Возвышенное и земное - Вейс Дэвид - Страница 33
- Предыдущая
- 33/187
- Следующая
– Это клавесин ее величества. Королева получила его в приданое. Она искусная музыкантша. Ее учитель Иоганн Кристиан Бах говорит, что лучшей ученицы у него не было.
Видно, Бах не очень-то строгий судья, решил Вольфганг во время игры. Королева не шла ни в какое сравнение с Наннерль. Посредине сонаты Генделя ему пришлось остановиться и переставить ее пальцы. Папа встревожился, а король вспыхнул, с трудом сдерживая гнев.
Но королева сказала:
– Мальчуган прав. – И король успокоился. Немного погодя Вольфганг заметил королеве, что она спешит, и она кивнула в знак согласия, замедлила темп, и, к ее великому удовольствию, они дружно закончили сонату. Король радостно аплодировал и снова заявил:
– Королева – прекрасная музыкантша!
Никто не возразил королю, хотя на мгновение Леопольд испугался за Вольфганга – мальчик нахмурился, что было явным признаком несогласия.
– А теперь, господин Моцарт, – сказал король, – королева споет нам арию, и я прошу вашего сына аккомпанировать ей на клавесине.
Королева выбрала арию Кристиана Баха, и Вольфганг подумал: «Надо надеяться, поет она лучше, чем играет». Но его надежды не сбылись – пела королева еще хуже, чем играла. У нее был совсем слабенький, невыразительный голос, она не умела держаться, и Вольфганг решил: будь она профессиональной певицей, ее прогнали бы после первого же выступления. Но музыка Баха восхитила его. Ария была мелодична и удивительно грациозна. Георг, вне себя от восторга, выкрикивал:
– Чудесно! Какое изумительное исполнение!
Все присоединились к аплодисментам; никто не осмеливался сомневаться в правильности суждений короля.
Довольный, что публика по достоинству оцепила пение королевы, Георг сказал:
– Господин Моцарт, я читал в журнале «Литературная корреспонденция», что ваша игра на органе – нечто доселе неслыханное. Это правда?
Вольфганг пожал плечами. Он играл на органе так, как следовало играть.
– Вы могли бы сыграть Генделя? Вольфганг кивнул.
– Отлично! А потом наступит черед импровизации.
Но когда пришло время импровизировать, Вольфганг заволновался. Ему нравилась органная музыка Генделя, торжественная и величественная, но веселая, жизнерадостная ария Кристиана Баха пришлась по душе куда больше. Словно под воздействием неведомой силы, он в своей импровизации незаметно перешел от Генделя к Баху. Король отбивал такт свернутыми в трубку нотами, и никто не решался сказать ему, что он давно сбился с такта, а когда один из маленьких пажей задремал, он теми же нотами стукнул его но пудреной головке. Вольфганг и хотел бы вернуться к Генделю, но не мог сопротивляться нежной, завораживающей мелодии Баха. Сначала на лице Папы появилось изумление, а затем беспокойство; Наннерль усмехалась, очевидно, принимая все это за шутку; но больше никто – даже сама королева – не заметил разницы. И вдруг Вольфганг увидел стоявшего в дверях высокого, красивого человека, одетого по последней моде, который слушал его с таким напряженным вниманием, что Вольфганг мгновенно догадался: это, конечно, сам Иоганн Кристиан Бах. Теперь Вольфганг думал лишь о том, как бы угодить композитору, музыка которого так ему понравилась. К концу импровизации он и думать забыл о Генделе.
Король энергично закивал в знак одобрения и объявил:
– Нет, превзойти Генделя невозможно. Среди композиторов он не знает себе равного. Сомневаться могут лишь глупцы и невежды. Верно, Бах?
– Вы совершенно правы, ваше величество, – подтвердил Бах.
– Вам понравилось, как мальчик играл Генделя?
– Он прекрасный органист, ваше величество.
– Гримм прав. Импровизируя на тему Генделя, он не сделал ни единой ошибки.
Папа, возблагодаривший судьбу за то, что никто, кроме Баха, – пронеси господи! – не заметил самовольства Вольфганга, сказал:
– Мы ваши покорнейшие слуги, ваше величество.
– Ваше величество, позвольте мальчику сыграть сонату вместе со мной, – попросил Бах.
– Прямо с листа? – с сомнением спросил король.
– Я уверен, он справится. Если разрешит ваше величество.
Вольфганг не удержался.
– Я очень прошу вас, ваше величество, очень! – воскликнул он.
– Но ты слишком мал, чтобы играть с таким замечательным музыкантом.
– Я постараюсь, ваше величество.
. Бах посадил мальчика к себе на колени и сыграл несколько тактов, Вольфганг продолжил, и так, играя поочередно, они исполнили всю вещь до конца, ни разу не сбившись, не потеряв ни одной ноты: казалось, сонату исполнял один человек.
Кристиан Бах и словом не обмолвился, что Вольфганг использовал для импровизации тему его арии, а вовсе не сонату Генделя, он напомнил об этом, лишь когда отец с сыном пришли к нему в студию. Бах расценил это как комплимент себе, а не как шутку над королем и сказал Леопольду:
– Я буду рад представить ваших детей лондонским ценителям музыки.
Вольфгангу очень понравился рабочий кабинет Баха, обставленный в стиле версальских гостиных и выходивший окнами на Грин-Парк. В нем стояли клавикорды, клавесин, орган и фортепьяно; и еще, не в пример другим музыкантам, отметил Вольфганг, Бах даже дома одевался богато и изысканно.
Леопольду не слишком нравилось увлечение его сына Бахом! По никуда не денешься, этот композитор, исполнитель и учитель музыки королевы, хорошо знал музыкальный мир Лондона и пользовался здесь большой известностью.
И к тому же Бах происходил из знаменитой семьи. Кристиан Бах принадлежал к шестому по счету поколению музыкантов. Его отец, старый Иоганн Себастьян Бах, хоть и был всего лишь церковным учителем пения и к тому же лютеранином, считался прекрасным музыкантом и был отцом нескольких блестяще одаренных в музыкальном отношении сыновей. Но с ним Леопольд никогда не встречался, ибо невидимая стена разделяла лютеранскую и католическую Германию. И хотя музыка старого Себастьяна Баха, умершего четырнадцать лет назад, была написана для лютеранских богослужений и никогда не исполнялась в католическом Зальцбурге или в Вене, произведения тех его сыновей, которые пользовались наибольшей известностью, Леопольд знал. Он давал Вольфгангу играть сонаты Карла Филиппа Эммануила и вощи для органа старшего сына Вильгельма Фридемана.
Но больше всего говорили о Кристиане Бахе, младшем из одиннадцати сыновой старого Себастьяна; он уехал из Германии в Италию, чтобы стать учеником прославленного итальянского педагога, падре Мартини, и впоследствии принял католичество, чтобы его оперы могли исполняться в Италии. Теперь, после смерти Генделя, Кристиан Бах был самым известным музыкантом в протестантской Англии, хотя и оставался католиком.
«Значит, в Лондоне предпочитают немецкую музыку?» – подумал Леопольд.
– Господин Моцарт, в Англии не существует сейчас английской музыки, – словно угадав его мысли, сказал Бах, – только итальянская и немецкая, Пуччинни и Гендель.
– И Кристиан Бах, – сказал Леопольд и про себя добавил: «Который взял понемногу и от того и от другого».
– Благодарю вас, но следует помнить, что счастье изменчиво.
– Поверьте, я никогда об этом не забываю.
Леопольд внимательно разглядывал дорогой наряд Баха, его полное лицо, в котором привлекали проницательные глаза и высокий лоб, и думал, искренне ли он заинтересовался Вольфгангом.
Тем временем Вольфганг разглядывал фортепьяно. Он уже видел несколько подобных инструментов и даже играл на них, во фортепьяно Баха казалось лучше других, и мальчику не терпелось его попробовать. Вольфганг просительно взглянул на Баха, и тот сказал:
– Если тебе позволит отец.
– Я давал Вольфгангу играть сонаты вашего брата Карла Филиппа Эммануила, – сказал Леопольд. – На мой взгляд, они удивительно ярки и мелодичны, но ведь предназначены они для исполнения на клавесине. А те немногие произведения вашего отца, с которыми я имел возможность познакомиться, написаны исключительно для органа.
– Мой отец был несколько старомоден, особенно когда дело касалось фортепьяно, но я убежден, что этому инструменту принадлежит будущее.
- Предыдущая
- 33/187
- Следующая