

— Ни слова! Я прихожу сюда по три раза на дню, а ты не желаешь меня видеть. Она не желает меня видеть! В жизни не слышал подобной ерунды. Не знаю, сколько еще ты собиралась издеваться, но с меня хватит! Сейчас ты меня увидела и будешь видеть до тех пор, пока мы все не выясним.

• Предыдущая
• 48/49
• Следующая