Ночь над прерией - Вельскопф-Генрих Лизелотта - Страница 23

• Предыдущая
• 23/114
• Следующая

В субботнее утро все поднялись рано, хотя этот день при пятидневной неделе был выходной и никто на работу не шел. Но Элк любил спокойно побыть с семьей перед богослужением, которое совершал в маленькой деревянной церкви для бедных. Джо принес с собой завтрак, и у жены Элка эта забота отпала. Все уселись на топчанах у стола и поели. Здесь никого не смущало, если на столе не было ничего, кроме черного хлеба. Свое жалованье Элк делил с безработными, которые не получали никакого пособия.

Джо, конечно, знал, что от него хотят услышать, и начал рассказывать:

— Кое-что идет не так, как я предполагал. Я хотел участвовать в борьбе с быком, за это я сделал взнос, а также и за ловлю телят в команде. Но у них не приехал бронк-рейтар20. И у них есть хорошие лошади, сильные, гибкие, обученные многим штукам. Одна — настоящий дьявол. Жаль упускать такую возможность… очень жаль. Но бронк и борьба с быком в один день — это и более крепкому мужчине слишком много, а я уже год как не тренировался. И от ловли бычков я не могу отказаться, — это огорчит Рассела. Правда, какая это работа — накинуть лассо на заднюю ногу беспомощного животного…

— Так за чем же тогда дело? — поинтересовался Элк.

— За деньгами. Они не возвращают мне взнос за борьбу с быком, и как будет обстоять со взносом за бронка, они тоже не знают. Взнос сделан, но наездник, который собирался приехать, свалился на родео в Кардстоне и серьезно повредил позвоночник… Он останется калекой. Его взнос пропал. Они могли бы дать мне заезд вместо него, но не хотят. Делаши!

— Тогда ты оставь только это.

— Если бы не так чертовски заманчиво все же совершить заезд… Моя лошадь еще не готова, поэтому я не сделал заявки… но Пегий — черт… и за бронк назначены самые высокие призы.

— Ты еще молод, Джо, и сколько у тебя впереди родео. Брось это.

— Ты прав, Элк, но я бы с удовольствием проскакал на пегом черте.

Снаружи у автомобиля поднялся шум.

Пришла старшая сестра Джо со своими пятью детьми в возрасте от одного до восьми лет. У нее не было своего автомобиля, и поэтому она должна была ехать вместе с Кингом. Так как Тачина и Джо были очень худые, они, хотя и с трудом, втиснулись втроем на сиденье, годовалого мальчика положили на узкую полочку позади сиденья. Два мальчика — четырех и пяти лет — устроились в открытом багажнике. Старшая, восьмилетняя девочка, проявила благоразумие и осталась с двухлетней сестренкой, чтобы отправиться вслед с семейством Элка. Элк питался кое-как, но старый автомобиль у него был, ведь без него он не смог бы добираться до работы. Полная детьми машина Кинга не вызывала удивления. Индейские авто бывали большею частью наполнены под самую крышу, а без крыши получалось еще лучше. Стоунхорн вел машину осторожно. В этой поездке Квини впервые встретилась со своей невесткой, которую она сначала посчитала за вдову. Но тут же из разговора она узнала, что ее безработный муж оставил город, чтобы жена хотя бы получала пособие от отдела социального обеспечения. Одета сестра Джо была ярко, но, несмотря на это, выглядела вполне добропорядочной женщиной. На своего брата с его длинным черепом, она, круглолицая, была мало похожа, а все превратности жизни, кажется, переносила легче, чем он. У детей с Джо, по-видимому, было полное взаимопонимание. Квини невольно представила себе, как в будущем году Стоунхорн будет играть со своим собственным ребенком.

Стоунхорн первым прибыл к месту родео. Он поставил машину недалеко от въезда на стоянку так, чтобы ему не могли помешать выехать. С возвышенного места родео хорошо обозревалось. На ровном лугу было устроено то, что можно было назвать ареной. Полукружие белого ограждения, не дающее вырваться лошадям, было не везде одинаково высоким. Лошади на родео были не скаковые, а не отличающиеся особыми уловками дикие лошади. По правую руку, с восточной, узкой стороны вытянутой площадки состязания, находился загон для скота и телят; по левую — выход для участников, отсюда должен был появиться и бронк с его хитростями в борьбе-состязании с наездником. Автомобильные гонки в программу не входили: этот номер был принадлежностью больших родео. А тут не позаботились даже о конюшнях, и участники должны были сами устраивать своих лошадей или находить кого-нибудь, кто бы им помог это сделать.

Джо отдал ключ от машины своей сестре и распорядился, чтобы Маргарет никого постороннего к ней не допускала. Он надеялся, что потом сменит ее.

Джо и Квини пошли затем пологим луговым склоном вниз к ограде. По другую сторону арены находились трибуны, и Джо дал своей жене входной билет, по которому она, если бы захотела, могла занять место на трибуне. У подножия трибуны находился помост для оркестра.

Появились уже и другие автомобили. Многие семьи собирались провести здесь весь день и захватили с собой еду. Были на месте среди своих ларьков и торгаши, они уже готовили товары и кассы. Здесь были холодные жареные куры, чипсы, гамбургеры, горячие сосиски, кофе, кока-кола, фруктовые соки и минеральная вода, ну и, конечно, жевательная резинка, шоколад и сигареты. Зато спиртного было незаметно. Первые дети с центами в руках толпились у ларьков и покупали мороженое на палочках.

Три девочки радостно сбежали по склону вниз и набросились на Квини. Это были ее маленькие сестры. Они повисли на ней, и их было не так-то легко стряхнуть. С удивлением и с большим уважением они смотрели на Джо, который собирался принять участие в состязаниях. Сам еще задорный, как ребенок, он подбросил младшую в воздух и снова поймал, а потом — трехлетнюю, которая первая преодолела смущение.

— Разок, еще разок! — прикрикивал он при этом.

Потом они повстречали семейство Бут. Айзек Бут приветствовал Стоунхорна, как ранчеро своего удачливого ковбоя или как зажиточный крестьянин своего усердного меньшого соседа. Римский император не мог бы быть благосклоннее к гладиатору с шансом на победу. Мамаша Бут смущенно улыбнулась и поинтересовалась маленькими сестрами Халкетт.

Джо решил, что пора идти, к менеджеру, чтобы выяснить, как же теперь строится программа. Мэри, дочь ранчеро с мускулистыми руками и трезвым разумом, с детской непосредственностью пустилась в откровения.

— Представь себе, — обратилась она к Квини, — Гарольд-то объявился. Он думает, конечно, нас всех тут удивить. Люди говорят, подцепил заплывшую жиром белобрысую фурию лет за сорок, прошедшую и огонь, и воду. Только мне этого и недоставало. Но зато автомобиль у нее, говорят, роскошнейший.

— Мэри, и тебе не стыдно повторять всякую чепуху про бездельника и лентяя! — сердито сдвинув брови, пробурчал Айзек Бут.

— Как это так? Да это я о Миллер. (Миллер заправляла самой большой бензоколонкой в Нью-Сити. ) У нее, наверное, не только автомобиль, но еще и деньги, что не всегда бывает вместе. Может быть, она белая, а может быть, метиска. Может быть, она собирается выйти за него замуж, а может быть, и нет.

— Не приучайся к болтовне, мать твоя избавилась от этого порока.

Айзек Бут повернулся, чтобы уйти и пресечь в корне то, что в его глазах могло только компрометировать в высшей степени почтенное семейство.

Квини усмехнулась вслед троим. Она почувствовала облегчение и принялась возиться со своими маленькими сестрами. Наверху, на склоне, она заметила также отца и мать, и у нее появилась уверенность, что она может поприветствовать родителей.

— Так, так, молодая дама в одиночестве? — услышала Квини позади себя низкий ворчливый голос.

Она опустила глаза и продолжала играть с детьми, как будто бы не поняла, что обращаются к ней. Но рослый, крепкий мужчина на этом не успокоился.

Он подошел к детям, которые посмотрели на него с удивлением и легким испугом, потому что лицо его было обезображено сломанным носом и зарубцевавшимся рваным веком. Но когда он достал из кармана пакетик земляных орехов и дети, не остановленные Квини, приняли их, робость у них пропала.

Квини мобилизовала все свое внимание, как бы между прочим, незаметно рассматривая этого мужчину. На нем была соломенная ковбойская шляпа и розовый галстук в синюю полоску. У него совершенно отсутствовал вкус, и самоуверенность его была наивна. Квини почувствовала еще, что этот человек не только боится удара по больным почкам, но еще и как-то душевно ущербен. Она, правда, не могла пока сказать как. Он выделялся ростом, этот неудавшийся мастер мирового класса. Он не с младых ногтей стал гангстером, озлобление направило его на этот путь. Наверняка он мог быть хорошим организатором, как говорил Стоунхорн, и наверняка ему больше подходит боксерский удар и автоматический пистолет, чем стилет или кольт. Он был человеком силы, и Квини могла бы поверить, что он способен на любую грубость, но не на садизм.

• Предыдущая
• 23/114
• Следующая